Гарри чуть не закашлял от такого сравнения. Он, конечно, немного поменял своё отношение к профессору зельеварения, но быть сыном того ему точно не хотелось.

— Мне пора, Гарри. А ты давай, не подведи. И чтобы первенца в честь меня назвали! Друзья… — комнату заполнил звенящий мужской смех, изображение стало более расплывчатым, а потом и вовсе исчезло.

— Бродяга! Бродяга, вернись! — Гарри закрыл лицо руками и зарыдал. В нём будто прорвалась какая-то плотина, сдерживающая внутри чувства. — Вернись ко мне!

Но шар оставался прозрачен, а в помещении, кроме Гарри, так никого и не было. Неужели это всё лишь галлюцинация?! И не было никакого Сириуса, и никто с ним не разговаривал… Может, у него просто мозги набекрень, после этой войны? Но слова крестного не выходили из головы.

Он и Гермиона! Джеймс и Лили! Неужели они и вправду так похожи?

Немного успокоившись, Гарри вышел на улицу. Вероятно, он пробыл внутри чуть дольше Лаванды, так как друзья уже разбрелись, и никто не ждал его у шатра. Джинни с Парвати покупали какие-то сладости у соседней палатки. Рон и Симус сражались на странных светящихся палках. Наверное, это тоже был своеобразный аттракцион приезжих артистов. Но сейчас Гарри интересовал один единственный человек, и он усиленно искал её взглядом, пока не увидел в компании местных детишек на противоположной стороне улицы. Она моментально перехватила его взгляд и помахала рукой, призывая к себе. Гарри шагнул вперед. Ещё шаг… и ещё…

«Только не говори, что ты ещё не сделал ей предложение. Смотри, уведут девчонку».

«Никто никогда не будет тебя любить так, как Гермиона».

«Горишь рядом с ней, а как нет рядом, твоей Гермионы, так тухнешь…»

«Если бы твой отец рассуждал как ты, то Лили бы вышла замуж за Снейпа».

Он шёл вперед, а сердце радостно трепетало, словно сбросив с себя железный обруч, сдавливающий его до этого.

Гермиона, нарушившая все правила, чтобы спасти Сириуса.

Гермиона, единственная не усомнившаяся в нём во время Турнира Трёх волшебников.

Гермиона, проводившая сутки в библиотеке, решая его проблемы.

Гермиона, отказавшаяся от родителей и отправившаяся с ним за крестражами.

Гермиона, постоянно рискующая ради него жизнью, понимающая его без слов…

О, Мерлин!

«Ты очень холоден Гарри. Либо ты просто не умеешь любить, либо я не та женщина, которая может разжечь твой огонь», — сказала ему Джинни при расставании. И была права. И он поверил. Только из двух вариантов, поверил в неправильный.

«Я уверена, что ты умеешь любить, Гарри! Ты самый лучший человек, из всех, которых я когда-либо знала».

До подруги оставалось порядка пяти шагов, и Гарри уже отчетливо видел, как она улыбается. Мог разглядеть снежинки в волосах и покрасневшие от мороза щёки, искры в тёплых шоколадных глазах и манящие губы…

Шаг… Сердце, казалось, застучало ещё сильнее…

Второй… Чёрт, кажется у него начали потеть ладони…

Третий… Гриффиндорская храбрость ещё гнала вперед, а по позвоночнику бежал леденящий страх.

Четвёртый… И вот она совсем близко, приоткрывает рот, желая что-то спросить, но Гарри не даёт этого сделать и делает последний шаг, нарушая все личные границы, притягивая её к себе…

Гарри сам не понимает, откуда в нём взялось столько смелости и решительности. Слова Сириуса проникли в мозг, а затем, казалось — в кровь, разбежались по венам, протиснулись в каждую клетку…

— Гермиона, — выдыхает он, любуясь её лицом. — Я люблю тебя.

Карие глаза округляются. И в них Гарри видит целый спектр эмоций: смятение, удивление, надежда…

— Ты выйдешь за меня? — и не в силах больше говорить и дожидаться ответа, он касается её губ. Мягких, податливых, не оказывающих сопротивления. Ему кажется, что даже через все слои одежды он слышит стук её сердца, звучащий в унисон с его собственным. И когда спустя какое-то время её нежные руки скользнули по его плечам и зарылись в волосы, а девичье тело прильнуло к нему ещё сильнее, Гарри понял, что знает ответ. Он уже не сомневался в пророчестве Сириуса, и оно было куда приятнее, чем у Трелони.