Выражение его лица остановило меня.

Тогда это случилось в первый раз. И я запомнила тот момент до самой смерти. Будто я щелкнула выключателем. Мой любящий муж, который постоянно говорил, что обожает меня, счастлив быть со мной, любит меня до смерти, превратился в кого-то, кого я никогда не видела. Он сердито смотрел на меня, и его глаза изменили цвет с бледно-зеленого на абсолютно черный.

– Ты унижаешь меня, – произнес он. – Вместо того, чтобы принять мой подарок, ты пихаешь его мне в глотку. Ты хоть представляешь, как сильно это меня обижает? – Его лицо потемнело и исказилось. Он сделал шаг ко мне. Я видела, как напряглись его плечи, руки сжались в кулаки, но больше всего напугали меня его черные глаза.

– Гриффин, – сказала я, запаниковав и откинувшись назад, потому что подумала, что он собирается меня ударить. И тут оно случилось: мое первое извинение. Искреннее на тот момент.

– Мне так жаль, если я сказала что-то не так. Я не хотела тебя обидеть.

– Но ты причинила мне боль.

Мои глаза наполнились слезами, потому что я была напугана и потому что определенно задела Гриффина за живое. Я всегда считала его жестким человеком из-за той работы, которую он выполнял. Он был чутким по отношению ко мне, к жертвам преступлений, чьи дела вел, но я никогда бы не подумала, что он такой ранимый. Обидчивый.

– Прости меня, – прошептала я снова.

– Я не хочу тебя бить, – произнес он. – И поэтому нужно, чтобы ты убралась с моих глаз. Либо я ухожу, либо ты. Сама выбирай. Мне нужно побыть одному.

Я превратилась в ледяную скульптуру, застывшую в шоке. Не дожидаясь моего ответа, он вышел из дома. Услышав, как завелась и уехала машина, я вообще была ошарашена. И до смерти напугана.

Я не могла перестать вспоминать его сверкающие яростью черные глаза. Как зеленые глаза могли превратиться в черные? Было ли это игрой моего воображения? Или игрой утреннего света? Я только что стала свидетелем того, как мой муж превратился в чудовище.

Но чем дольше его не было дома в тот день, тем больше мои эмоции менялись. Я сказала себе, что, должно быть, ошиблась. Глаза не могут менять цвет – мне показалось. И правильно ли я его расслышала? Гриффин никогда не стал бы мне угрожать. Только не этот человек, которого я так долго любила.

Я поймала себя на том, что думаю о его словах, о том, что причинила ему боль. Интересно, что мне можно было бы сказать по-другому? Была ли причина в моем тоне? Я посмотрела на планы кухни. Гриффин хотел удивить меня, думал, что приведет меня в восторг. Я начала убеждать себя: это неудивительно, что моя реакция обидела его. Я не оценила подарок, отвергла его усилия, проявила неблагодарность за то, что он хотел потратить столько денег на кухню, чтобы сделать меня счастливой.

Когда он вернулся, то был прежним самим собой. Принес мне букет подсолнухов с фермы Грей Гейблз, обнял меня и поцеловал. Я задрожала от облегчения при его прикосновении, при виде его зеленых глаз. Он откинул голову назад и улыбнулся.

– Я никогда не хотела причинить тебе боль, – сказала я.

– Да, охотно верю, – ответил он. – Знаю, что ты не специально.

– Если хочешь сделать новую кухню, хорошо. Здорово, – согласилась я.

– Клэр, это так много для меня значит. Я тебя обожаю.

– Я тоже тебя люблю, – отозвалась я, и он повел меня наверх, в нашу спальню с окнами во всю стену, выходящими на море.

Я с полной уверенностью говорила себе, что не принадлежу к тому типу женщин, которые подвергаются домашнему насилию, как будто такой вообще не существовал. Я была сильной, могла позаботиться о себе и могла справиться с болью других и выдержать ее за них. Но насилие имеет накопительный характер, хотя на первый взгляд может показаться, что оно происходит внезапно. Я была похожа на омара в кастрюле с холодной водой, температура которой понемногу повышалась, прежде чем я поняла, что мне грозит опасность. Каждое извинение, принесенное Гриффину, уничтожало кусочек моей души, приближало меня к тому, чтобы быть сваренной заживо, потому что я понемногу теряла себя. Снова. И снова.

Получилось так, что Гриффин очень тесно сотрудничал с Салли Бенсон, чтобы создать кухню, которая у нас сейчас была. Многие посчитали бы ее красивой. Ее представили в журнале «Элитное побережье». Но как бы Гриффин ни хотел, чтобы я полюбила эту кухню, у меня это не получалось. В ней были белый мрамор, белая плитка, белые стеновые панели, кухонные принадлежности из нержавеющей стали и кухонная посуда, достойная профессионального шеф-повара. Каждая поверхность отличалась гладкостью и стерильностью. И она напоминала мне о том дне, когда я впервые увидела, как его глаза стали черными.

Самое смешное, несмотря на то, что цветовую гамму, которую Салли выбрала для нашей кухни, я считала очень холодной, сама Салли была душевным человеком. Когда она закончила проект и приехала, чтобы завезти букет белых цветов, она радостно улыбнулась мне и обняла меня.

– С тобой было чудесно работать, – сказала она.

– Правда? Меня здесь почти не было. За всем следил Гриффин.

– Ах, Клэр. Ты – потрясающая художница, и я переживала, что не оправдаю твоих ожиданий. Но Гриффин сказал мне, что каждый раз после моего ухода ты проверяла, как идут дела, и тебе нравилась проделанная работа. Меня это очень вдохновляло.

– Я рада, – сказала я, хотя главным образом я держалась в стороне, потому что мне было трудно хвалить помещение, в котором я не могла представить себя живущей.

– Он такой милый, и так тебя любит. Это ей-богу очень трогает меня. Я бываю во многих домах и вижу много браков. Клэр, ваш брак вдохновляет.

Я не могла ничего на это ответить. Я была замужем за Гриффином только два месяца, и уже подумывала о том, чтобы уйти. Эта постоянная борьба, управляемая его настроением. Когда он бывал любящим, я верила, что именно это – настоящий Гриффин, и все между нами наладится. Но, когда он злился, я замыкалась в себе, впадала в депрессию. И задавалась вопросом – не это ли настоящий Гриффин? И часто в такие ночи мне снилась Эллен. Я еще не думала, что это он убил ее, но, если Гриффин обходился со мной подобным образом, возможно, он начал с нее.

– Меня смущало, что ты художница, – призналась Салли. – И не нужно говорить, что ты можешь добавить сюда цветовые штрихи, привнести своей индивидуальности, и кухня будет прекрасной!

– Спасибо, Салли, – поблагодарила я.

Несколько дней спустя Слоан и Эдвард Хоук пришли к нам на ужин, и то, как Гриффин восторженно хвастался кухней, казалось, очаровало Эдварда. Через неделю они подписали договор с Салли Бенсон. Когда работа была закончена, Хоуки пригласили всех соседей по Катамаунт-Блафф на коктейли – Уэйда и Леонору Локвуд, Нила и Абигейл Коффин, Гриффина и меня.

– Выпьем за Салли! – произнесла Слоан.

– Дэн определенно удачно женился, – засмеялся Нил.

– Это точно, черт побери, – согласился Уэйд. – Никогда бы не подумал, что он найдет себе такую девушку.

Я заметила, как Леонора бросила на Уэйда острый взгляд, и мне стало интересно, что бы это значило.

– Ну, она проделала замечательную работу, и мы счастливы, – сказал Эдвард, обнимая Слоан, и мы все подняли бокалы.

Я поймала себя на том, что думала об этом тосте за Салли, пока резала дыню на завтрак Гриффину после нашей неприятной утренней встречи на пляже. Я воспользовалась дорогим французским ножом для очистки овощей и фруктов из набора, который выбрала Салли, потому что считала, что темный деревянный блок создаст потрясающий контраст белой мраморной столешнице.

– Есть какие-нибудь статьи о судебном процессе? – спросила я Гриффина. Он все еще сидел за столом и читал газету.

– Конечно, – ответил он. – Это усложнит отбор присяжных. Не знаю, кто сливает информацию о том, какие у нас есть доказательства, но кто-то определенно это делает. Вот тут:

«Анонимный источник заявляет, что у нас есть нижнее белье учениц с ДНК Джексона на нем».

– Это очень плохо, – сказала я.