— Знаю, что гад, — не стал я спорить.

— Руку отпусти! Я тебе еще разок в морду врежу!

— А за что? — удивился я.

— За то, сволочь, что я перед чужими мужиками титьками трясла, как последняя…

Девушка не сказала, кто именно, но и так понятно. А и на самом-то деле, на хрена было заставлять Татьяну надевать халат на голове тело? Мне-то казалось, что так эффект воздействия станет больше.

Отпустив женщину, вытянул собственные руки по швам, склонил голову и вздохнул:

— Бей.

Я приготовился закрыть глаза, но вместо того, чтобы залепить мне новую оплеуху, Татьяна крепко меня обняла и поцеловала так яростно, что у меня опять посыпались искры из глаз.

Я пнул ногой по двери, надеясь, что Артур догадается не мешать нам хотя бы с полчасика.

Умница Артузов появился в кабинете лишь тогда, когда мы с Татьяной уже выглядели вполне респектабельно — одетые и с восстановленным дыханием. Девушка даже успела поправить прическу.

— Молодые люди, чаю хотите? — поинтересовался Артур, делая вид, что ничего не произошло.

Мы с Татьяной переглянулись. Она прыснула, а я подавил улыбку.

— Чай настоящий, из Китая, — уточнил Артур.

— А с чем чай? — поинтересовался я.

— С сухарями.

— И все? — разочарованно протянул я. — А где плюшки, где сахар?

— Да ты обнаглел, товарищ начальник губчека! Где я тебе сахар найду? — возмутился Артузов. Посмотрев на Татьяну, спросил: — Татьяна Михайловна, он всегда такой?

Спрашивается, откуда бы машинистке, работавшей у нас без году неделя, знать, каков ее начальник, но кокетливо поддакнула:

— Еще хуже. Требует, чтобы на завтрак сервировали веджвуд и чай пьет непременно с молоком.

— Ишь ты, — покрутил головой главный контрразведчик страны. — Товарищ Аксенов полюбил чай в английском стиле.

Этак, Артузов и на самом деле подумает, что я барствую. Но оправдываться не стану.

— Нет, Татьяна Михайловна ошибается, — возразил я. — Чай с молоком — это извращение. Я завтракаю исключительно черным кофе с рюмкой коньяка. Да, а еще с шоколадом.

— Точно, зажрался ты у себя в Архангельске, — хохотнул Артузов. — Тогда мы с Танечкой чай без тебя пить пойдем.

— Ну и идите без меня и чай с мармеладом трескайте, — хмыкнул я. — А я схожу, водички из бачка хлебну, вот и все.

— И пойдем, и будем трескать, а тебе не дадим, — хохотнул Артузов, подхватывая одной рукой Татьяну под локоток, а второй меня. — И останешься ты сидеть чаем непоеный.

— А я еще и Феликсу Эдмундовичу нажалуюсь — что Артузов плюшки зажал, — мстительно пообещал я.

— Жалуйся, — разрешил Артур, уже давясь от хохота. — Но тогда Председатель меня в Архангельск сошлет тебе в замы.

— Не-а, если ко мне в замы, то лучше не жаловаться. Такой зануда как ты душу вынет.

— А что, Артур Христианович тоже зануда? И даже большая зануда, чем Владимир Иванович? — заинтересовалась девушка. — А я-то считала, что самая большая зануда в чека мой начальник.

Артузов захрюкал от смеха, я тоже, и мы уже начали привлекать нездоровое внимание проходивших мимо чекистов, но Танечка, заняв позицию между двумя чекистскими начальниками, крепенько ухватила обоих под руки, слегка встряхнула нас, словно старшая сестра, ведущая с прогулки расшалившихся младших братьев.

Нам с Артуром стало неловко. Как-никак, мы люди серьезные, с положением, а здесь какая-то ерунда вызвала нервный смех. Но, как бы то ни было, мы пришли в кабинет особоуполномоченного Особого отдела ВЧК, и Артузов кинулся разжигать спиртовку. У него это отчего-то получалось плохо, и Татьяна Михайловна, посмотрев, как Главный контрразведчик страны мучается, вздохнула и, отобрав у Артура спички, поправила фитилек, зажгла. Взяв чайник, потрясла его.

— Вот так вот, приглашают гостей, а у самих воды нет, — хмыкнула девушка.

Артур засмущался, протянул руку, но Татьяна Михайловна, отстранила ее и вышла из кабинета вместе с чайником.

— Ватерклозет в конце коридора, — сообщил Артузов уже вдогонку, а потом чуть тише сказал: — Правда, там только мужской.

Я не стал ничего говорить, но у меня возникло смутное подозрение, что если в сортире окажутся мужики, то они о том горько пожалеют.

— Боевая у тебя подруга, — заметил Артузов, прислушиваясь к шагам. — Синячок-то не от ее ручки? С утра не было.

Зеркало, помнится, есть во встроенном шкафу. Точно, на левой стороне щеки начал наливаться фингал размером с копеечную монету. Замечу — не копейку РФ, или СССР, а царской России. Нет уж, валькирия — дева-воительница, не «падальщица».

— Скажу, что бандитская пуля рикошетом ударила, — решил я со вздохом.

— Лучше скажи, что о шкаф ударился, — посоветовал Главный контрразведчик. — Шел это ты, шел, а тут на тебя из-за угла шкаф напал. Вероломно напал! Так и скажи, что тебя Татьяна «приласкала», за то, что ты ее заставил принимать участие в сомнительной операции, или, — догадался Артузов, — за то, что ей в неглиже пришлось расхаживать?

Вот ведь, умный какой. Но других на его должности не держат.

— Между прочем, схлопотал по твоей вине, — вздохнул я. — Если бы не ты со своей «сывороткой правды», осталась бы моя морда чистенькой.

— Ну ничего себе! — возмутился Артур. — Он девушку заставляет в одном халате разгуливать, а виноват я?

— Ладно, уговорил. Мы с тобой оба виноваты. Скажи-ка лучше, ты с Коминтерном никак не связан?

— Тебя весь Коминтерн интересует или Наталья Андреевна? — поинтересовался Артузов. — Если переживаешь, что с синяком пред ее светлые очи предстанешь, то не волнуйся, она не увидит.

— В командировке? — как можно небрежнее спросил я, хотя у самого слегка сжалось сердце. Неужели дочку графа Комаровского уже отправили в Чехословакию?

— Ты газеты читаешь? — спросил Артур, но потом до него дошло: — А, так ты же в Архангельске, куда свежая «Правда» через три дня приходит.

— Как же, через три, — фыркнул я. — Она к нам иной раз по две недели идет. До сих пор один регулярный рейс, раз в неделю.

— В Петрограде твоя Наталья Андреевна, — сообщил Артур. — Зиновьев в Москву приехать не смог, поэтому заседание Коминтерна решено прямо в Смольном провести. Вернется дня через три.

Совершенно механически я потрогал щеку с синяком, раздумывая — пройдет ли синева или нет?

— Ты бы со своими женщинами разобрался, — посоветовал Артузов.

— А что, у Владимира Ивановича их много? — донесся голос от двери.

Вот ведь Артур Христианович! Не мог промолчать, что ли? Впрочем, чего уж теперь.

Между тем, Татьяна Михайловна, утвердив чайник на уже горевшую спиртовку, сказала:

— Вы уж простите, товарищ Артузов, что простая машинистка в разговор вмешивается, но в Архангельске у товарища Аксенова репутация женоненавистника. Вы мне весь образ разрушили.

Но Артур Христианович не был бы особоуполномоченным Особого отдела, если бы не сумел выкрутиться и спасти меня от потенциальной затрещины.

— Вот про личную жизнь Владимира Ивановича сказать ничего не могу, не знаю. А моя последняя фраза касалась исключительно женской агентуры. С женщинами, Татьяна Михайловна, работать сложнее. Они существа тонкие, ранимые. А подробности, вы уж простите, сказать не могу, секрет.

— Артур Христианович, чего вы оправдываетесь? — удивленно посмотрела Татьяна на Артузова. — Я только машинистка, и личная жизнь моего начальника не мое дело.

А ведь Татьяну задело упоминание о женщинах. Что ж, придется мне это пережить. В конце-концов, на фоне «попаданцев», о которых читал, я ангел только без крыльев. Но спина иногда чешется, значит, растут.

— А нас, кажется, на чай с сухарями позвали, — заметил я, желая отвлечь присутствующих от такой скользкой темы, как моя личная жизнь. — А если товарищ Артузов хорошенько поищет, так еще и сахар найдет.

— Да нет у меня сахара, вот те крест! — театрально перекрестился Артур. — Его сейчас даже у самого Дзержинского нет.