Она периодически возвращалась к матери и стала замечать на себе совершенно новые взгляды ее друзей. Теперь они вели себя с девочкой немного иначе, покупая ей пиво, предлагая остаться на ночь, заводя странные разговоры об их одиночестве. Они требовали от нее того, что она не могла им дать, потому что не знала, каково это. Девочка взрослела и постепенно становилась девушкой, замечая, что с ее телом происходят значительные изменения. Насколько бы Джо не была осторожна, она являлась всего лишь хрупким созданием, невинностью которого однажды воспользовались. Этот день девушка попыталась вычеркнуть из своей жизни, но он многому ее научил. Например тому, что теперь она может пользоваться своей привлекательностью. Она разводила мужчин на деньги, еду и укрытие, но никогда не доводила дело до постели. Ей было противно, но так она пыталась найти средства для своего существования. Несколько раз ей встречались молодые люди, к которым она проникалась, надеясь, что они станут для нее спасителями. Но они не могли дать ей того, что она хотела, и это в очередной раз сломило ее маленькое сердечко.

Она решила вернуться к отцу, когда одним вечером встретила свою мать в баре, которая сидела за столом в полубессознательном состоянии в окружении незнакомых Джо мужчин. Внутри у нее все перевернулось от осознания, что это ее мама, и ей сейчас плохо. Девушка не смогла бы помочь, потому что женщина уже не в первый раз находилась в таком состоянии. Все, что она попыталась сделать, это напомнить о себе, но та ее даже не узнала. Джо была вынуждена забрать все ее сбережения, чтобы у нее не осталось денег на выпивку или что–то еще, что убивало ее организм. Она была в полнейшем отчаянии.

И вот ее мир изменился, когда в доме ее отца появились люди, которым она не была безразлична. Она встретила человека, который был готов стать для нее больше, чем просто друг. Он поддерживал ее и познакомил с удивительным чувством. Фред стал для нее спасителем в этом темном страшном гнилом мире, лучиком света в непроглядной тьме. Он дарил ей свое тепло и заботу совершенно безвозмездно, не пытаясь воспользоваться ей. И он показал, какого это быть любимой и нужной, важной для кого–то другого. Это было взаимно, что по началу казалось ей непонятным, но он научил ее и этому чувству. Но девушка понимала, что любой их конфликт заканчивается ее тревожным чувством, которое перекрывало кислород к ее легким, заставляя сердце бешено колотиться в груди.

– Это называется защитный механизм, – выслушав ее историю, пояснил Грагович совершенно спокойным голосом. – Твоя психика боится сталкиваться с чем–то новым, потому что ранее этот опыт был всегда болезненным. Поэтому он так реагирует в неизвестных для тебя ситуациях. Твоя тревога старается призвать организм защитить тебя, чтобы обезопасить от негативных эмоций, чтобы не было больно. Ведь боль никто не любит.

– Но почему так происходит? Я же уже не маленькая, и столько повидала этих отвратительных ситуаций.

– В том–то и дело, что телом ты уже не ребенок, но твоя психика застряла в том возрасте, когда все проблемы решались именно так. Что произошло, Джо? Когда это случилось в первый раз.

– Что именно?

– Когда произошел твой первый нервный срыв, – он внимательно сощурился, подметив, как занервничала девушка, перебирая свои мысли. Она напряглась, впившись ногтями в шершавые подлокотники кресла.

Сначала Джо долго не могла найти это у себя в памяти, пробираясь все дальше и дальше. И чем глубже уходили эти воспоминания, тем сильнее на нее накатывали слезы.

– Я помню тот день, когда мне было семь. Мы с мамой гуляли, и она познакомилась с каким–то мужчиной. Он не понравился мне, и я сказала, что у меня уже есть папа, – девушка намеренно сделала паузу, проглотив сбившуюся во рту слюну. Рассказывать это было больно, но она чувствовала, что если она говорит это вслух, то ей становится легче. – Тогда она завела меня за угол, в какой–то безлюдный мрачный переулок, и начала кричать. Она ударила меня… а затем еще раз. Я начала плакать, просила ее пойти домой, потому что весь день ничего не ела, очень устала и после ее ударов у меня разболелась голова. Но она не слушала меня, даже не пыталась. Она снова сильно толкнула меня и мне стало плохо. Я помню, что тогда я впервые упала в обморок. Но после того раза мама, видно, испугалась и все же отнесла меня домой.

– И что ты почувствовала в тот момент? – сосредоточился Грагович, чувствуя, что нащупал то самое больное место.

– Я подумала… что так смогу удержать ее рядом, – на выдохе выпалила девушка. Она поднесла ладони к лицу, вжавшись в них так сильно, чтобы ощутить свое тело здесь и сейчас.

– И что, удалось?

– В тот момент да.

– Смею предположить, что теперь ты продолжаешь пользоваться этой известной тебе беспроигрышной схемой, только не с мамой, а со всеми остальными. Ты пытаешься вернуть свою маму. Но она больше тебе не нужна, Джо, ведь ты и сама знаешь, что можешь постоять за себя. Твоя мама никогда не пыталась сделать это, а твои манипуляции – это всего лишь крик о помощи маленькой девочки. Ты выросла и теперь пора отпустить ее, как бы больно это не было.

Девушка застонала, не сумев больше сдерживать накопившихся эмоций. Слезы текли ручьем по ее алым щекам. Это плакала маленькая Джо, которая так сильно боялась отпустить свою маму, как бы та ее не любила. Ей действительно хотелось избавиться от нее, потому что она причинила ей слишком много боли.

– Я обычно использую терапию боггартом, она весьма эффективна, но довольно болезненна, – неспешно произнес Грагович. – На это уходит не один сеанс. Ты знакома с боггартами?

– Что–то слышала.

– Это сущность, показывающая твои страхи. Обычно истребляется заклинанием «Ридикулус». Правда, у меня он не совсем обычный, – мужчина поднялся с кресла, с трудом опираясь на свои колени, и проследовал в соседнюю комнату. Он вернулся с небольшим сундуком, который тоже выглядел весьма обветшало, и поставил его на небольшой столик между ним и Джоанной. – Ты должна представить человека, который сидит у тебя в голове, и пожирает тебя изнутри. В твоем случае – это твоя мама. Ты можешь говорить ей, что угодно, но твоя задача, отпустить ее, дать ей понять, что ты в ней больше не нуждаешься.

– И она уйдет? – с надеждой спросила девушка, тихо всхлипывая.

– Не сразу. Для этого потребуется какое–то время.

Девушка понятливо кивнула, и подсела ближе. Глаза ее вновь защипало от такого количества слез, и она вытерла рукавом влажные следы на щеках, глубоко вздохнув. Ей не хотелось видеть мать, она уже полгода ничего о ней не слышала, и постепенно начала забывать некоторые черты ее лица. Однако, когда Грагович открыл сундук, выпуская боггарта, на соседнем свободном кресле начала вырисовываться фигура ее матери, постепенно приобретая все более четкое и разборчивое выражение лица. Она сидела перед ней, выгнув спину и закинув ногу на ногу. Вирджиния была очень красивой женщиной, а Джо была ее вылитой копией.

– Здравствуй, Джо, – сухо заговорил боггарт и сердце Джо сжалось, каким правдоподобным был ее равнодушный голос.

– Привет, Вирджиния, – называть эту женщину мамой совершенно не хотелось.

– Даже так? – удивилась она, недовольно выгнув бровь. Черты ее лица поскуднели, так как Джо отвернулась, закрыв глаза.

– Сосредоточься на главном, – напомнил Грагович.

Девушка нехотя повернула голову, но взглянуть на нее снова не было совершенно никаких сил. В груди неприятно сдавило, словно ее кто–то очень сильно ударил по солнечному сплетению, от чего дышать приходилось намного глубже. Джоанна услышала, как высокомерно хмыкнула женщина, устало вздохнув. Она делала так постоянно, когда девочке было от нее что–то нужно.

– Я хочу раз и навсегда решить этот вопрос.

– Ну так решай, чего ты ждешь, – взвинченно ответила Вирджиния, цокнув языком.

Девушка угнетенно посмотрела на нее, чувствуя, как раздражение и обида поглощают ее с головой. Это ведь была часть нее самой, и Джоанна хотела искоренить из себя эту часть темной стороны.