Сорок минут — это действительно почти бегом для дряхлых ног. Ощущение, что голени раскалены, и их хочется опустить в холодную воду.

Для того чтобы выйти из заброшенного парка, девушке требуется больше часа. Всё это время она пробует вернуться в себя. Не получается. Она вспоминает, что она была на каблуках.

Кристина с трудом поднимается на цыпочки и потягивается. Ничего не получается. Силы заканчиваются. Снова текут слёзы. Парк пустой, и ветер становится сильнее.

Кристина ещё раз встаёт на цыпочки, опасаясь свалиться на землю, выпрямляет спину, не выдерживает и падает навзничь. Перед тем, как наступает темнота, она отмечает: шестьдесят четвёртый. Два раза за один день.

Всё же не зря она наблюдала за движениями подозрительного старика. Он постоянно пытался выпрямить затёкшую спину, до хруста в позвонках.

Кристина смотрит на банку дешёвого пива в своей руке. Поднимает, без сил роняет руку и дальше смотрит в небо. Спина болит, но это оттого, что она лежит на жёсткой деревянной лавке. Она с трудом поднимается. В голове гудит. Ноги босые и чумазые. Туфли со сломанными каблуками лежат рядом. «Вот свинья». Она не испытывает никакой жалости к Ивану Матвеевичу. Жалость она испытывает к бежевым лакированным туфлям. Ей хочется вспомнить все ругательные слова, которые она знает. И зачем-то позвонить Александру и пожаловаться. Девушка сминает полупустую банку: пиво выплёскивается, и приходится отдёрнуть краешек юбки, чтобы пена не попала на ткань. «Если бы пролила, тебе конец». Кристина, хмурясь, разглядывает изувеченную обувь. Выкидывает туфли в урну, а потом за ними и банку с пивом. Это была большая ошибка: пить пиво. От одного запаха спиртного она теряет над собой контроль, поэтому только нежное вино и только в компании Яны. Яна… Позвонить ей? «Нет, тогда придётся много всего объяснять». Блузка уже испачкана в чём-то. Когда он успел? Девушка рассматривает царапины на ногах — и откуда они только взялись… Она забирается на лавку с ногами и растирает затёкшие ступни ладонями. Боже, какая голова тяжёлая… Хорошо, что он решил угоститься пивом.

Девушка глубоко вздыхает, глотает таблетку и растирает ноющие виски. Она достаёт из сумки лёгкие туфли-балетки, обувается и медленно, чтобы не отдавалось в затылке, идёт обратно в парк. Находит в траве Ивана Матвеевича, помогает ему подняться. Сажает на лавку и долго массирует кисти его рук, чтобы вернуть нормальное кровообращение.

Иван Матвеевич смотрит на неё с непонятным выражением тусклых глаз.

Через час девушка помогает ему добраться до дома и ждёт, пока он дрожащими руками вставляет ключ и заходит в квартиру.

— Я не купил молока и хлеба,— говорит он вдруг голосом тихим и безжизненным. Это его первые слова за последние два часа.

— Молока с какой жирностью? Два с половиной или три и два?

— Всё равно.

Девушка медлит. Потом просит:

— Дверь только не запирайте.

Через десять минут она возвращается с покупками. Лилит, хорошенькая армянка, посоветовала ей также купить мёда, фруктов, овощей, овсяной каши и грецких орехов. Поэтому пакет полон, и дома у Ивана Матвеевича девушка аккуратно раскладывает продукты на столе и в холодильнике. Просит его не пренебрегать приёмами пищи. Иван Матвеевич молчит.

Девушка стряхивает пыль со стола, подоконников, шкафа и книг. Разбирает сваленную в кучу одежду. Пиджак вешает на плечики. Всё это время Иван Матвеевич сидит перед выключенным телевизором, сложив руки на колени. Время от времени Кристина рассказывает ему, куда она убрала одежду или помытую посуду. Обещает купить мыло, салфетки, средство для мытья посуды и занести на днях. Потом вздыхает и направляется в прихожую.

— Может, год ещё,— вдруг говорит Иван Матвеевич.— Полтора. Потом не придётся ничего приносить. Не старайся.

Девушка, застыв, стоит босиком в выстуженной прихожей и не оборачивается. У неё ощущение, словно её поймали на месте преступления, и она маленькая девочка. Ноги покрываются мурашками.

— Я понимаю, почему ты сходила за покупками.

Кристина молчит.

— Глупо так. Думал начать всё заново. А вообще… Жаль, что так мало получилось. Когда в первый раз прочитал, что ты пишешь, стало любопытно побывать в твоей коже.— Перед словом «кожа» он делает едва заметную паузу.

Девушка обувается не глядя. Впрочем, в прихожей уже совсем темно.

— Кристина. Не читай свой дневник у всех на виду.

Потом он замолкает. Кристина ждёт ещё пару минут, не до конца просунув одну ногу в балетку. Встряхивает головой, обувается до конца и выходит, не попрощавшись.

На улице включили фонари и звёзды. Кристина, задрав голову, идёт к своему дому. Звёзды расплываются, и фонари светят мутно. Идти до дома три минуты, но этот путь получается преодолеть только за пятнадцать минут, и девушка опускается без сил на низкую, утопленную в земле лавочку, отполированную штанами соседей до блеска. Она знает, что сегодня дневник будет исписан до изнеможения. Она чувствует себя воровкой. Как будто отобрала то, на что человек надеялся. Во рту резкий металлический привкус: то ли от баночного пива, то ли губу прикусила.

Рядом садится Яна и берёт тёплыми ладошками холодные руки Кристины.

— Пахнет пивом,— убеждённо говорит она.— Похоже, что-то случилось. Не надо так. У меня там мама приехала, я на минутку прибежала, тебе там домашних пельменей и пирогов оставила, занесла к тебе. Они вкуснее пива, честно. …Слушай, если нужно, я с тобой посижу. Маму только предупрежу. Если хочешь, даже напьёмся вместе. Просто беспокоюсь…

Кристина улыбается и качает головой:

— Беги домой. Завтра ещё увидимся, расскажу тебе всякого интересного.

Яна радостно целует её в щёку:

— Только позвони, если захочется ночью поговорить? Я звук на телефоне не буду выключать. Завтра просто в посёлок уеду на пару дней. Как вернусь, приду к тебе, всё-всё расскажешь.

— Договорились. Беги, мама соскучилась. Привет ей передай от меня.

— Хорошо,— улыбается Яна и лёгкими шагами исчезает в темноте.

У Кристины ощущение, что через пару дней встретиться не получится. Почему — она объяснить не может.

Надо начинать готовиться к экзаменам.

Жаль, что Янушка уезжает.

========== Пятьдесят девятый раз ==========

Яна говорит:

— Ты знаешь такой факт, что на иностранном языке психологически проще признаваться в любви и крепко ругаться? Как будто меньше стесняешься или меньше стыдно.

Кристина важно кивает, глядя на рыжеволосую зеленоглазую Яну. Это видеть непривычно, потому что это её собственное тело. Но абхазское вино такое вкусное, что границы размылись, и Яна — уже как будто Кристина, или наоборот, и это вообще всё снится, судя по состоянию, которое иначе как плывущим и назовёшь. Кристина, непривычно светленькая и слегка угловатая, с маленькой грудью, ощущает, как её тело несёт где-то тёплыми волнами, густыми и почти прозрачными.

— Так вот,— прервавшись на созерцание ссадины на коленке — коленка принадлежит Кристине, ссадина авторства Яны,— глубокомысленно продолжает Яна,— я сейчас в твоём теле, поэтому мне проще говорить откровенно. Как будто я не своими губами говорю, да ещё на иностранном языке.

— Я думаю, это всё вино,— улыбнувшись, говорит Кристина.

— Не согласна. Или нет, согласна. Но всё равно я права, ты же сама меня считаешь очень умной. Да?

— Ты говорила о том, что хочешь поделиться чем-то откровенным.

— Точно. Ты гений,— восхищённо говорит Яна.— Откуда у тебя такая память?

— От предыдущих поколений. Не отвлекайся,— смеётся Кристина,— а то опять забудешь, что хотела сказать.

— Ага. Вот,— тянет она.— У меня в голове такой шабаш! Это всё к чему-то приведёт. Мне недавно снова признались в любви. А мне скучно стало. Я жду чего-то ещё.

Кристина внимательно слушает.

Яна бережно ставит бокал у ног — обе сидят на полу — и, непроизвольно дотрагиваясь до себя непривычной — волосы, кисти рук, грудь, всё новое, отчего движения скованные,— надолго задумывается.