Кристина берёт его под руку. Данила второй ладонью накрывает её пальцы.

— Самолёт летит.

Девушка задирает голову.

— И правда.

В ночном небе мигает красная точка, постепенно удаляясь на юг.

— Куда-нибудь в Грецию полетел,— предполагает Кристина.

— Наверняка. Знаешь, годы проходят, а мне всё так же нравится смотреть на пролетающий в небе ночной самолёт. На мигающие сигнальные огни красного цвета.

— «Годы проходят»,— передразнивает его девушка.— Тоже мне, старичок нашёлся.

— Ну, я кажусь моложе, чем я есть, правда. Я даже пионером успел побыть.

— Что, серьёзно?

— Ага. Когда я был маленьким, в школе я был октябрёнком. Это что-то типа пионеров, но для младших классов. Потом меня приняли в пионеры. Торопливо, но всё равно торжественно, и неправильно повязали мне красный галстук. Года два я успел побыть пионером. А вот комсомольцем я так и не стал. В школе комсомольцы представлялись нам взрослыми серьёзными людьми. А сейчас я понимаю, что это были шестнадцатилетние ребята и девчонки, и не всегда такие уж серьёзные. Но этот этап у меня в жизни так и не случился, поэтому слово «комсомолец» для меня в голове всё равно серьёзное и взрослое. Правда, всё равно шестнадцатилетнее.

— Ностальгия.

— Ага.

— А я старше, чем я кажусь. Я выгляжу школьницей. А на самом деле студентка. Но при этом у меня есть воспоминания о каких-то совсем давних временах, знаешь, сорок или пятьдесят лет назад, а то и несколько веков назад.

— Именно воспоминания? — Данила серьёзно глядит на неё.

— Да,— девушка чувствует, как краска заливает ей щёки.— Слушай. Я всё-таки расскажу тебе. Только позже. Мне нужно, чтобы ты мне верил. Всё, что я расскажу, будет слишком дико.

Он пожимает плечами:

— Я не вижу причин тебе не верить.

— Ты серьёзно?

— Если ты так говоришь, значит, так оно и есть.

— Ох.

Данила останавливается. Кристина тоже. Из темноты появляется рыжий котик и трётся о ноги девушки. Она садится на корточки и гладит кота по пушистой шерсти. Он довольно тарахтит под её ладонью, но, увидев что-то в темноте, выскальзывает из-под руки и мгновенно исчезает.

— Я собак больше люблю.

— Почему? — удивляется Кристина.

— Они не сбегают так безапелляционно. Но мы уже пришли,— невозмутимо говорит Данила.— Давай я тебя поселю, приготовлю тебе чай и поесть, а ты пока найдёшь там что-нибудь сухое и переоденешься.

— Хороший план,— одобряет девушка.

Маленькая квартирка — на верхнем этаже трёхэтажного старенького дома. У порога коврик с надписью: «Не наступай на меня». Внутри квартирки вполне уютно, и Кристина тут же закрывается в ванной, сбрасывает на пол мокрую одежду и долго греется в горячем душе. Выключает воду, голышом садится на краешек ванны и искоса разглядывает себя в большом зеркале, запотевшем от горячей воды. Развешивает свои мокрые вещи на батарее. Потом заворачивается в огромное махровое полотенце и, осторожно высунув нос в коридор, быстро на цыпочках пробегает в комнату и находит там тёплое одеяло. Закутывается в него с головы до ног и только тогда босиком идёт на кухню, где колдует Данила. В громоздком одеянии даже двигаться сложно, зато тепло и уютно. Девушка перемещается маленькими шажками к стулу и аккуратно садится на краешек. Данила ставит перед ней тарелку с яичницей и беконом и блюдце с целой стопкой блинчиков, политых кленовым сиропом.

— Волшебство какое-то,— восхищённо говорит Кристина.— Спасибо…

— Ты пельмешек,— улыбаясь, говорит ей Данила.

— Мне же мало имён сейчас. Ладно, буду пельмешком, я вообще неравнодушна к еде.

— Я про твой костюм. Сейчас чай будет.

— Я уже в предвкушении.

Данила наливает ей чай в большую чашку, стоя совсем рядом, и Кристина разглядывает веснушки на его носу.

— Не убегай никуда,— просит он,— я прогуляюсь и через часок действительно вернусь.

— Договорились.

Девушка провожает Данилу до входной двери, потом выпутывается из одеяла и складывает его на кровати. В одеяле очень жарко, но в одном только полотенце перед Данилой было бы слишком смело. Кристина поправляет узел на груди и возвращается к чаю и блинчикам. Задумчиво доедает их, моет посуду в горячей воде и забирается в постель. Хочется подумать о прошедшем дне. Он был слишком насыщенным: перемещение, Юля, розовый ноутбук, чужой папа, пельмени на завтрак, ожидание на вокзале. Что там ещё? Юра, электричка, поезд. Филипп — на этом месте девушка глубоко вздыхает. Вокзал, рюкзак, кража, потом дождь, отчаяние. И, наконец, Данила, мысли о котором непривычно будоражат. Это всё слишком. Хочется всё это привести в порядок в голове, обдумать спокойно и внимательно. Но не получается: Кристина засыпает мгновенно.

========== Оранжевые искры ==========

Девушка просыпается от того, что жёлтый свет сочится сквозь прикрытую дверь комнаты. Она потягивается, распрямляя спину — затекла в неудобном положении. И неожиданно понимает, что она совершенно голая: полотенце развязалось, и Кристина лежит, красиво освещённая лунным светом. В панике она прикрывает грудь, поджимает ноги и заворачивается в одеяло, потому что полотенце мокрое и лежит не пойми как. И сидит, поджав коленки и глядя на полоску света с кухни. Это она не выключила свет? Или Данила уже вернулся? Девушка сглатывает слюну, тихонько откашливается и сползает с кровати. Пол под босыми ногами тёплый и гладкий, и идти получается почти бесшумно, разве что одеяло шуршит.

На кухне Данила сидит на стуле, прислонившись к стене, и дремлет. Перед ним раскрытая книга. На соседнем стуле Юлин рюкзачок. Кристина тихо что-то восклицает от изумления, и Данила немедленно просыпается.

— Ты нашёл рюкзачок…

— Да,— улыбается Данила и трёт лицо ладонями.— Я за ним и ходил.

— Боже… Как?

— Да там публика ненадёжная на этом вокзале, я же говорил. Все про неё знают. Ну, местные.

— Спасибо тебе!

Кристина ловит себя на мысли, что хочет обнять молодого человека, но вовремя останавливается, потому что придерживает одеяло. Поэтому она тихо садится на стул напротив и с благодарностью смотрит на него:

— Ты не представляешь, какое доброе дело ты сделал…

— Представляю. Только вот телефона там уже нет — и следов его мне не удалось найти, очень детективная история. Зато документы на месте.

— Бог с ним с телефоном…

— Денег тоже, судя по всему, не оставили. Но я тебе помогу с обратным билетом.

— И деньги не жалко. Всё равно они не очень-то и мои…

Девушка опирается подбородком на свои ладони, поставив голые локти на стол, и обессиленно улыбается:

— Сегодня такой сложный день… Что ты читаешь?

— Рюгаминэ Итикава, современный автор. Слышала про такого? Сложно оторваться.

Девушка зачем-то хочет сказать, что да, конечно, слышала, но в последний момент с улыбкой качает головой:

— Нет, имя кажется знакомым, но не припомню, чтобы что-то читала у него. Знаешь, мне больше нравится то, что написано давно, веке в пятнадцатом, максимум девятнадцатом…

— Да и не могла слышать. Это мой псевдоним. И книга только вышла из печати, её даже в магазинах пока нет.

Кристина удивлена настолько, что захлёбывается воздухом, закашливается, извиняется и вытирает слёзы, выступившие на глазах.

— Ты писатель?

— Иногда. Это первая книга. Я написал много всего, решил попробовать посмотреть, как это выглядит под обложкой.

Девушка, придерживая одеяло одной рукой на плече, тянется за небольшой книгой в твёрдом синем переплёте и рассматривает её. На задней стороне обложки крошечная фотография Данилы. У него выразительные скулы, и на маленьком портрете, если не вглядываться, он довольно сильно похож на японского автора. На передней стороне очертания каравеллы.

— Извини, я, наверное, тебя задела, когда сказала, что не читаю современную литературу.

Данила улыбается и качает головой:

— К счастью, я хорошо понимаю, что о вкусах не спорят.