– Круто, я люблю черно-белые снимки, – сдержанно произнес Герман и начал листать альбом, переворачивая одну страницу за другой. – А вот Вовкин дед.

– Да, в то время все были похожими друг на друга, один стиль в одежде, одинаковые стрижки, – рассуждал Матвей, подходя к Герману.

– При чем здесь стиль в одежде? Это Иван Сергеевич, дедушка Вовы, я с ним хорошо был знаком, да он умер не так давно.

Ева быстро поднялась с кресла и, недоумевая, подошла к ребятам:

– Ты уверен, что не ошибся?

– Конечно уверен, вот эту фотку я недавно видел у Вовы, еще советовал ему отдать ее Авроре. Этот светловолосый мужчина и есть Иван Сергеевич, очень уважаемый был человек, кстати, тоже занимался политикой.

– Не может быть, я не верю своим ушам! На этой фотографии друзья моего деда, значит, один из них – дед Володи? – рассматривая фотографию, на которой три друга стояли в обнимку на фоне Министерства иностранных дел, проговорил Матвей. – Этого не может быть.

– Это очень странное совпадение, – объявила Ева, забирая у Матвея фотографию и всматриваясь в черты изображенных на ней мужчин.

– Герман, смотри на третьего мужчину на этом фото, он же точная копия того, с которым я встречалась в Люксембургском саду, – объявила Ева, позабыв от шока демонстрировать свое безразличие к нему.

– Да, очень похож, но время снимка – семьдесят пятый год, может, это его сын?

– Нет, племянник, и это он передал мне то самое кольцо для Тарэка, – поднимая глаза на Германа, произнесла Ева, отчего Герман изрядно покраснел.

– Так, стоп, какое еще кольцо для Тарэка? – вмешался Матвей.

– Это было новое задание от Гериона, мне в Париже передали кольцо.

– Давайте еще разберем все факты: мой дед, дед Володи и некий человек из Парижа были друзьями или коллегами, и у них были некие предметы, которые почему-то ищет Тарэк. Кольцо и наши каретные часы, а может, что-то еще, и это что-то, скорее всего, дома у Володи. Осталось только понять, зачем Гериону эти вещи?

Ева была так возбуждена, озадачена и шокирована открывшимися подробностями, что тут же готова была бросить все силы на разгадку этой тайны.

– А куда ты дела кольцо? – поинтересовался Матвей.

– К сожалению, я его сегодня отдала Тарэку.

– Жаль.

– Мне бы в любом случае пришлось бы его отдать, я же не могла себе присвоить чужое кольцо.

– Как же нам во всем разобраться? – потирая голову, спросил Матюша.

– Я думаю, стоит дождаться общего собрания Гериона. Может, там нам удастся все выяснить.

– Только я прошу вас, будьте осторожны, а может, лучше вообще в это не лезть, – предостерег их Герман.

– Нет, мы не можем отступить, это же касается семей наших друзей, – возразила воинственно настроенная Ева. – Но от тебя, Герман, никто и не ждет помощи, ты уже проявил себя, – намекая на историю на двойном свидании, высказалась Ева, – а сейчас мне пора домой.

– Я тебя отвезу, – в один голос выпалили парни и засмеялись.

– Я поеду с Матюшей, – выбрала Ева, убив этими словами Германа наповал.

Молодые люди вышли втроем в просторную гостиную, кучно по-мещански заставленную добротной мебелью, и направились к выходу, но их по пути перехватила Екатерина Ивановна в домашнем шелковом костюме и, хватая сына за руку, нервно выпалила:

– А куда это ты собрался? Сейчас привезут мебель, мне понадобится твоя помощь!

– Ма, я быстро.

– Нет, хочешь оставить меня одну с мужланами грузчиками, – не унималась, краснея от негодования, Екатерина Ивановна.

Герман в этот момент просиял и, хлопая Матвея по плечу, радостно проговорил:

– Матюш, нехорошо расстраивать маму, а о Еве я позабочусь.

Ехали молча, Герман, привыкший на каждом светофоре брать Еву за руку, несколько раз делал такую попытку, но она сидела, скрестив руки на груди, и рассматривала в окно опускающийся на город вечер. Девушка, конечно, понимала, что гораздо больше виновата перед Германом, чем он перед ней, но все же ждала, что он будет просить прощения. Спустя время она обратила на Германа удивленный взгляд и, недоумевая, спросила:

– А куда мы едем, мы повернули не в ту сторону?

– Ох, Ева, – протяжно начал объяснять юноша, – моя мама редко занималась моим воспитанием, но две вещи она мне внушила четко: не есть с ножа и никогда не выяснять отношения за рулем, вот я и решил отвезти тебя в одно прекрасное место.

– Я не хочу.

– Ева, уверяю, тебе понравится.

– Я не хочу выяснять отношения.

– Хорошо, никаких выяснений, просто поговорим.

Как только Герман помог ей выйти из машины, то не удержался и прижал к себе.

– Пойдем, пока я не передумала, – высвобождаясь из его объятий, холодно произнесла Ева и направилась вдоль роскошной ограды Летнего сада ко входу, понимая, куда намерен повести ее Герман. Она подумала о странном совпадении: утром Алекс ее пригласил в корпус Бенуа, принадлежащий Русскому музею, а вечером Герман привез ее в Летний сад, тоже принадлежащий Русскому музею. Хоть эти два молодых человека были очень разными, но, видимо, что-то всё-таки было у них общее – они точно знали, чем ее можно порадовать. Вот о чем размышляла Ева, любуясь чугунной решёткой ограды в классическом стиле.

Герман немного отстал, с кем-то разговаривая по телефону, а потом, очень довольный, присоединился к подруге, которая уже начала свое движение по главной аллее самого романтичного сада Петербурга. Только Ева подошла к первому фонтану, носившему название «Царицын», разглядывая его основание в виде черных и белых квадратных мраморных плит, расположенных в шахматном порядке, как вдруг к ней приблизился незнакомый парень и, протянув пышный розовый пион, произнес:

– Это для вас, – не успела Ева опомниться, как этот незнакомец затерялся в людской толпе.

Пройдя немного вперед, Ева заметила еще одного молодого человека с пионом в руках; у фонтана «Пирамида», напоминающего свадебный торт, ее ожидала парочка влюбленных с пионами, и тут же малыш, пробегая мимо, вручил ей еще один цветок. Ева шла, а из разных концов парка к ней стремились молодые люди, протягивая ароматные пионы. Она обернулась на Германа, идущего позади, и хотела спросить, как ему удалось такое устроить, но тут у статуи «Нимфа Летнего сада» появились живые руки, которые держали табличку с надписью: «Ева, прости Германа», человека, который держал эту табличку, не было видно, он стоял позади скульптуры, и поэтому казалось, что к Еве обращается сама статуя. Ева прошла еще немного, и такая же табличка появилась у изваяния Минервы, а затем и у скульптурной группы «Амур и Психея». Будто с ней говорило само искусство. Ева задержалась, внимательно рассматривая этих героев, а потом, покачав головой, смеясь обратилась к Герману:

– Ну все, Герман, может быть, уже скажешь что-нибудь сам?

– Конечно, я хочу извиниться за свое ужасное поведение в ресторане. Я понимаю, что тебе могло показаться, будто я встал на сторону Володи или, еще того хуже, могу подозревать тебя в краже. Но ты должна знать, будь ты хоть трижды расхитительницей гробниц, я все равно бы был на твоей стороне, единственное, что я не смогу вынести, – это измена. Но теперь, когда я узнал, какие тайны существуют в вашей организации, то понимаю, что Алекс, скорее всего, приходил к тебе домой из-за какого-то важного задания и ты не могла мне об этом сказать, сохраняя секретность. Но в тот момент, когда я увидел вас вместе, просто потерял голову, а когда ты солгала мне, сказав, что не дома, а в библиотеке, у меня будто помутился рассудок, поэтому в ресторане наговорил тебе всякого. Но такого больше не повторится, обещаю.

Герман говорил много и слегка сбивчиво, Ева его не перебивала, она смотрела, широко раскрыв глаза, и ее щеки все больше заливались румянцем от каждого произнесенного им слова. Ужасаясь, она думала, как хороший человек, добрый человек, искренний пытается оправдать ее отвратительные, странные поступки. Она могла бы убедить себя, что во всем виноваты Герион и Алекс, которые оплели ее паутиной тайн, лжи и соблазнов, но Ева знала, что она не из тех, кем можно управлять, а значит, все эти поступки были ее личными грехами. От осознания этого девушке невыносимо захотелось, чтобы Герман поскорее замолчал. Ева сделала шаг к нему и, приблизившись вплотную, вдруг прекратила поток его взволнованной речи горячим поцелуем. Она знала, что делает это очень умело, не оставляя партнеру ни малейшего шанса владеть своими мыслями и эмоциями, и Герман, обхватив пленительное тело девушки, моментально растворился в ее очаровании. Они стояли, слившись в поцелуе, среди античных скульптур из мрамора на фоне буйной зелени вековых деревьев и, словно мифические боги на Олимпе, отражались в брызгах чарующих фонтанов Летнего сада.