– Ну как, мой дорогой Сенклер?.. Вы прочли?

– О преступлении в Гландье?

– Да! «Желтая комната»… Что вы об этом думаете?

– Гм, я полагаю, что это проделки дьявола или Божьей твари. Во всяком случае, преступление совершил кто-нибудь из них.

– Будьте серьезны, прошу вас.

– Так вот, признаюсь вам, что я не очень-то верю в преступников, которые проходят сквозь стены. На мой взгляд, папаша Жак напрасно оставил после себя преступное оружие, а так как он обитает над комнатой мадемуазель Станжерсон, архитектурная операция, которую предполагает начать сегодня судебный следователь, даст нам ключ к загадке, и мы в скором времени узнаем, при помощи какого естественного трапа или потайной двери этот «славный» человек смог ускользнуть, чтобы затем сразу же вернуться в лабораторию к господину Станжерсону, так ничего и не заметившему. Ну что вам еще сказать? Это одна из гипотез, не более!

Рультабий сел в кресло, закурил трубку, с которой никогда не расставался, и несколько минут безмолвствовал, пытаясь, вероятно, обуздать снедавшее его лихорадочное возбуждение, и только потом решил заклеймить меня презрением.

– Молодой человек! – произнес он тоном, исполненным такой прискорбной иронии, что я даже не стану пытаться передать ее вам. – Молодой человек… вы адвокат, и я нисколько не сомневаюсь в вашем таланте, который позволяет вам оправдывать виновных. Но представим себе, что в один прекрасный день вы вдруг станете судьей. С какой же легкостью вы будете осуждать безвинных людей!.. У вас воистину талант на это, молодой человек. – Он опять затянулся трубкой, потом продолжал: – Никакого трапа не найдут, и тайна Желтой комнаты день ото дня будет казаться все более непроницаемой. Вот почему она так заинтересовала меня. Судебный следователь прав: такого странного преступления никто и никогда еще не видывал…

– У вас есть какая-нибудь идея относительно того, каким способом убийце удалось скрыться? – спросил я.

– Никакой, – ответил Рультабий. – Пока – никакой… Но вот что касается револьвера, например… Револьвером убийца не пользовался…

– А кто же им пользовался, бог ты мой?

– Как кто? Конечно, мадемуазель Станжерсон…

– Я больше ничего не понимаю, – растерялся я. – Вернее, никогда не мог понять…

Рультабий пожал плечами:

– Вы ничему особо не удивились, прочитав статью в «Матен»?

– Да нет… Мне все показалось одинаково странным…

– Ну как же! А дверь, запертая на ключ?

– Это единственное правдоподобное место во всем рассказе…

– Да что вы! А задвижка?

– Задвижка?

– Задвижка, на которую была заперта дверь изнутри. Представляете, какие меры предосторожности приняла мадемуазель Станжерсон! На мой взгляд, у мадемуазель Станжерсон имелись все основания кого-то бояться, поэтому она и пошла на такие меры. Мало того, она даже взяла револьвер у папаши Жака, не сказав ему об этом. Наверняка она не хотела никого пугать, а главное – не хотела беспокоить своего отца… То, чего опасалась мадемуазель Станжерсон, случилось, и она стала защищаться, началась баталия, и мадемуазель Станжерсон довольно ловко воспользовалась револьвером, ранив убийцу в руку, – этим-то и объясняется кровавый отпечаток мужской руки на стене и на двери, мужчина, видимо, пытался чуть ли не ощупью добраться до выхода и бежать; и все-таки стреляла она недостаточно быстро, потому что это не спасло ее от страшного удара, который пришелся ей по правому виску.

– Так, значит, мадемуазель Станжерсон ранили в висок не из револьвера?

– В газете об этом ничего не говорится, что же касается меня, то я убежден: револьвером, защищаясь от убийцы, воспользовалась мадемуазель Станжерсон. Теперь весь вопрос в том, какое оружие было у самого убийцы. Этот удар в висок свидетельствует, что убийца покушался на жизнь мадемуазель Станжерсон… попытавшись сначала задушить ее… Должно быть, убийца знал, что на чердаке живет папаша Жак, – это-то и заставило злодея, я думаю, прибегнуть к безмолвному оружию: к дубинке, например, или молотку…

– Все это, однако, не объясняет нам, каким образом убийца вышел из Желтой комнаты, – заметил я.

– Разумеется, – сказал, вставая, Рультабий. – И так как этому необходимо найти объяснение, я еду в замок Гландье, потому-то я и пришел за вами, хочу, чтобы вы поехали вместе со мной…

– Я?!

– Да, мой друг, мне требуется ваша помощь. Газета «Эпок» полностью доверила мне это дело, и надо как можно скорее разобраться в нем.

– Но чем же я полезен вам?

– Господин Робер Дарзак находится в замке Гландье.

– Верно… Его отчаяние, должно быть, не знает границ!

– Мне надо поговорить с ним…

Рультабий произнес эти слова довольно странным тоном, и это меня удивило.

– А разве… Разве вы надеетесь обнаружить что-нибудь интересное с этой стороны? – спросил я.

– Конечно.

Больше он ничего не пожелал мне сказать. Направившись в гостиную, он просил меня только поторопиться со сборами.

С господином Робером Дарзаком мне довелось познакомиться в суде, я был тогда секретарем мэтра Барбье-Делатура и сумел оказать ему как-то огромную услугу. В ту пору господину Роберу Дарзаку было лет сорок, он преподавал физику в Сорбонне и был тесно связан с семьей Станжерсонов: после семи лет настойчивых ухаживаний он наконец собирался вступить в брак с мадемуазель Станжерсон; к тому времени она была уже в возрасте (ей было лет тридцать пять), но все еще славилась своей красотой.

Продолжая одеваться, я кричал Рультабию, изнывавшему от нетерпения в гостиной:

– У вас есть какие-то предположения относительно личности убийцы, из какого он круга?

– Да, – отвечал Рультабий. – Мне кажется, он занимает довольно высокое положение и если не принадлежит к светскому обществу, то, во всяком случае… Правда, пока это всего лишь ощущение…

– А откуда у вас взялось такое ощущение?

– Это же ясно как божий день! – возразил молодой человек. – Грязный берет, вульгарный носовой платок и следы грубых башмаков на полу…

– Понимаю, – сказал я. – Никто не оставляет за собой столько следов, если они и в самом деле свидетельствуют об истине!

– Из вас, дорогой Сенклер, со временем выйдет толк! – заключил Рультабий.

Через каких-нибудь полчаса мы с Рультабием стояли уже на перроне Орлеанского вокзала и дожидались отхода поезда, который должен был доставить нас в Эпине-сюр-Орж. Мы видели, как прибыли следователи из Корбе в лице господина де Марке и его секретаря. Господин де Марке вместе со своим секретарем провел ночь в Париже, дабы иметь возможность побывать в театре на генеральной репетиции ревю, тайным автором которого он сам и являлся, выступая под псевдонимом Кастига Ридендо.

Господин де Марке постепенно превращался в благообразного старца. Он отличался учтивостью и отменным обхождением, единственной его страстью в жизни была неодолимая любовь к драматическому искусству. В суде же его по-настоящему интересовали только те дела, которые могли подбросить ему материал хотя бы на один акт. При всех своих связях, позволявших ему надеяться на самые высокие судейские посты, он, по правде говоря, никогда всерьез не работал, главной его заботой было театральное поприще, его манил романтический Порт-Сен-Мартен[2]или задумчивый Одеон[3]. Таковой идеал позволил ему на склоне лет занять всего лишь пост судебного следователя в Корбе да еще подписывать псевдонимом Кастига Ридендо непростительно маленький акт в Ла Скала.

Дело Желтой комнаты своей необъяснимостью, несомненно, должно было соблазнить столь… литературный ум. Оно, конечно, заинтересовало его, и господин де Марке готов был погрузиться в это дело не столько как судебный следователь, жаждущий докопаться до истины, сколько как любитель драматических головоломок, чьи помыслы целиком поглощены тайной интриги и который более всего страшится неотвратимо надвигающегося конца последнего акта, где все находит свое объяснение.