Ни один из официальных «отчетов» не казался мне достоверным. Они казались иллюзией, а не ты. Реальным было только то, что я знала в глубине сердца; поэтому я цеплялась за это, в чем бы меня ни пытались убедить. Очень долго мы с Майком и Джилл ходили каждый день к церкви Святого Патрика и молились у статуи Франциска Ассизского, неподалеку от церкви, среди деревьев. Однажды мы оставили там розы, а когда вернулись на следующее утро, они чудесным образом преобразились, как те, что я как-то подарила тебе… Помнишь?
Вскоре я доказала, что это все была неправда. Я доказала это с медицинской и научной точки зрения. Моя вера была вознаграждена, я всегда говорила тебе, что вера вознаграждается – если веришь достаточно долго и непреклонно. Рэй Нефф[9] и его жена Гас, которые работали со мной над исследованием о Линкольне, очень помогли мне с необходимыми доказательствами. Также мне помогли Клив Бакстер и падре Ансельмо из ордена бенедиктинцев – необычным образом, я вам когда-нибудь об этом расскажу. Но даже доказательство того, что астрология и мое сердце не ошибались, не помогло мне найти тебя. Возможно, если я закончу эту книгу, это каким-то таинственным образом случится.
Не могу забыть, что в предпоследний раз, когда я видела тебя, ты была с Марком. Из-за мудрости астрологии (а также по другим причинам) я верю, что это был символ того, что временная неизвестность и замешательство разрешатся неожиданной близнецовой радостью. Ведь вещи не всегда таковы, какими кажутся, а люди порой слишком охотно верят тому, что им говорят. Время покажет. Вера творит чудеса для тех, кто верен. Это я знаю.
Я подумала, может, рассказать тебе, как у меня дела… с папой и Даду, с Биллом и Майком, с Джилл и бабушкой Джи… у нас у всех… Я отправляю тебе послание, цитируя строчки из «Питера Пэна» с незначительными изменениями, чтобы они соответствовали нашей реальности. Итак, я использую слова Джеймса Барри, чтобы попробовать выразить то, что мы чувствуем; этот фрагмент начнется со следующей страницы.
Осталось рассказать тебе только одно. Снова и снова с тех пор, как ты исчезла, мне снится один и тот же сон. О том времени, когда я была маленькой и сбежала в монастырь Святого Рафаэля на 13-й улице в Паркерсберге. Музыка… ладан… шепчущиеся сестры… запах сосны и рождественский вертеп… мерцающие свечи… все это кажется во сне таким реальным. Разве это не странно?
Со всей любовью, от всего сердца
Мама
Для Салли…
которая под именем Сара Стрэттон завоевала награду Американской академии драматического искусства за лучшую женскую роль и весной 1973 года получила ее из рук Ричарда Роджерса и Хелен Хейс и которая исчезла 10 декабря 1973 года,
чтобы она улыбнулась
С искренними извинениями за то, что позволила себе вольности с великой классической книгой Джеймса М. Барри, ради такого особого случая и чтобы выразить свою любовь
…и теперь нам надо возвращаться в тот покинутый дом, откуда она так давно упорхнула. Жалко, что мы все это время не уделяли внимания ее семье, однако мы можем быть уверены, что мама и папа Салли нас не винят. Если бы мы явились раньше и стали взирать на них с горестным сочувствием, они бы, вероятно, воскликнули: «Что за глупости! Не думайте о нас. Вернитесь и присматривайте за Салли». Пока матери и отцы продолжают так себя вести, дети будут так с ними обращаться, можете не сомневаться.
Да и сейчас мы не более чем слуги. Зачем, скажите на милость, надо, чтобы постель Салли была просушена, если неблагодарная девочка сбежала из дома в такой спешке? Разве не справедливо будет, если, вернувшись, она обнаружит, что ее семья уехала на выходные за город? Вот это был бы урок, который следует преподать всем детям. Но, если бы мы устроили все таким образом, мама и папа Салли, ее дедушка и бабушка, ее братья и сестра никогда бы не простили нас.
Мне бы очень хотелось сделать одно – сказать маме Салли, как это делают авторы, что ее дочь вот-вот вернется, что она прибудет на следующей неделе в четверг. Это совершенно испортит сюрприз, которого с таким нетерпением ждут ангелы, друиды и сама Салли. Они спланировали это все вместе: мамин восторг, папин возглас радости, скачок Билла, Джилл и Майкла через всю комнату, чтобы быть первыми, кто ее обнимет, хотя на самом деле всем им следовало бы лучше подумать, где бы им спрятаться от гнева родителей. Как здорово было бы испортить им замысел, рассказать все заранее, так что, когда Салли торжественно войдет в дом, мама даже не повернется, чтобы ее поцеловать, а папа с досадой скажет: «Да что ты будешь делать, опять тут эта противная девчонка!» Однако мы уже неплохо узнали семью Салли и понимаем, что нас даже за это не поблагодарят. Очень может быть, что нас же и упрекнут, что мы лишили ангелов и друидов… и саму Салли… такого удовольствия.
– Но, уважаемая мэм, ведь до четверга на следующей неделе, перед Пасхой, всего десять дней… или это будет День благодарения? …поэтому, если мы предупредим вас, мы избавим вас от нескольких дней горя.
– Да, но какой ценой! Вы же лишите ангелов, друидов и Салли десяти минут радости.
Как видите, у этой женщины нет никакого самоуважения. Я хотел наговорить о маме Салли всяких приятных вещей, но теперь я ее презираю и ничего такого не скажу. Ей и не нужно ничего готовить, у нее и так все готово. Постель Салли проветрена, и мама редко выходит из дома, и, заметьте, для нее даже оставлено открытым окно. Мы совсем не нужны маме Салли, можно уже возвращаться в собственную галактику. Однако, раз уж мы здесь, можем остаться и понаблюдать. Мы всего лишь наблюдатели. Никому мы не пригодимся. Так что давайте будем смотреть и отпускать колкости.
Папа Салли теперь живет в старой будке Хитклиффа. Когда его дочь улетела, он интуитивно понял, что все это его вина, ведь все вели себя умнее, чем он. Конечно, он человек простой и исключительно упрямый. У него есть свои понятия о справедливости, и он достаточно смел, чтобы поступать так, как считает нужным. Поэтому, все тщательно обдумав после исчезновения Салли, он опустился на четвереньки и залез в конуру Хитклиффа, да там и остался – там он и остается по сей день. Когда его просят выйти, он отвечает печально, но весьма твердо: «Нет. Мне место только тут». Каждый вечер, возвращаясь с работы, он заползает обратно в свою конуру.
Давайте снова посмотрим на маму Салли, женщину с очень грустными глазами. Теперь, когда мы глядим на нее так пристально и вспоминаем ее веселье в былые дни – и все это в прошлом, просто потому что она потеряла свое дитя, – я понимаю, что у меня язык не повернется сказать о ней какую-нибудь гадость. Если она так любит своих дрянных детей, это не ее вина. Посмотрите, вот она уснула в кресле. Уголок ее губ, притягивающий взгляд, тот уголок, куда ее всегда целовала Салли, почти совсем поблек. Рука ее беспокойно растирает грудь, как будто у нее болит сердце. Может, порадуем спящую маму, скажем ей шепотом, что ее дочь возвращается? Она же всего в двух милях от окна и летит быстро, а мы просто прошепчем, что она уже в пути. Давайте!
Зря мы это сделали: она вздрогнула, позвала Салли по имени, а в комнате никого, кроме Хитклиффа.
– Ох, Хитклифф, мне приснилось, что моя Салли вернулась!
Что мог поделать пес – только мягко положил лапу хозяйке на колени, и так они сидели долго-долго.
Когда же пришел тот четверг, Салли вначале планировала пробраться в дом на цыпочках и закрыть маме глаза руками. Но потом она поняла, что радостные новости нельзя сообщать так резко. Ведь великое счастье сродни великому горю, оба могут быть опасны для сердца. Наконец она решила просто лечь в свою постель, чтобы родные увидели ее, когда придут утром, как будто она никуда и не пропадала. И когда наутро мама, папа, Билл, Джилл и Майкл вошли в спальню, они увидели там Салли, спящую, как принцесса в сказке. Она ждала, что они закричат от радости, но они молчали. Они заметили ее, но не поверили, что она тут. Дело в том, что они так часто видели ее во сне, в мечтах, поэтому они подумали, что это все тот же сон, что они еще не проснулись. Салли этого не поняла, и ее охватил леденящий страх.