Этим вечером вместо формы на капитане полиции была темно-коричневая пиджачная пара и надвинутая на глаза мягкая фетровая шляпа. Его «линкольн» мчался по Лоуренс-бульвару, а волосатые ручищи сжимали баранку так, словно то была не баранка, а горло злейшего врага.

Свернув на Пасифик-бульвар, он поехал вдоль побережья, мимо сверкающих гостиниц, казино, ночных забегаловок и увешанного неоновыми вывесками клуба «Амбассадор». Наконец капитан доехал до самого конца набережной, где за пятнадцатифутовыми стенами, надежно скрытое от случайных глаз, стояло здание клуба «Парадиз», выходящее на залитый лунным светом океан.

В узком переулке у восточной стены «линкольн» проехал еще с четверть мили, прошивая фарами густую тьму. Время от времени капитан поглядывал в зеркало, но других фар не было видно. Наконец из темноты выплыли железные ворота. Макканн сбавил скорость, потянулся вперед и четырежды мигнул фарами; два раза быстро, два раза помедленнее.

Ворота открылись. «Линкольн» въехал внутрь и остановился у сторожки.

Коренастый мужчина в фуражке вгляделся в лицо капитана, поднял руку в небрежном приветствии и махнул: мол, проезжай.

Переключив передачу, Макканн свернул на подъездное кольцо, ведущее к клубу. Остановился у черного хода и вышел из машины. Еще один служащий в фуражке скользнул на водительское сиденье и отогнал машину в близлежащий гараж.

По каменным ступеням Макканн поднялся к массивной двери, схватился за бронзовую колотушку и постучал четыре раза: дважды подряд и дважды с перерывами. Дверь отворилась.

– Добрый вечер, сэр, – сказали в темноте.

Что-то буркнув, Макканн шагнул вперед. Дверь за ним захлопнулась, вспыхнул свет. Капитан, не оглядываясь, шагал по длинному коридору. Остановился у следующей массивной двери и постучал снова, на прежний манер.

Дверь открыл Луис Зейгель, управляющий клуба «Парадиз» и личный телохранитель Морера.

Высокий и смуглый Зейгель славился своей выдающейся внешностью. Десять лет назад в полиции он был известен как Красавчик Луис, да и друзья-бандиты звали его так же. Потом же, связавшись с Морером, Зейгель набрался важности и избавился от этого прозвища. Тридцати лет от роду, он был обладателем голубых глаз, квадратного подбородка и шикарного загара. Старый шрам от бритвы, идущий от левого глаза к носу, придавал Зейгелю хулиганский вид. Тщательно отрепетированная улыбка, демонстрирующая полный комплект крупных сверкающих зубов, являла собою сокрушительное оружие против женщин. А кроме женщин, Зейгеля мало что интересовало.

– Входите, капитан, – с широкой улыбкой сказал он. – Босс будет через минуту. Чего вам налить?

Макканн искоса глянул на Зейгеля:

– Пожалуй, скотча. – Ему было непросто сдерживать себя, общаясь с этим вежливым, холеным мерзавцем. Окинув взглядом роскошную, с большим вкусом обставленную комнату, он задумчиво прошествовал к камину и прислонился своими широченными плечами к каминной полке.

Зейгель подошел к бару, приготовил скотч с содовой и принес стакан к камину.

– Босс был слегка удивлен, получив ваше сообщение. Ему пришлось отказаться от поездки в театр. Надеюсь, ничего серьезного, капитан? – спросил он, передавая виски Макканну.

Макканн издал короткий лающий смешок.

– Серьезного? Не то слово! Если вы, ребятки, неверно разыграете свои карты, скоро здесь камня на камне не останется! Вот как все серьезно!

Зейгель приподнял брови. У них с капитаном была стойкая взаимная неприязнь.

– Значит, придется разыграть карты верно, – сказал он, отступая к бару. Плеснул себе виски, насмешливо улыбнулся и добавил: – А мы играть умеем, капитан.

– Нет правил без исключений. И все всегда бывает первый раз, – пробурчал Макканн, сердясь, что не сумел напугать Зейгеля.

Дверь возле бара открылась. В комнату вошел Джек Морер, а следом – его юрист, Эйб Голловиц.

Морер был приземистый мужчина лет пятидесяти. За последние три-четыре года он прибавил в весе. Смуглое мясистое лицо его было украшено буйной щетиной. Густые жирные волосы подернулись сединой на висках, но эта седина не смягчала его облика. Макканн в очередной раз подумал, что Морер напоминает ему посмертную маску Бетховена (он когда-то видел ее на фотографии). На первый взгляд Морер ничем не отличался от многих тысяч богатых и влиятельных бизнесменов, приезжающих отдохнуть в Пасифик-сити. Однако при ближайшем рассмотрении разница давала о себе знать. У Морера были змеиные глаза убийцы: блестящие, холодные и твердые, как галька.

Голловиц, один из лучших адвокатов побережья, телосложением напоминал Морера. Разве что был потолще и постарше, и шевелюра у него была пожиже. Бросив процветающую практику, он взялся защищать юридические и деловые интересы Морера и так преуспел в этом начинании, что со временем стал главным советником босса.

– Рад встрече, капитан, – сказал Морер, подходя к Макканну и пожимая ему руку. – Вам что-нибудь предложить? Может, сигару?

– Конечно, – сказал Макканн, следуя своему правилу: никогда ни от чего не отказываться.

Зейгель протянул ему ящичек с сигарами. Макканн выбрал толстую «торпеду», понюхал ее и кивнул. Откусил кончик, прикурил от протянутой Зейгелем зажигалки, выпустил клуб дыма в потолок и снова кивнул.

– Чертовски неплохая сигара, мистер Морер.

– Да. Делают по моему спецзаказу. – Морер взглянул на Зейгеля. – Отправь тысячу штук на домашний адрес капитана, Луис.

– Ну уж нет, такой подарок я принять не могу, – сказал Макканн, и тонкие губы его сложились в довольную улыбку. – Но все равно спасибо.

– Чепуха. – Морер подошел к креслу и уселся. – Я настаиваю. Если вам не нужны, можете раздарить друзьям.

Голловиц с растущим нетерпением следил за этими предварительными ласками. Взяв у Зейгеля стакан виски с содовой, он сел рядом с Морером и спросил напрямик:

– Итак, в чем проблема?

Макканн взглянул на него. Голловиц ему не нравился. Не то чтобы капитан его боялся, но ему было известно, что Голловиц опасен. По-другому, чем Морер, но опасен: слишком хорошо знает все эти юридические штучки и вхож в самые высокие политические круги.

Подавшись вперед, Макканн ткнул сигарой в сторону Голловица.

– Я выложу вам факты, а о масштабах проблемы судите сами, – сказал он своим глухим лающим голосом. – Три дня назад убили Джун Арно, а также шестерых ее слуг. Голову Джун Арно отрубили, живот вспороли. В саду нашли пистолет с инициалами Ральфа Джордана. Бардин и Конрад отправились домой к Джордану и обнаружили его в ванной, с перерезанным горлом и бритвой в руке. В гардеробной у него было найдено орудие убийства.

– Нет нужды все это рассказывать, – раздраженно заметил Голловиц. – Мы читаем газеты. Какое отношение это дело имеет к нам? Ее убил Джордан, а потом покончил с собой. Все просто, разве нет?

Макканн оскалился, обнажив зубы.

– Да, выглядит все довольно просто. Бардин остался доволен. Я тоже. И пресса. А вот Конрад – нет. – Взгляд его красных глазок переместился на Морера. Тот равнодушно курил сигару. Ничего не выражающие глаза убийцы с неизбывным терпением изучали ковер.

– Какая нам разница, что он думает? – осведомился Голловиц, раздраженно всплеснув руками. – Разве это имеет значение?

– Думаю, да, – сказал Макканн. – Конрад – известный возмутитель спокойствия. Зарубите себе на носу: парень он неглупый. И одержим идеей фикс: устроить вам неприятности, мистер Морер.

Морер поднял взгляд. Его пухлые, как у негра, губы изогнулись в насмешливой улыбке.

– Да, парень он неглупый, – сказал он. – Но в этом городе достаточно места для нас обоих.

– Не уверен, – зловеще сказал Макканн. – Он думает, что Джордана убили.

Морер улыбнулся еще шире:

– И он, разумеется, считает, что это убийство – моих рук дело. Стоит машине задавить кошку, и Конрад тут же поминает мое имя. Ну и что? Такое случается ежедневно.

Макканн затянулся сигарой и перевел взгляд на Голловица. Тот смотрел на капитана встревоженными черными глазами.