И животные, и растения, которых мы отбирали, тоже менялись. Поскольку мы защищали травоядных, им больше не требовалось постоянно быть начеку, опасаясь нападения хищников, или сражаться за самок. Мы пропалывали участки земли, чтобы полезные нам растения могли произрастать без конкуренции с другими видами и свободно получали необходимые им азот, воду и солнечный свет. Они начинали давать более крупные зерна, фрукты и корнеплоды. Животные, поскольку мы избавили их от необходимости быть настороженными и агрессивными, становились более послушными. Уши опустились, хвосты завились кольцами, они продолжали тявкать, блеять и повизгивать, даже становясь взрослыми, – вероятно, потому, что во многих смыслах оставались вечными детьми, которых кормили и защищали мы, их суррогатные родители. Да и сами мы из вида, который формировался природой, превращались в вид, овладевший способностью формировать другие виды в угоду нашим потребностям.

Труд земледельцев был тяжелым. Они страдали от частых засух и голода. Но постепенно научились производить больше, чем требовалось для удовлетворения насущных потребностей. По сравнению со своими соседями, охотниками-собирателями, они получили возможность обзаводиться более крупными семьями. От этого была большая польза: вырастая, дети не только ухаживали за урожаем и скотиной, но и помогали защищать владение землей. Сельское хозяйство сделало землю более ценной, чем она была в диком состоянии, и земледельцы стали утверждать свои права на нее, начали возводить больше постоянных поселений.

Участки земли, принадлежащие различным семействам-общинам, различались по типу почвы, доступности воды и расположению. Соответственно, разнились и урожаи. Обеспечив продовольствием свои семьи, земледельцы могли использовать любые излишки для торговли. Сельскохозяйственные общины стали встречаться на открытых рынках, чтобы обмениваться продуктами. Возник бартер. Они начали менять продукты на другие полезные вещи. Земледельцам были нужны камень, веревки, масло, рыба. Им нужно было то, что производили плотники, каменщики, инструментальщики, которые в этот момент впервые получили возможность обменивать результаты своего труда на продукты, вместо того чтобы тратить время на их производство. С ростом количества товаров во многих плодородных речных долинах рынки развивались в города. По мере заселения долин некоторые земледельцы в поисках свободных земель перебирались в новые. Соседствующие племена охотников-собирателей занимались торговлей с земледельческими общинами, сливались с ними, и практика земледелия быстро распространялась вдоль бассейнов новых рек.

Так началась цивилизация. Скорость ее развития увеличивалась с каждым поколением, с каждой технической инновацией. Изобретались и совершенствовались способы использования энергии воды, энергии пара – и постепенно были сделаны все достижения, с которыми мы знакомы в наши дни. Но каждое поколение в этих все более усложняющихся обществах имело возможность развиваться и прогрессировать только потому, что мир природы продолжал оставаться стабильным и надежным источником всех предметов потребления и удобств, в которых нуждались люди. Благоприятная окружающая среда эпохи голоцена и роскошное биоразнообразие, которое этому способствовало, становились более значимыми для нас, чем когда-либо раньше.

Закончив изучение естественных наук в университете и отслужив в военно-морском флоте, я был принят в телевизионную службу Би-би-си. Она начала работать в 1932 году, первой в мире, и занимала две небольшие студии в Александра-палас на севере Лондона. Во время Второй мировой войны ее деятельность была приостановлена, но в 1946 году возобновилась в тех же студиях и с теми же камерами. Все ее программы шли в прямом эфире, в черно-белом изображении, и видеть их могли только в Лондоне и Бирмингеме. Моей задачей было производство документальных программ всякого рода, но по мере расширения тематики и количества передач, показываемых каждый вечер, я начал специализироваться на природе.

Сначала мы показывали животных, которых доставляли в студию из Лондонского зоопарка. Их размещали на столе, покрытом половичком, обычно под чутким наблюдением одного из специалистов зоопарка. Но животные пугались, да и выглядело это странно. А что, если дать зрителям возможность увидеть животных в привычной для них обстановке – в природе? И со временем я придумал, каким образом можно это сделать. Мы составили план с Джеком Лестером, куратором отдела рептилий Лондонского зоопарка. Он сказал своему директору, что готов поехать в Сьерра-Леоне, в Западную Африку, которую хорошо знал, прихватив с собой меня и кинооператора, чтобы заснять за работой. После каждого видеосюжета Джек должен был появляться в студии вместе с реальным животным, которое поймал, и рассказывать о нем что-нибудь познавательное. Это могло бы стать прекрасной рекламой для зоопарка, а Би-би-си получила бы новый тип программы о животных. Мы назвали ее «Зооквест» (Zoo Quest).

Итак, в 1954 году я отправился в Африку с Джеком и молодым кинооператором Чарльзом Лагусом, который раньше работал в Гималаях; у него была легкая 16-миллиметровая камера, которая нам и требовалась.

Первая передача вышла в эфир в декабре 1954 года. К несчастью, на следующий день после показа Джек был госпитализирован с заболеванием, которое впоследствии его и погубило. О том, чтобы он появился на второй передаче, через неделю, не могло быть и речи. Только один человек мог его заменить, и этим человеком был я. Мне дали указание оставить аппаратную, из которой я руководил телекамерами, ведущими прямую трансляцию, и выйти в студию, где пришлось иметь дело с питонами, обезьянами, редкими птицами и хамелеонами, привезенными нами из экспедиции. Так началась моя карьера перед камерой. Серия передач оказалась чрезвычайно популярной, и я начал ездить по свету, снимая новые циклы программы «Зооквест» – в Гайану, Борнео, Новую Гвинею, на Мадагаскар, в Парагвай. Всюду я попадал в дикую, нетронутую природу: прибрежные воды морей, обширные леса, бескрайние луговые равнины. Год за годом я обследовал эти места, запечатлевая чудеса природы для зрителей, остающихся дома. Поначалу люди, которые помогали нам, водили по всем этим джунглям и пустыням, никак не могли понять, почему мне так трудно замечать животных – животных, которых они сами видели, что говорится, запросто. Но прежде чем я приобрел необходимые навыки, потребовалось некоторое время.

Программы стали чрезвычайно популярны. Люди никогда в жизни не видели панголинов по телевизору, да и живых тоже. Они никогда не видели ленивцев. Мы показали им крупнейшую ящерицу-варана – «дракона Комодо», – она живет на одноименном острове в Центральной Индонезии, и впервые засняли танцующих райских птиц в гвинейском лесу.

1950-е годы были временем большого оптимизма. Вторая мировая война, оставившая Европу в руинах, начала выветриваться из памяти. Весь мир хотел двигаться дальше. Технологические новации шли валом, облегчая нашу жизнь, знакомя нас с новыми ощущениями. Казалось, прогрессу нет границ. Будущее рисовалось увлекательным и открывающим перед нами все возможности, о которых можно было мечтать. И кем был я, путешествующий по свету с целью исследования природы, чтобы с этим не соглашаться?

Это было до того, как кто-то из нас осознал, что впереди – проблемы.