Но когда оставшиеся в живых проснулись на рассвете, Хродгар недосчитался тридцати своих танов[5], и только кровь на стенах да безобразные гренделевы следы в кровавых лужах поведали им страшную ночную повесть…

Слушатели сидели потрясенные, безгласные, безмолвные от ужаса.

– Злые вести приплыли к нашим брегам, – нарушил молчание Хигеляк. – О страшных делах поведал ты нам, капитан!

– И конца этим страшным делам не видно, – отозвался тот, залпом допив остаток хмельного меда и отложив в сторону рог. – Этот дух зла и смерти не знает утоления своей жажде злодеяний. Ни уговорить, ни умолить его нельзя, нет возможности купить его золотом или богатыми угодьями. Злобный и кровожадный, бродит он, не зная ни сна, ни покоя. Жажда крови и мести людям за то, что они познали истинного Бога, владеет им безраздельно. Он убивает, кого только может, поэтому Хеорот опустел, и лишь таясь и прячась от Гренделя, злополучные даны могут спасти свою жизнь.

– О, отважный Хродгар тоже должен прятаться? Никогда не поверю я в это! – воскликнул Хигеляк.

– О нет, – отвечал ему капитан. – Его защищает сам Господь, которого Гренделю не дано познать. Но Хродгар стареет, и сердце его не может превозмочь печали.

Из груди воинов, сидевших на длинных скамьях и, затаив дыхание, слушавших страшную повесть, вырвался печальный и сочувственный вздох. Охватившее их невольное оцепенение отпустило, они разом зашевелились, заговорили, зашумели.

Один из танов короля Хигеляка, высокий, мускулистый, светловолосый, не спускал твердого взгляда своих серых внимательных глаз с капитана датчан и слушал его внимательнее других. Точно рассказ моряка взволновал его душу сильнее, чем прочих. Это был сын сестры короля геатов, первый и лучший из его воинов, Беовульф.

Он стремительно поднялся со своего места и решительными шагами направился к высокому резному трону, на котором восседал Хигеляк.

– Господин мой, – сказал он, прямо глядя в глаза королю Хигеляку, – я прошу твоего разрешения отправиться в плавание.

Он кинул быстрый взгляд на некоторых своих друзей: Вэгмунда, юного Хондсио, на Скаэфа; ему показалось, что при пляшущем свете факелов он читает одобрение в их глазах.

Хигеляк пристально посмотрел на блестящего воина и любимого племянника и, помедлив всего лишь одно мгновение, ответил:

– Я, может, и отпущу тебя, только прежде поведай, что ты задумал.

– Задолго до того, как я родился на свет, – отвечал ему Беовульф, – отец мой, Эдгето, убил одного человека из племени Вюльфингов. Опасаясь кровной мести этого могучего племени, он отправился вместе со своей молодой женой и немногочисленной дружиной бороздить моря и даже вынужден был заняться морским разбоем. Однажды шторм прибил его корабль к датским берегам, и при дворе Хродгара этот невольный пират нашел приют, а в лице самого короля обрел такого друга, какого редко можно встретить в беде. Хродгар не просто приютил моих родителей и меня, когда я появился на свет. Он заплатил Вюльфингам вергельд – выкуп и помирил отца с этим воинственным племенем, а когда мне исполнилось шесть лет, помог нам вернуться к родным берегам. А теперь, как я вижу, Хродгар сам нуждается в надежном друге, и пришло мне время заплатить долги.

Хигеляк глубоко задумался. Тревога пробежала по его лицу.

– Беовульф, – наконец произнес он, – сын сестры моей, ты мне ближе и роднее всех, сидящих за этим столом. Сердце мое обливается кровью от одной мысли, что ты отправишься в это далекое и опасное плаванье. Кто знает, не грозит ли оно тебе гибелью. Но благородному тану надлежит платить долги. Что ж, собирайся в путь. Но помни, отсюда, с высокого утеса, пара нетерпеливых глаз будет вглядываться в горизонт, ожидая, когда там мелькнет парус твоего корабля, возвращающегося на родину.

Беовульф позвал с собой самых сильных и храбрых воинов. Всего числом четырнадцать, и пятнадцатый – сам.

Предзнаменования были добрыми.

И, не откладывая отплытие ни на день, он повел их по скалистой тропе к заливу, где на волнах покачивался стройный и изящный, с пестро раскрашенным драконом на носу, быстроходный военный корабль. Попутный ветер поспешил надуть их паруса. Боевые щиты, украшенные золотой чеканкой, поблескивали на улыбчивом весеннем солнце. Корабль скользил по волнам легко, точно веселый тюлень…

И очень скоро неусыпный страж, глядевший на море с высокого датского берега, приметил быстро приближающийся корабль. Он насторожился, приподнялся в стременах, прикрыл глаза ладонью. Сомнений быть не могло, это был военный корабль. Враги? Но почему тогда они не подбираются крадучись, как это обычно бывает? Их корабль с раскрашенным драконом на носу подплывает без страха, открыто. Вот уже и парус опал, обвис, потому что корабль движется между уступами фьорда[6] в полном безветрии. Вот они уже выходят на берег, и блестят их кольчуги, и сверкают на солнце мечи. Ого! Вот они затаскивают по прибрежному песку свое судно носом на сушу, укрепляют его канатами, чтобы прилив не смог сдвинуть его с места.

Береговой дозорный Хродгара взял тяжелое копье наперевес, дал коню шпоры и, рискуя свернуть себе шею, ринулся вниз, к берегу. Камни посыпались из-под копыт его рослого, сильного коня.

Дозорный насчитал пятнадцать человек, возившихся возле корабля. Он приблизился к ним настолько, что слышал, как позванивают их серебряные кольчуги, до него донеслись слова одного из них:

– Воздадим хвалу Господу за благополучное плаванье!

Кстати, говоривший был на голову выше всех остальных, широкогруд, крепок. Его светлые волосы разлетелись по ветру, когда он снял свой на мгновение вспыхнувший солнцем шлем.

Дозорный осадил коня прямо перед ним и, грозно потрясая копьем, потребовал ответа, твердо, но вполне уважительно:

– Кто вы? Чьи вы воины, кому служите? Зачем ваш корабль принес вас по морской дороге сюда, к брегам моей родной страны? Знайте, что я охраняю этот берег столько лет, сколько вы еще пока не прожили на свете. Поэтому ни один враг, ни один разбойник, являвшийся, чтобы отнять наши жизни и завладеть нашим золотом, не топтал еще этой земли. Вы явились сюда, не таясь и не скрываясь, однако ни один из вас не произнес пароль, не показал мне никакого знака от моего повелителя, короля Хродгара, или какого другого разрешения от датских военачальников, дозволяющих причаливать к нашим берегам. Правду сказать, я никогда еще не встречал мужа такой силы и такой красоты, как ваш предводитель! Его облик дышит благородством, если только вид его не обманчив.

Затем он обратился к самому Беовульфу:

– Скажи мне твое имя и имя твоего отца, и откуда вы все прибыли и зачем. И поскорее. Так будет лучше для всех нас.

– Не беспокойся, славный воин, – отвечал ему Беовульф. – Хоть мы и прибыли на боевом корабле, хоть ты и видишь на нас кольчуги и в руках мечи, мы не собираемся сражаться с твоим народом. Нас ждет совсем другая битва. При дворе короля Хигеляка (может быть, ты слышал об этом славном короле геатов) узнали мы о тяжком горе, постигшем Хродгара и его дружину. Знаменитый и мудрый Хродгар в беде, и вот мы здесь, чтобы помочь ему побороть зло. Непобедимого зла не бывает, потому что велик Господь, на которого мы уповаем.

– Это так, – согласно кивнул дозорный.

– Ты спрашиваешь, кто я? – продолжал предводитель прибывших геатов. – Зовусь я Беовульфом. Я сын сестры короля Хигеляка. Со мной мои верные воины, мои братья по оружию, в чьем мужестве и благородстве прошу тебя не сомневаться.

Дозорный, продолжая сидеть в седле, минуту или две, сощурившись, пристально разглядывал геатов. Он уже долго жил на свете и, пожалуй что, неплохо разбирался в людях… Затем он кивнул, как бы соглашаясь со своими собственными мыслями.

– Да. Так! – произнес он наконец. – Я старый воин и, сдается мне, могу различить, где просто пустая болтовня, а где дело. Я готов поверить вашим словам, и в ваших истинных чувствах к Хродгару я не сомневаюсь. Сколько уж пролетело лет, а следом и зим, а Хродгар и его воины все не могут дождаться подмоги ниоткуда. Следуйте за мной, я укажу вам путь, что приведет вас к Хеороту.