– И самое интересное заключается в том, что их можно в какой-то степени понять, – вставил Великий Князь.

– Еще бабушка Вашего Величества, венценосная матушка Екатерина издала специальный рескрипт по поводу обуздания изуверств некоторых помещиков над своими крепостными. Еще по материалам следствия над Салтычихой11. Только сие все равно ни к чему не привело, – горестно констатировал жандарм.

– Понять можно всех. И я, как помазанник Божий, властию, врученной мне Всевышним, сколь могу, буду всячески противостоять как тем, так и этим. Но, тем не менее, признаю, что самодержавию в том виде, в котором оно находится сейчас уготовано печальное будущее. Я то еще надеюсь умереть в своей постели, не испытав на себе крушения основ государства Российского. Возможно, удастся это сделать и нашим детям, а вот внуки, думаю, излиха изопьют из сей чаши. И как избежать неизбежного не знает никто. Смуты – вот чего больше всего страшусь я.

– Ты намекаешь brat на пророчество монаха Авеля12? – почти шепотом спросил Михаил.

Монарх молча кивнул, не желая вдаваться в подробности. В кабинете повисла тягостная тишина, нарушаемая только стуком маятника больших напольных часов, стоявших у дальней стены кабинета. Михаил не решался нарушать тишину, поэтому закинув ногу на ногу, нервно покачивал ею, озираясь то на старшего брата, то на шефа жандармов. Тишину рискнул нарушить Бенкендорф:

– Ваше Величество, – обратился он к императору, делая движение корпусом, как бы намереваясь встать, но император, заслышав скрип стула, отмахнулся, разрешая тому говорить сидя, – Разрешите мне старику высказать некие крамольные мысли?

– Крамольные мысли? – Николай I медленно повернулся всем туловищем от окна к столу. – Шеф жандармов и крамола, это даже не смешно, это из разряда невероятного. Ну что ж, тем интереснее будет выслушать вас, любезный Александр Христофорович.

Бенкендорф старчески пожевав губами и как бы собираясь с мыслями начал:

– Довелось мне недавно, будучи в гостях у своей сестры – баронессы Ливен прочесть книгу Никколо Макиавелли «Государь». Во дни своей юности довелось мне впервые прочесть сей труд прехитрого итальянца, но признаюсь, по младости лет не много я смог тогда понять. Сейчас же, на склоне лет, перечитав сию книжицу, я по-иному оцениваю глубину замыслов повествователя. Среди множества сентенций автора, понравилось мне своей нетривиальностью следующее суждение: «Ежели нельзя противустояти толпе, то следует ея возглавить».

– Темна вода во облацех воздушных13, – дернул плечом император. – Не растекайся мыслью по древу, Александр Христофорович.

– Нисколько не думал, Ваше Величество, – не согласился жандарм. – Это я к тому говорю, государь, что если монархии не представляется возможным избавиться от противников, то не стоит ли задуматься о том, чтобы ей самой возглавить это движение, никак при этом себя не афишируя? При сем, при том, мы, тем самым, убиваем сразу двух зайцев. Во-первых, держим руку на пульсе глубинных протестных настроений, держа изнутри на прицеле всех противников не токмо монаршей власти, но и врагов Отечества, как внутренних, так и внешних, ибо вся наша оппозиция, как показывает история, имеет своими корнями иностранные интересы. А во-вторых, даже при самом неблагоприятном стечении обстоятельств, для династии, преемственность власти будет так или иначе сохранена, что убережет Россию от смуты безвластия.

– И в каком же виде ты видишь эту оппозицию? – недоверчиво склоняя голову и вперив немигающий взор свой в верноподданного, осмелившегося предложить сию крамолу самому государю, произнес царь.

– Путем создания тайного общества, – не смутился под взором императора жандарм.

– Опять тайного?! Но почему?! – чуть ли не в один голос воскликнули царь и великий князь.

– А потому, ваше Величество, что нет ничего более привлекательного для русского человека, чем состоять в тайном обществе. И не важно, что это за общество – «вольных ли каменщиков», «мальтийских рыцарей» или не будь помянутым к ночи так называемых «декабристов». Уж вы мне поверьте, старику, знающему тягу русского человека ко всяким тайнам и мистериям.

– Я не понимаю ни сути существования подобной организации, ни принципов ее деятельности, – проворчал император, но дальше развивать тему несогласия не стал, предпочитая дать выговориться Александру Христофоровичу.

– Суть, как я уже успел сказать Вашему Величеству, заключается в существовании тайной параллельной государству структуры, призванной в наиболее критический момент для державы успеть перехватить власть из ослабевших рук монархии, дабы она не попала в неугодные ей и монархии. А принцип деятельности заключается во внешнем позиционировании своей оппозиционности, но по сути своей в поддержании государства во всех его проявлениях. В свою очередь этот принцип должен базироваться помимо тайны своего существования на безусловном внутреннем демократизме в отношении своих членов, в сочетании со строгой иерархической вертикалью, а также на принципах законности, профессионализма, не стяжательстве и прочих принципах, не противоречащих морали и нравственности. И самое важное, на мой взгляд, заключается в том, что при всей своей тайности, оно, тем не менее, должно быть широко известным обществом. И при том таким, в которое очень и очень не просто попасть, а уж выход из состава его членов должно грозить самыми неприятными последствиями, как для карьеры, так и для жизни.

– И кто, по-вашему, должен возглавить сие тайное псевдо оппозиционное общество? – спросил государь после минутного размышления.

– Лучше всего, если это будет кто-то из числа представителей правящей династии. Лицо не слишком погрязшее в дворцовых интригах и имеющее авторитет в среде военных, – резюмировал жандарм и его взгляд вместе со взглядом императора нацелился на Великого Князя Михаила…

– Вы чего это на меня так смотрите?! – встрепенулся Михаил Павлович. – Я не собираюсь становиться, ни в открытую, ни в тайную, ни в какую бы то ни было еще оппозицию. Я был, есть и буду верноподданный Его Величеству.

Но император уже не слышал брата. Он, как и все увлекающиеся люди, разом загорелся новой идеей и уже не собирался от нее отступать.

– Будешь! – тихо, но с нажимом в голосе проговорило Его Величество. – Прикажу, и будешь тем, кем будет необходимо.

– Но… – попробовал было заерепениться Михаил, и тут же осекся под взглядом холодных стальных глаз царя.

– Александр Христофорович, голубчик, не сочтите за труд, примите на себя бремя по выработке Устава организации с ее атрибутикой, включающей в себя знаки, регалии, особый тайный язык и прочее. Возьмите все наиболее подходящее от других тайных сообществ, начиная с ассасинов14и заканчивая масонскими ложами…

– Покойный ныне Александр Пушкин, допущенный мною по вашему разрешению в государственный архив, оставил после себя в черновиках много интересных вещей и мыслей. Я в свое время взял на себя смелость изъять эти его черновые записи по его смерти, – перебил царя Бенкендорф.

Император ничего на это не ответил, лишь кивнул головой в качестве согласия с действиями своего верного клеврета, а сам продолжил:

– Со временем не тороплю, но к Пасхе ты мне подготовь все документы и регламенты, хотя бы в наброске, для дальнейшей правки.

Они еще около часа увлеченно обсуждали детали создания нового тайного общества, когда Его Императорское Величество вдруг хлопнул себя по лбу:

– Название! Как же это мы господа забыли с вами о самом главном?! Названия-то тайному обществу нет, а без этого атрибута оно не может никак состояться!

Собеседники, а вернее с этого момента – соучастники, растерянно стали переглядываться друг с другом. Первым, как всегда, нашелся шеф жандармов, осторожненько предложивший: