- Вы так не любите власть, Гаврила Никитич? - нахмурился коллежский асессор.

  - Я не люблю упёртых идиотов, Иван Ильич. Кстати, как вы выкрутились перед сёстрами милосердия по поводу моего опрометчивого выступления?

  - Во-первых, почти никто не поинтересовался, откуда у нашего вольнонаёмного столь широкие познания в медицине...

  - Почти?

  - А во-вторых, - Вяземский проигнорировал мой уточняющий вопрос, - из всех, кто заметил какие-либо несоответствия вашему социальному статусу, слух своё недоумение выразила лишь Ольга Евгеньевна. Мне пришлось сообщит ей по большому секрету, что вы у нас Пронькин на самом деле не сын крестьянина, а выгнанный по политическим мотивам с третьего курса студент Императорского Казанского университета, бежавший в Томск от преследований охранки, да простит мне Господь эту ложь. Шито белыми нитками, но хоть что-то да объясняет. Например, вашу патриотическую тягу к отбытию на фронт и неуёмный, без сомнения, феноменальный талант к медицинскому искусству.

  - Вот так дела! Теперь я в глазах баронессы настоящий якобинец. И ведь только собрался обратиться к ней с важной просьбой, - вздохнул я.

  - Не переживайте, в глазах мадемуазель Вревской это скорее достоинство. Девушки любят изгоев, фрондёров и вообще смелых мужчин. А вы ещё и загадочная личность, умны, молоды... - хитро подмигнул мне Вяземский.

  - Князь, не узнав вас с достойной стороны за столь короткий период, подумал бы, что играете в сводника. Я же всё-таки некоторым образом женат... - улыбнулся я.

  - Что вы, что вы, Гаврила! Ни боже мой! Просто баронесса уж слишком много внимания уделяет вашей персоне. Чем-то вы её заинтересовали. И я как раз хотел предложить вам немного раскрыться перед Ольгой Евгеньевной.

  - Это зачем ещё? - удивился я такому предложению.

  - На основе некоторых наших бесед я позволил составить несколько подробных телеграмм моим друзьям и родственникам в Москву и Санкт-Петербург. В том числе и о боевых химических газах...

  - Простите, Иван Ильич, но мне кажется, это несколько наивно.

  - Наивно желать сохранения жизни русским солдатам? - нахмурился Вяземский, - уж позвольте решать мне, как распорядиться той информацией, что вы предоставили! - коллежский асессор чуть не сорвался на фальцет. В купе осторожно заглянула озабоченная Лиза, - всё хорошо, душенька, это мы просто спорим с Гаврилой, - врач успокаивающе помахал ладонью в сторону сестры милосердия.

  - Простите, Иван Ильич, я не совсем верно выразился.

  - В корне неверно, Гаврила. Вас извиняет лишь то, что делаете это по незнанию. Коридорное право в России и протекция, порой, могут сделать неизмеримо больше, чем подача реляции по официальным каналам. Среди моих адресатов высокопоставленный чиновник военного министерства, сотрудник канцелярии Его Императорского Величества, жена товарища министра внутренних дел...мне продолжать?

  - Всё, всё...Иван Ильич. Сдаюсь. Буду только рад, если что-нибудь из этого получится.

  - То-то же, - погрозил мне пальцем военный врач РОКК, князь Вяземский, - дворянское слово очень много значит в России!

  - Я уже попросил прощения. Извините, личного опыта общения с дворянами не имею, - привстал я из-за стола, отвесив подчёркнуто шутовской поклон, - Вся информация лишь из книг, да так приглянувшегося вам синематографа.

  - А что, так-таки и не удосужились в своём двадцать первом веке? - хитро улыбнулся, отошедший от короткой отповеди Вяземский.

  - За практически полным отсутствием данного класса в моей действительности как такового, - вырвалось у меня.

  - Что вы этим хотели сказать? - автоматически переспросил Иван Ильич. Я же с досады мысленно отвесил себе подзатыльник. Вот не хотел же ни сам князь, ни я лезть в политические перспективы Российской Империи. Эх, как бы замять это...

  - Вы действительно хотите знать ответ на свой вопрос?

  - Я потомственный дворянин, мой род идёт от самого Рюрика и напрямую от внука Владимира Мономаха. Конечно, я хочу знать, что значат ваши слова о дворянстве!

   Так, похоже, князюшка закусил удила. Придётся искать слова, чтобы помягче сообщить правду.

  - Иван Ильич. Хочу предупредить, что мой ответ наверняка породить уйму других вопросов, наиболее полная информация о которых потребует дополнительной беседы без лишних ушей. Вы готовы?

  - Говори!

  - Хорошо, - я устало провёл ладонями по лицу, - чтобы быть кратким, скажу сразу: после семнадцатого года в России юридически и фактически перестанет существовать монархия и сословия. Вместо Российской Империи сформируется совершено новое государство с иным политическим и социальным устройством. Люди, бывшие дворянами, утратят на его территории свои привилегии и собственность. Более того, спустя довольно недолгое время большинство дворянских родов пресечётся или раствориться в новой социальной среде. Дворяне, эмигрировавшие за границу, смогут сохранить видимость своего статуса, но лишь те, кто будет независим финансово. Судьба большинства их будет незавидна, но всё равно лучше большинства оставшихся в новом государстве.

   Князь был бледен, пальцы его мелко подрагивали, губы беззвучно шевелились. Я продолжал молчать, стараясь не смотреть на Ивана Ильича.

  - Гаврила, - проговорил осипшим голосом коллежский асессор, - я не спрашивал, а ты, то есть, твой прадед, Пронькин Гаврила, что с ним стало? Погиб на фронте? - странно, Вяземский цепляется за сторонние факты, боясь услышать страшные слова?

  - Умер на родине уже после войны, вернувшись с очередного допроса с пристрастием в организации, выполняющей функции Охранного Отделения в новом государстве.

  - Значит, слова французского адвоката Верньо: "Революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей..." - и для России оказались пророческими?

  - Мой прадед не был революционером, Иван Ильич. Он лишь хотел, вернувшись с войны целым и невредимым, спокойно жить на своей родине, растить детей. Но отставной унтер-офицер и георгиевский кавалер чем-то не понравился новой власти.

  - А знаете, что, Гаврила? Если я ещё захочу полюбопытствовать на эту тему, прошу вас, как на духу, пошлите меня по матушке от всего сердца, договорились?! - противная осиплость исчезала из голоса князя с каждым произнесённым словом.

  - Договорились! - я встал и протянул руку Вяземскому. Тот ответил крепким рукопожатием и улыбнулся.

   Мда-а-а... Я бы так не смог. Почти узнать, что впереди тебя и твой мир ждёт бездна и остаться в неизвестности? Феноменально. Ну да у каждого свои тараканы в голове. У меня вон и голова не совсем моя, и в голове всякая хрень: нейротрон, закладки, крипты... Одно радует: обещали, что конец будет хорошим. За что и цепляюсь.

  - Как вы думаете, Иван Ильич, удобно будет сейчас обратиться с просьбой к баронессе Вревской? - решил я сменить тему.

  - Думаю, вполне. Они сейчас в основном заняты изготовлением перевязочных пакетов, пока хватает материала. Потом займутся починкой больничного и операционного белья. С Зингером дело спорится. Вы, если собрались, идите сейчас, пока не настало время обеда, после него запланирован санитарный обход эшелона. К тому же я сегодня выписываю тех солдат, что пострадали при нападении грабителей, - на последней фразе Вяземский подмигнул мне.

   Пробираясь по коридору, я отметил, что Фёдор и Глеб уже оклемались и резались в карты, сидя на койке. Засаленные до неразборчивости рисунка рубашки карт грязными пятнами выделялись на чистом белье.

  - Здорово, славяне! - поприветствовал я задир.

  - Здоровей ви...а, это ты, Гавр. Привет. - Цыган, заметив меня, положил свои карты. Глеб просто кивнул промолчав.

  - Начальник сказал, вас выписывают вечером.

  - Правда? Это хорошо. Скучно тут. Сестрички эти, как снулые рыбы. Чисто монашки, - вздохнул Фёдор.

  - А тебе горячих деревенских девок подавай? - я слегка стиснул плечо Цыгана.

  - А хотя бы!

  - Ничего, немца побьём, будет и на твоей улице праздник.