Литмир - Электронная Библиотека

   Иван Ильич же перешёл к делу довольно поздно, уже настроив мадам к себе негативно. Эдакий весь чистенький коллежский асессор в блестящем мундире приходит просить продать ему швейную машинку. Не бог весть какая просьба. Но! Соль здесь в том, как просит. Словно он облагодетельствовал этим фактом госпожу Нестерову! Эдакий снисходительный герой, отбывающий на войну, и обращающийся к ничтожной проститутке, буквально обязывающий её продать ему необходимое и желательно по себестоимости. Вот такое впечатление оставалось от речи Вяземского. И тут я понял. Иван Ильич заранее был готов к отказу, едва услышав, что придётся посетить дом терпимости, он снова изобразил на лице своё лимонное выражение. Чистоплюй херов. Нет, надо спасать положение! Я уже отчётливо видел презрение и отказ в глазах Нестеровой. Да, мадам уже была готова в самых деликатных выражениях объявить коллежскому асессору, что-нибудь вроде отсутствия у неё в запасе машинок, а существующие негодны и изношены. То есть, попросту солгать.

  - Госпожа Нестерова! Дорогая! - я порывисто встал и шагнул вокруг стола к креслу мадам, резко подобравшейся от моей неожиданной эскапады, - прошу простить меня, Иван Ильич, - я коротко поклонился Вяземскому и встал перед женщиной в алом на колено. Чёрт, придётся учиться включать всё своё местное обаяние и забыть, что тебе далеко за пятьдесят и все видят молодого крепкого парня, горящего патриотическим энтузиазмом. - Душенька, простите, не знаю, как вас по имени-отчеству (ну не Жюли же её называть в такой ситуации) ...

  - Анна Леопольдовна... - напряжённость в выражении её лица ушла, осталась лишь заинтересованность. На щеках женщины появились обворожительные ямочки, намекая на улыбку, - Анна Леопольдовна, надежда вы наша! Я простой человек, поэтому скажу прямо: машинка швейная лазарету поболе всяких ружей да револьверов нужна будет. Не для выгоды она, не для коммерции. Сестричкам нашим милосердным подспорье, много времени сэкономит! Вы же сами женщина. Верю, ведь прекрасно знаете, какими беспомощными становятся мужчины в недуге да болезни. А санитарам да сестрицам понадобится каждый день, каждый час, почти без сна и отдыха. И что они своими ручками перетруженными, да кровью и гноем умытыми, сухими и золотушными от щёлока да постоянной влаги...много ли иглами нашьют? А ведь там работы край непочатый: и бельё войнам, и операционные да перевязочные ткани да приспособы, да мало ли! - я порывисто взял руку Нестеровой, облачённую в чёрную кружевную перчатку и от всей души приложился губами, - не откажите, родная, в помощи воинству русскому, а главное - женщинам на войне, которым вдвое, втрое тяжельше будет. Мы-то чё, мужики. Ежели Государь Император прикажет, и голыми немца погоним, а раны подорожником да мхом залепим. Только вы, голубушка, не откажите!

   Недолгое молчание прервалось натужным кашлем Ивана Ильича, пытавшегося скрыть смех. Я же не отводил взгляда от тёмных глаз госпожи Нестеровой. Нет, я не обольщался, моя речь не выдавила из неё и капли слезинки, но ухоженное лицо мадам всё же порозовело. И всё же я надеялся, что суть просьбы и её смысл донёс до Нестеровой в наиболее правильной эмоциональной обёртке. Как ни крути, а я всё же верил в то, что говорил. Она мягко высвободила свою руку из моей и произнесла:

  - Сколько вам лет, молодой человек?

  - Двадцать три, мадам.

   Она поднялась, придерживая зашелестевшие юбки, молча подошла к небольшому коридорному столику с бронзовым колокольчиком и позвонила.

  - Вы тоже едете с лазаретом на фронт? - уточнила она, тронув меня за плечо.

   За меня ответил Иван Ильич.

  - Гаврила у нас добровольцем в войска хочет попасть, охотником. Правду сказать, я бы от такого помощника в лазарете не отказался. Живой ум у парня, госпожа Нестерова. Давеча вот перед вами, были в суконной лавке, так он придумал не целой штукой марлю выкупать, а кусками, что в дело у купца не пошли. И потом уже из них шить перевязочные пакеты. Придумал носилки сподручные из парусины шить, чтобы волоком могли мои санитары с поля боя раненых вытаскивать. Да что там, и идея с машинкой Зингера его!

   В этот момент появился тот самый крепкий дядька.

  - Митрофан, пошли мою пролётку в мастерскую, да передай кучеру...ах, нет. Я лучше напишу Настёне сама, - она выдвинула небольшой ящичек и вынула из него чернильницу-непроливайку, перо и лист бумаги. Несколько минут - и небольшая записка была передана слуге, который молча скрылся в дверях.

  - Простите, мадам, - замялся Вяземский, - я так понимаю, вы согласны, но мы не сговорились в цене.

  - Бросьте, господин офицер! - Нестерова глубоко вздохнула, - какая может быть цена у русской крови? Ваш мальчик, похоже, лучше вас это понимает, - от взгляда женщины у врача заходили желваки на скулах, - я отдам вам машинку даром. Только неновую. Не обессудьте, мне лучше знать. Парочка Зингеров подольского завода у меня есть на складе и в смазке. Но по опыту знаю, могут быть проблемы с новыми. Инженеры-то немецкие, да рабочие русские, - она грустно развела руками, - я дам вам лучшую из работающих у меня в мастерской, все её изъяны уже исправлены. Да и коробку со шпульками и запасными иглами и прочей мелочью вам тоже соберут. Озаботилась я и основным набором ниток. На первое время должно хватить.

   У коллежского асессора отвисла челюсть.

  - Право слов, мадам... - он не знал, что сказать.

  - Не благодарите, Иван Ильич, не вам даю, армии русской, сёстрам милосердия. Кстати, Гаврила, парусину-то простая машинка не возьмёт. Это ты обмишурился.

  - Значит, будем руками. Шилом и суровой нитью, - обрадованный новостью о подарке, я готов был свернуть горы и самолично вышивать крестиком всю оставшуюся дорогу придуманные носилки.

  - Экий ты быстрый. Только намаешься, да материал попортишь. Шёлковая нить нужна и машинка для тяжёлых тканей. Лучше с ножным приводом. Иван Ильич, ваш эшелон, когда убывает?

  - Э-э-э... завтра поутру.

  - Парусина с вами?

  - Да, в санях у крыльца... - коллежский асессор всё ещё не понимал.

  - Гаврила, а не нарисуете мне приблизительно какие должны быть носилки, - глаза мадам Нестеровой блеснули озорством и на лице её, наконец, расцвела улыбка, из-за которой, полагаю, стрелялось в своё время немало кавалеров.

  - Так у меня выкройки есть, - я, мысленно ликуя, но внешне невозмутимо достал свёрнутые бумаги из-за пазухи. Медленно расправил их на столе, поясняя, что мной отмечено на них, где нужны ручки, петли, и как будут пропускаться ремни, на каком расстоянии лучше делать строчку. Зрительная память, напомню, проявилась у меня в этом теле поистине фотографического уровня. Так что я мог даже указать виды швов, впрочем, как мог, своими словами.

   Наградой мне была ещё одна улыбка госпожи Нестеровой.

  - Тогда и тянуть не стоит, господин коллежский асессор. Мои портнихи сделают вам к вечеру десять таких носилок. Ремни вы уж вставите сами. Ну а Митрофан подвезёт их к поезду. Вы уж городовых предупредите, а то лишних на вокзал не пускают.

  - Всенепременно, госпожа Нестерова! - Вяземский вытянулся во фрунт, нахлобучив фуражку и бросив ладонь к козырьку. Рядом встал я и повторил за начальником.

   Жюли Нестерова покраснела и подойдя к нам стремительно расцеловала в щёки сначала Ивана Ильича, затем и меня, потом мелко перекрестила, прикрыв платочком рот:

  - Храни вас Господь, господа, - в глазах её блеснули слёзы, отчего она смутилась и поспешила скрыться в глубине дома.

  - Куда теперь, Иван Ильич? - через некоторое время спросил я, усаживаясь в сани, из которых Митрофан только что вынул рулон парусины.

  - На Златоустовскую оружейную фабрику, Гаврила, - ответил Вяземский. И крикнул извозчику: "Поспешай, любезный! Быстро обернёмся, полтину накину!"

  - Эт мы завсегда рады, ваше благородие! - прогудел извозчик, - но! Родимая, пошла, пошла...пошла-а-а!

Глава 7

31
{"b":"743662","o":1}