– А я и не шучу.
– Засранец, – едва шевеля языком, попытался оставить за собой последнее слово Тсуна, чувствуя себя так, будто всё ещё спит и всё вокруг нереально. Такому ощущению немало способствовала осторожность, с которой Реборн снимал теперь уже вторую перчатку. Боль всё равно ощущалась, но её заглушало удивление: Реборн его мира никогда бы не предпочёл скорости и эффективности аккуратность.
«Больно? Ничего страшного, в другой раз не станешь подставляться».
Занятый делом киллер только хмыкнул, не имея возможности оценить выражение лица Тсуны:
– Сделаю вид, что я этого не слышал, но только потому, что ты нездоров.
– Что… произошло? – расспросы отвлекали от боли и жалости к себе, потому что теперь, когда адреналин прошёл, а ситуация была относительно безопасна, парню было страшно смотреть на то, во что превратились его руки.
– За несколько часов? Ничего особенного. Боссу Томасо предъявили обвинение Вендиче, но это было уже в то время, что мы развлекались на заводе; я сообщил им и Вонголе перед тем, как отправиться туда. Клан Хибари очень активно и вовремя уничтожает нарушителей на своей территории, так что их не тронут. Кимико просила передать, что нашла тебе подходящую работу, кстати, когда и на что вы умудрились поспорить? Её брат горел желанием лично познакомиться с «интересным зверьком», но я ведь обещал, что не позволю втянуть тебя в мафию? Так что, если ты вдруг сам не захочешь с ним встретиться, можешь не волноваться по этому поводу.
Услышав последние слова, Тсуна с облегчением растёкся по подушке. Помнит. И не врёт. Значит, можно окончательно расслабиться.
– К слову, мой приятель обиделся, что за попытку лечения его едва не спалили, так что оставил рекомендации и лекарства мне. И меня же назначил ответственным за твоё здоровье, – Реборн предвкушающе улыбнулся. – Так что, Тсунаёши, готовься, я собираюсь тебя лечить.
А может, не стоило успокаиваться так быстро? Последнее заявление неожиданно придало сил, и парень попытался спастись бегством.
– Куда-то собрался, Савада? – насмешливо спросил мужчина, когда Тсуна так и попытался от него отползти, лёжа на спине и вытянув руки, но только запутался в одеяле и, обречённо застонав, замер на середине кровати с поднятыми вверх руками. И дело не в том, что Реборн придавил край одеяла, совсем нет!
– Подальше от тебя, – честно признался парень, потихоньку сползая к другому краю кровати.
– Упадёшь же, – вздохнул мужчина, глядя на эти перемещения со странным выражением лица.
Приподняв голову, Тсуна подозрительно посмотрел на него:
– Реборн? Ты что, смеёшься?
– Нет, рыдаю, – абсолютно серьёзным тоном заявил тот, но в глазах только что черти не плясали. – Ладно, так и быть, если будешь хорошим мальчиком, приковывать к кровати я тебя не буду.
– Честно? – как-то по-детски спросил Савада.
Мужчина фыркнул:
– Кто ж доверяет честному слову киллера?
– Я, – не отводя взгляда, ответил Тсуна. – Если это слово – твоё.
Реборн открыл рот. Закрыл. За последнее время он слишком часто оказывался в тупике, даже если не хотел признавать это, но вот теперь и вовсе почувствовал себя глупо.
Тсунаёши смотрел открыто и спокойно, как смотрят искренние в своих словах и поступках люди. Золотые глаза и снова расширенный зрачок. Чёрт. Кажется, шутка немного затянулась. С другой стороны, а с какой стати он должен отказываться от такого щедрого предложения? Он раздал все свои долги, парень явно не собирается связываться с Вонголой… И ведь не идиот же Савада, понимает, что и кому говорит?
– Тогда, Тсу-на-ё-ши, – Реборн обошёл кровать и, подсунув одну руку под спину своего «пациента», помог ему снова удобно устроиться на подушках, – считай, что оно у тебя есть.
Позволив себе задержать вторую руку на груди Тсуны, мужчина встретил пристальный взгляд, проверяя, правильно ли он понял. Парень слабо улыбнулся и на миг опустил ресницы. Дева Мария, почему с ним нельзя просто поговорить словами через рот, чтобы он не пытался сбежать и сделать вид, что ничего не понимает? Савада, сплошное недоразумение…
– А теперь прекращай строить из себя мученика и дай мне, наконец, возможность вылечить твои руки, – проворчал мужчина, отстраняясь. И пригрозил: – Потом обсудим всё остальное.
– Я запомнил, Реборн, – посверлив его строгим взглядом, согласился Тсуна и снова закрыл глаза, полностью доверяясь этому человеку.
========== 18. ==========
Тсунаёши старательно делал вид, что спит. Он подозревал, что его давно раскрыли, но игра в «я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь» была их любимой. Судя по звуку шуршащей одежды, этот жаворонок давно проснулся, и Тсуна даже не удивится, если узнает, что Реборн успел выполнить в Токио какой-нибудь заказ, пока он сам безмятежно спал в том же гостиничном номере (и, кстати, Аркобалено действительно вычел сумму за предыдущий номер из счёта Тсуны!). Мужчина чему-то усмехнулся, пригладил наверняка растрёпанные после сна волосы Тсунаёши, и парню потребовалась вся сила воли, чтобы не потянуться за прикосновением. Он спит. Спит, а не улыбается!..
Савада никогда не думал, что ему чего-то не хватает в жизни. У него была Семья, друзья и обязательства, были деньги и власть, были любовницы, поклонники и ненавистники, он успел многое попробовать в свои двадцать с небольшим. Но… В том мире на него давила ответственность, Тсунаёши нужно было соответствовать образу Десятого Вонголы, и даже самые близкие люди смотрели на него, казалось, сквозь призму его положения. Гокудера? Всегда называл его Джудайме. Такеши? Признал его как своего босса. Мукуро или Кёя? Приходилось соответствовать их ожиданиям, если Тсуна хотел, чтобы они подчинялись. Что говорить о Хранителях, если даже Емитсу, его родной отец, принял его в качестве босса, а не сына! И Реборн… репетитор никогда не позволял ему забыть о своём положении. Казалось, что киллер легко бы принял даже приказ Тсуны устранить его или всех Аркобалено разом, если бы это пошло на пользу Вонголе, но попытку сблизиться жёстко пресекал. Та короткая встреча во сне была единственным признанием, что Тсуна для него не просто очередное задание.
И только в этом мире Савада понял, как ему не хватало признания его собственных достоинств и недостатков. Здесь Реборн не требовал соответствовать – он удивлялся, когда Тсуна откалывал что-то необычное, ворчал, когда Савада косячил, но не пытался переделать по своему представлению, подгоняя под лекала идеального босса. И сам не пытался притвориться кем-то другим.
В этом мире Тсунаёши познакомился с живым человеком, настоящим Реборном. У него был отвратительный характер, ужасное чувство юмора (впрочем, это Тсуна и раньше подозревал), нервная и опасная работа, которую он, тем не менее, любил, как бы пугающе это ни звучало. Зато Реборн лучше многих мог заставить выбраться из бездны жалости к себе, помочь советом или делом, а ещё, даром, что свободный киллер, не понаслышке знал, что такое верность.
Матрас чуть прогнулся под весом чужого тела, и Тсуна даже затаил дыхание: что дальше?
Реборн погладил большим пальцем ладонь парня. Нежная, молодая кожа была очень чувствительной, и у Савады от этого простого жеста что-то перекувыркнулось в животе и взорвалось праздничным фейерверком. Пульс зачастил, и притворяться спящим стало бессмысленно – палец Реборна как раз лежал там, где удобнее всего прощупывать частоту сердечного ритма.
Тсуна открыл глаза. Выглядел мужчина задумчивым, и продолжал гладить его ладонь. Очень захотелось накрыться подушкой, потому что происходящее отчего-то сильно смущало. О чём он думает?
– Больше такого не повторится, – мужчина поднял голову, поймав взгляд Тсуны. – Если, конечно, ты не забудешь надеть свои новые перчатки, когда соберёшься полетать.
– Не забуду, – сглотнув, пообещал парень.
Надо сказать, в этот раз лечение заняло больше времени, но и повреждения были намного серьёзнее. И Реборн сдержал слово, по крайней мере, Тсуну он не приковывал, только стоило бы учесть, что с обожжёнными руками не окажешь серьёзного сопротивления. И что обыденные мелочи могут превратиться в пытку или будут недоступны. Так что, формально выполнив обещание, Реборн вдоволь отыгрался на нём, и кормление с ложечки было ещё не самым худшим!.. Хотя, на самом деле, возмущался Тсунаёши больше напоказ, а чужая забота, пусть и приправленная насмешками, была приятна.
