«Я не должен чувствовать себя виноватым. Я ничего плохого не сделал. И, вообще, все проблемы – от Реборна! Это он постоянно втравливает меня в неприятности», – короткая мантра не особо помогла. Чувство вины часто бывает весьма и весьма нерациональным, а ситуация, в которой оказался Тсуна, при взгляде со стороны выглядела очень неоднозначно. И хотя сам парень знал, что ни в чём не виноват (разве что только в том, что всю жизнь был полным неудачником), избавиться от неловкости никак не удавалось.

Больше всего это напоминало тот период, когда репетитор исчез, попав в Десятилетнее будущее. Тогда Тсунаёши тоже не понимал, почему он волнуется об источнике своих проблем, даже не хотел признавать поначалу, что чувство тревоги вызвано не переживаниями о возможных каверзах репетитора, а беспокойством за него. И только увидев живого и невредимого Реборна, пусть и в странном костюмчике (как будто для него это было чем-то новым), Савада почувствовал облегчение.

– Хорошо, – Реборн, помедлив, кивнул. – Значит, этот вопрос мы пока отложим и перейдём к более важному. Что с руками?

«Плохая тема для разговора!»

– Ничего?

– Ты совершенно не умеешь врать, – заключил мужчина. – И почему я вообще решил, что ты можешь быть шпионом?

– Счёл меня слишком подозрительным? – рискуя нарваться, невинным тоном предположил Савада.

– Точно, – согласился Реборн, прожигая Тсуну взглядом. Парень уставился в окно, всем своим видом показывая, что вообще не понимает, о чём речь. Реборн вздохнул: – Ты ведь понимаешь, что я в любой момент могу просто снять эти бинты и понять, что произошло, и без твоих ответов? Не пойму, почему я вообще до сих пор с тобой вожусь?

Настала очередь Тсуны ухмыляться ему в ответ:

– Я бы тоже хотел это знать.

Он и сам не смог бы объяснить, почему так упорствует в нежелании рассказывать правду Реборну. К тому же, обезболивающее, которое дал ему врач, давно перестало действовать, и руки снова болели, будто он сунул их в кипяток – или в Пламя. По-хорошему, стоило объясниться с временным «напарником» и пойти отдыхать – день и без того был слишком долгим. В то, что мужчина захочет ему помочь, Тсуна не верил: репетитор никогда не лечил его с помощью Пламени, считая, что это будет неплохим стимулом для того, чтобы не подставляться в будущем.

– Итак, даю тебе вторую попытку ответить на мой вопрос, прежде чем я выполню свою угрозу, – не дал сбить себя с толку киллер. – Что произошло?

Опыт подсказывал, что лучше ответить. Конечно, Реборн этого мира вряд ли заставит его проходить какую-нибудь жуткую тренировку, но, честно говоря, тем хуже для Тсуны – в фантазии что репетитору, что его двойнику не откажешь и предсказать, как именно он будет выпытывать то, что хочет узнать, совершенно невозможно. А он устал, чувствует себя совершенно разбитым и мечтает поспать, чтобы хоть на какое-то время не чувствовать боль.

– Это ожог. От Пламени. Моего.

От подозрительного взгляда Тсуна поёжился.

– Ожог, – повторил мужчина. – Ожог собственным Пламенем. Притом, что я видел, на что ты способен и каков твой контроль. Савада. Что ты сделал?

– Пытался уйти от предполагаемой погони, – сглотнув, признался парень. Идея признаться вдруг перестала казаться столь привлекательной.

– Очень хорошо, – процедил киллер, медленно надвигаясь на него и сверкая глазами. Тсуна против воли попятился назад – до того жутко и внушительно выглядел Реборн. – И почему я узнаю об этом только сейчас? Что там произошло? Тебя кто-то заметил, и ты подрался? Этот человек жив, или ты всё-таки додумался избавиться от свидетеля и трупа?

– Эй, погоди! Всё было совсем не так! Меня никто не видел, наоборот, я и решился на это, чтобы не попасться никому на глаза!

– Решился на что? – страшным тоном спросил киллер.

Однако Тсуна замялся. Его репетитор, конечно, видел своего ученика в самых разных нелепых ситуациях, но признаваться этому Реборну почему-то было стыдно и неловко. Тсуне очень не хотелось выглядеть в его глазах полным идиотом.

– Ну…

– Савада, – прозвучало угрожающе, – не зли меня.

– Я вылез в окно туалета на четырнадцатом этаже, – зажмурившись, протараторил парень.

В номере стало тихо.

Реборн просканировал Тсуну взглядом, подмечая залёгшие под глазами тени, усталый вид и какую-то обречённость в позе. Приподнял бровь, сообразив, что открывать глаза парень, похоже, не собирается. И вполне миролюбиво поинтересовался:

– Так откуда тогда ожоги, и почему ты всё ещё жив?

Савада открыл один глаз и, убедившись, что Реборн вроде как не злится и не спешит смеяться, ответил:

– Я пролетел над городом с помощью Пламени.

– Сам? Без дополнительных приспособлений, на чистом Пламени?

– Ну, да, – Тсуна пожал плечами.

– Интересно, – пробормотал мужчина. С одной стороны, он прекрасно понимал, почему Тсунаёши не решался признаться в совершённом. С другой стороны, интуиция и реакция мальчишки говорили, что причины его молчания совсем не те, по которым промолчал бы сам киллер.

Он окинул начинающего дрожать парня очередным внимательным взглядом. Судя по всему, его состояние ухудшалось, но, тем не менее, он стоял здесь и позволял Реборну себя допрашивать.

По собранным киллером данным Саваду Тсунаёши никак нельзя было назвать человеком, способным вынести усталость и боль. Скорее, того Саваду Тсунаёши следовало назвать нытиком и слабаком. Впрочем, досье с самых первых строк ничего не говорило о настоящей личности парня, лишь вводя в заблуждение. И если оно хоть когда-то было истинным, хотелось бы знать, кто настолько поработал над парнем, что вылепил из него нечто совершенно иное?

– Сядь, – велел мужчина и, когда Савада повиновался, не удержался от хмыка. – Вытяни руки вперёд.

Ему было любопытно, понимает ли парень, что сейчас происходит. Тсунаёши выполнял его указания без лишних вопросов и сомнений, не желая скрывать или не понимая, что демонстрирует этим своё доверие. Да, он опасался Реборна, но не боялся, как должен был. Если уж на то пошло, от Кимико он явно ждал больших неприятностей – просто смешно, ведь разница между любимой папиной дочкой, избалованной и привыкшей получать всё, что захочет, и лучшим киллером мира была несопоставима.

Учитывая, как они познакомились, такая реакция не укладывалась ни в какие рамки, не имела логического объяснения – пусть даже этим объяснением будет психическое отклонение. Но тем интереснее. Реборн любил тайны и адреналин. Что ж, Савада весь состоял из противоречий и предсказать его реакцию было нелегко, а уж понять мотивы – сложнее вдвойне. Разговоры с ним держали в напряжении и заставляли сердце стучать быстрее, а мозг – напрягаться в поисках двойного, тройного дна.

Тсунаёши был опасен, но, похоже, сам не осознавал, насколько впечатляющими были его умения. Этому могло быть несколько объяснений: заниженная самооценка (вряд ли), стремление к идеалу, когда все остальные собственные достижения кажутся незначительными, и особенности воспитания того, кто взялся учить Саваду. Интересно, понимал ли мальчишка вообще, как мало людей может использовать Пламя для полётов? Тем более без дополнительных приспособлений? Знал ли, насколько необычной была реакция Леона на него – единственного человека, которому позволялось гладить хамелеона и к которому Леон сам стремился быть ближе? Догадывался ли, наконец, с каким наслаждением сам Реборн убил придурков, наставивших пистолет на него с Кимико, – и отнюдь не из-за девчонки Хибари?

Киллер прекрасно видел, с кем имеет дело: Тсунаёши не был ни слабым, ни наивным, не был гражданским, как бы ни пытался притвориться им. По каким-то причинам он позволял Реборну командовать собой, но мужчина был уверен, что если задеть Саваду за живое, тот отбросит маску, превращаясь в молодого хищника. Поэтому сейчас Реборну было очень интересно, как далеко Тсунаёши позволит ему зайти и насколько сильно он всё-таки ему доверяет. Собственно, проверкой границ этого доверия киллер и занимался всё время с момента осознания собственной исключительности для Тсуны.