Когда Рей немного пришла в себя и подняла голову, она обнаружила, что больше не является предметом всеобщего внимания. Все присутствующие были заворожены появлением Роуз и еще одной арестантки, кативших перед собой явно весьма тяжелую тележку с огромным серебряным блюдом, накрытым крышкой. Подобную посуду Рей видела только один раз в жизни – в замке Сноука. И ничего хорошего появление подобного предмета совсем не предвещало.

Девушки остановили тележку прямо посередине зала, напротив стола нацистов и расположились по сторонам от нее. Все присутствующие притихли, даже навязчивая музыка наконец-то перестала проедать Рей дыру в голове.

«А вот и подарок для моей Саломеи» - услышала она, и чуть не зарычала от злости, злясь, что Монстр снова беспардонно вторгся в ее мысли без всякого приглашения.

Роуз, а почему-то это была именно она, подняла с блюда крышку и закричала на весь зал.

На подносе лежала голова Финна.

Откуда-то появился Хакс, успевший набросить Рей на плечи свой мундир, и почему-то куда-то потащивший орущую и бьющуюся в истерике Роуз. Он что-то бросил Рену по-немецки и не нужно было владеть языком, чтобы понять по интонации, что он совершенно не в восторге от произошедшего и высказал об этом свое исчерпывающее мнение. И это было последнее внятное воспоминание Рей об этом ужасном вечере, потому что потом начался полнейший хаос. И главной причиной этого самого хаоса стала она сама.

Она резко поднялась на ноги, уронив на пол мундир заботливого Хакса и отшвырнув куда-то омерзительную фуражку, и разом вскинула в воздух обе руки. Что-то взрывалось, звенела посуда, кричали люди, спасаясь бегством. Со всех сторон лилась кровь, но Рей вообще уже смутно понимала, что происходит и как она делает это. Она безжалостно рубила мечом всех, кто попадался ей под руку, и сама стала красной от этой бесконечной крови. В какой-то момент она налетела на Монстра и, особо не раздумывая, отшвырнула его в сторону с помощью своей силы. Никогда она еще не испытывала такого потока энергии, проходящего через ее хрупкое тело. Никогда она еще не чувствовала себя такой могущественной.

Потолок начал падать, обрушившись ровно в том месте, куда по ее подсчетам отправился Монстр. А она все швыряла в ту сторону все, что видела, пока не погребла его под приличной горой обломков стен, мебели и даже чужих тел. Но ей все равно казалось, что этого мало, что такую живучую тварь, как он, не так просто убить. И она не могла остановиться, пока силы не оставили ее.

Она опустилась на землю и поползла куда-то, не зная сама, куда , перебираясь через обломки и тела. Поднявшаяся пыль застилала глаза и мешала дышать. Все расплывалось.

И откуда-то вдруг появилось удивительно четкое лицо Кайдел. Рей даже удивилась тому, как подруге удалось уцелеть, невольно усмехнувшись везению американки. Но везение было сомнительным. Девушка сидела в углу, сжавшись в комок, обхватив себя руками и уставившись перед собой остекленевшими и пустыми глазами.

А потом был тот год жизни, который просто-напросто выпал из памяти Рей. Она толком не знала, как им удалось выбраться из Гюрса, куда делась Роуз, что стало с Монстром, хотя ей всегда хотелось верить, что она убила его. Все это потонуло в пустоте. До того самого момента, когда она очнулась в полуразрушенном сарае под удивительно яркими звездами, смотрящими сквозь огромную дыру в потолке.

========== Глава девятнадцатая. Любимый немец ==========

Керкира, весна 1959 года.

Корфу встретил путешественников ярким солнцем, ослепительно голубым небом и дурманящими ароматами цветения. Зелени здесь было намного больше, чем в Риме, и она была настолько разнообразной, что от ее пестрого многообразия рябило в глазах. Все это – жара, душный влажный воздух с примесью морской соли, витающая в нем цветочная пыльца сыграли с Рей злую шутку. Девушка, в принципе проведшая добрую часть своей жизни в пустыне и имевшая весьма сложные отношения с водой, явно переоценила свои силы на счет морской прогулки. Стоило ей наконец-то ступить на твердую землю прекрасного греческого острова, как ноги ее подкосились, а в глазах потемнело. И только вовремя среагировавший По, спас ее от участи тут же разбить себе голову о мощеную камнем мостовую. Рей с трудом уняла приступ тошноты и головокружения и вцепилась в руку друга.

- Обычно морская болезнь беспокоит людей во время плавания, - усмехнулся француз, отводя ее подальше от трапа, все еще забитого людьми к пышному кусту гибискуса.

- Мой вестибулярный аппарат сопротивлялся до последнего, - пробурчала она, убрав руку и опершись на свои колени, - в самолете и то лучше…

И на глаза ей очень кстати попалась мусорная урна, потому что содержимое ее желудка резко начало проситься на волю. Ей оставалось только порадоваться, что волосы теперь короткие и не пытаются поучаствовать в унизительном действе. Наконец-то ей стало легче, она откашлялась и принялась вытирать лицо платком, чудом оказавшимся в кармане ее пальто. Впрочем, даже легкое пальто здесь было лишним.

- Будем считать, что ты так попрощалась с Италией, - не удержался от комментария По, за что Рей бросила на него самый злой взгляд из всех возможных. Он сделал вид, что не заметил ее раздражения и продолжил, - впрочем, здесь почти Италия. Ты скоро в этом убедишься. Все-таки еще до войны островом слишком долго владели венецианцы. Греческой аутентичности здесь намного меньше, чем в других местах…

- Надо было сразу заглянуть в справочный путеводитель, - хмыкнула Рей, - может, поедем куда еще? Где там есть твоя аутентичность?

- М-м-м, - потянул По, вживаясь в роль ее супруга, с которым они отправились путешествовать по греческим островам, - я думаю, тебе бы понравился Кос. Или Родос. Или…

- Ладно, - перебила его Рей, - мне легче и я хочу есть.

По улыбнулся своей самой блистательной улыбкой из всех, которые были в его арсенале. Его по-прежнему умиляло то, какое большое значение его подруга придает вопросам приема пищи. Все-таки с момента, когда Рей покинула Алжир, прошло двадцать лет, а она все еще никак не могла избавиться от вечного фантомного чувства голода. Концлагерь только усугубил картину. Послевоенное время было особенно щедрым к тем, кто пережил лишения тех тяжелых лет, предлагая им щедрое разнообразие вариантов того, чем можно было набить свой желудок. Слава капитализму, - мрачно усмехнулась Рей.

После насыщенной и разнообразной трапезы в маленькой домашней таверне, у девушки наконец-то появилось настроение посмотреть город. В их планы не входила долгая прогулка, но Керкира настолько очаровала Рей, что она уговорила друга провести здесь время хотя бы вечера.

В городе действительно было что-то итальянское – в этих домах, построенных во время власти венецианцев, деревянных ставнях, узких средневековых улицах, переплетающихся в причудливый лабиринт. И всюду, из каждого маленького садика и участка, не занятого домами, пробивалась сквозь каменные кандалы города, бурная, ароматная, средиземноморская зелень. А вокруг города, словно обнимая его со всех сторон, опоясывая полукругами небольших заливов, расположилось ласковое, голубое море. Такого цвета воды Рей не видела еще нигде и не могла поверить в реалистичность того, что открылось ее глазам. Она была уверена, что подобной красоты местность может существовать только на тех милых пейзажах, которыми мещане любили украшать свои дома. Наконец-то, нагулявшись вдоволь, они с По устроились на набережной, откуда открывался прекрасный вид на лагуну, упирающуюся в горную гряду, белоснежные яхты, побережье и возвышающийся на скале посреди моря средневековый замок. Хитросплетенья средневековых улочек остались у них за спиной. По, конечно, уже успел раздобыть где-то бутылку домашнего вина и коробку неплохих сигар. Он заверил девушку, что сигары были местного производства, но даже не будучи сильно осведомленной в этом вопросе, Рей заподозрила, что По лишь повелся на россказни продавца.