Аквитания, лагерь Гюрс. осень 1941 года.
Вынужденная большую часть времени проводить в обществе резкой на язык и довольно циничной Кайдел, Рей чудовищно скучала по задушевным разговорам с Роуз. Она постоянно выискивала подругу взглядом во время процедур, общих для жителей разных бараков, но все ее попытки сократить дистанцию терпели полное фиаско. Надзирателям было строго-настрого наказано не позволять собраться воедино троице бывших сообщниц и Рей боялась выводить их из себя лишний раз, остерегаясь, что за непослушание ее могут разлучить и с Кайдел. Одна бы она точно сошла с ума, и не сколько от одиночества, которое мало пугало девушку, с детства предоставленную самой себе; а от тревоги за американку, блестяще умевшую находить для себя неприятности в любой ситуации. Если даже в мирное время в Париже Кайдел влипала в истории, то страшно было подумать о том, что могло с ней стрястись в лагере для военнопленных. Девушка успела обзавестись персональным врагом среди надзирателей в лице надменной немки Фазмы и Рей догадывалась, что грозной валькирией дело не ограничивалось.
И все же однажды ей вдруг удалось поговорить с Роуз, каким-то невероятным образом, они столкнулись в лазарете, откуда одной было получено забрать тело покойного заключенного, а другой – доставить захворавшего соседа по бараку. Обычно здоровье пленников нацистов не интересовало, но у мальчишки, которого сопровождала Роуз, было подозрение на тиф и администрация была обеспокоенна возможной вспышкой эпидемии.
Девушки так были рады увидеть друг друга на расстоянии более близком, чем полтора метра, что тут же бросились друг другу на шею. Мрачный, неразговорчивый доктор не обратил это внимания, больше заинтересованный доставленным, вероятно заразным, пациентом. Пользуясь этим, Роуз взялась помочь Рей оттащить тело ее соседа к яме с трупами, а заодно хоть немного поговорить. Удивительно, но большую часть пути они молчали. И только спихнув вниз тяжелую тушу несчастного, Роуз наконец-то решилась нарушить неловкую, напряженную тишину.
- Змейка, - робко начала она, смущенно разглядывая стоптанную землю рядом с ямой, - это правда, что ты… встречаешься с надзирателем?
Рей вздрогнула, как от удара плетью и вся сжалась. Это была болезненная для нее тема и ей совсем не хотелось ее касаться, но о чем еще могли говорить две близкие подруги, разлученные на много месяцев? Явно не о погоде.
На тот момент их отношения с Монстром еще не зашли слишком далеко, Рыжая не успела устроить Рей расправу, а оберштурмбанфюрер Хакс не прибыл в Гюрс из Германии. Все было еще относительно невинно.
- Нет, - быстро буркнула Рей, - это вранье.
Роуз кивнула и набралась храбрости посмотреть в глаза подруге. Ее маленькая теплая ладонь легла Рей на плечо.
- Я тебя не осуждаю, - понизив голос сказала Роуз, - я хочу, чтобы ты знала это. Может быть, он не плохой человек, но неправильно выбрал сторону…
Рей даже разозлилась на Роуз за ее наивное видение мира и излишне добрую натуру. Она хоть знает, о ком идет речь? Ведь если до нее дошли слухи, даже будучи жительницей другого барака, она вряд ли осталась в неведении, с кем именно у Рей завязались отношения? И как можно быть такой дурочкой? Она что, совсем ничего не понимает?
Но гнев Рей быстро унялся, когда она решилась посмотреть в теплые, глубокие глаза подруги. В них не было осуждения или злости, только бесконечные любовь, понимание и смирение… И Рей стало стыдно от того, как сильно ей хотелось ужалить Роуз в ответ за то, что та посмела коснуться этой болезненной и неприятной темы.
- Ты ошибаешься, - вырвалось у нее, - и хватит быть такой наивной и всех оправдывать, - она схватила китаянку за плечи и как следует тряхнула, - очнись! Мы на войне. Или ты и на Финна не злишься за то, что он сделал?
- Нет, не злюсь, - тихо и грустно призналась Роуз и отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Рей растерялась, почувствовала себя очень гадко и захотела приласкать подругу, притянула к себе и крепко обняла. Но к ним уже спешила пара охранников, раздраженных тем, что они задержались у ямы, после того, как выполнили свою работу. Девушек грубо растащили в разные стороны. Рей пинками заставили идти в сторону барака, Роуз – обратно в лазарет. Но, пройдя несколько шагов, Рей дернулась в руках надзирателей и обернулась. Роуз смотрела ей в след. И почему-то улыбалась.
Рим, 1959 г.
Этой ночью ей снилась Роуз, хотя этого не случалось уже много лет. Образ был размытым, словно акварельный рисунок, политый водой, но Рей не нужно было многого, чтобы узнать знакомые черты. Слегка курносый нос, широко посаженные добрые глаза, смотревшие с теплотой из-под рваной челки, улыбка взрослого ребенка, маленькие, но умелые ладони. Именно такой она отпечаталась на негативе памяти. Но, к несчастью, этот негатив нельзя было сдать в проявку, а других фотографий у Рей не осталось. Вернувшись в Париж, она перевернула вверх дном всю и без того разгромленную за время войны квартиру По, но за годы отсутствия хозяев из нее успели вынести практически все ценные вещи. Фотографии, рисунки, книги и письма, вероятнее всего, отправились в печь и спасали чьи-то жизни во время особо жестоких зим. Рей очень грустила из-за этого, потому что ей хотелось сохранить хоть что-то, кроме своих воспоминаний. Да и они с По пытались организовать что-то вроде уголка памяти для погибших друзей, лишенные возможности похоронить их по-человечески. Пейдж не стало самой первой, еще в начале оккупации Парижа и ее прикопали как домашнего питомца где-то на окраине кладбища Монпарнас. Только Роуз было известно точное место захоронения… Но Роуз сгинула вместе с Гюрсом, не осталось даже тела. Ничего. Словно и не было маленькой, нежной и смелой китайской девочки. И ее красавицы-сестры, имевшей глупость отказать положившему на нее глаз немцу. Иногда Рей с тоской думала о том, что именно Пейдж смогла бы понять ее в том положении, в котором она оказалась, впутавшись в сложные и неоднозначные отношения с Монстром.
Рей приоткрыла слипшиеся от туши ресницы и зажмурилась от яркого солнца. Несмотря на тоскливый сон, заставивший ее проснуться в слезах, спала она на удивление сладко и девушку тут же посетило другое воспоминание из далекого прошлого – о ее пробуждении в комнате Монстра, после того, как он спас ее от расправы и забрал под свою опеку. Со временем она легко догадалась, что именно он тогда сидел над ее постелью, гладил по волосам и убаюкивал, прогоняя дурные сновидения, пока она металась в горяченном бреду.
Кайло крепко спал и Рей спокойно могла убить его, воспользовавшись удачно подвернувшимся моментом. Но сейчас он выглядел таким невинным и юным, даже с частой сединой в черных вьющихся волосах, что девушка быстро отогнала эти мысли. Расправа с беспомощным человеком была слишком низким поступком даже для нее. Так ей хотелось думать, потому что стыдно было признавать, что вид его густых, подрагивающих слегка ресниц, блаженно приоткрытых губ и трогательных созвездий родинок вызвал в ней приступ глупой, бессмысленной нежности. Она хотела погладить мужчину по щеке, изувеченной шрамом, но отдернула руку. Вместо этого высвободилась из его тесных объятий, подняла с пола свое пальто, закуталась в него и вышла на балкон, чтобы покурить и окончательно прогнать навязчивых призраков ночи.
И как вообще можно освободиться от воспоминаний, когда оказываешься в постели с олицетворением собственного прошлого? Впрочем, пятнадцать лет назад им практически не было дано такой роскоши, как возможность проводить вместе ночь и встретить новый день. Рей ясно помнила каждый момент, когда они с Монстром просыпались вместе, и могла пересчитать их по пальцам одной руки.
Пока Рей курила, в комнате послышались скрип кровати и шаги, и вскоре на балконе рядом с ней появился Кайло, уже успевший натянуть брюки и накинуть на плечи иссиня-черную рубашку. Он сонно потер лицо широкой ладонью и убрал с лица растрепанные пряди волос. Рей протянула ему помятую пачку сигарет и он благодарно принял ее и затянулся горьким дымом.
