Тогда я думала, что у меня все давно отболело: терапия, новые отношения, время, алкоголь – четыре всадника, помогающих пережить любое расставание. Но все оказалось не впрок.

Сколько лет прошло, а реакция на него все та же.

Когда мне плохо, я убегаю и прячусь, как кошка. Несколько лет назад у меня были приступы панкреатита, и я тихонько вставала ночью и уходила в ванную, садилась там в уголок на пол и пережидала дергающую боль, никого не беспокоя, даже врачей. Кошки умирают в одиночестве.

Потому и сейчас ноги несли меня куда-нибудь подальше от людей, не спрашивая совета головы. Просто подальше.

Я завернула за угол офисного центра и увидела посреди двора деревянный навес и жмущихся под ним друг к другу несчастных курильщиков. Видимо, здесь над ними сжалились и не гоняли за территорию, а выделили специальное место.

Зашла – и почувствовала, как мощно выдувает душу встроенная в крышу вытяжка. Одним взглядом попросила сигарету у ближайшего офисного мальчика, тот без слов протянул «Парламент» и даже подал зажигалку.

Я затянулась, нащупывая языком привычные края воздушного фильтра. Да, именно эти сигареты я и курила тогда. Давно бросила. Но с некоторыми вещами можно справиться только саморазрушением. Пустить встречный пал, чтобы потушить лесной пожар.

Когда бывший муж появился передо мной, я даже не удивилась. Если твоя жизнь становится похожа на собственную книгу, совершенно не удивительно, что события нанизываются как жемчужинки на леску. Ведь сейчас конец августа. Почти тот самый день.

Шесть лет назад я сидела в кафе с любимой подругой, стараясь не замечать, как мой мир расползается под пальцами. Напряженно держала его ветхие клочья и надеялась, что все пройдет. За окном было такое же солнечное и радостное лето, как сейчас. И все должно было быть хорошо, но впереди меня ожидали глубины ада.

Больше всего на свете я любила август до того момента шесть лет назад. Теперь я закрываю окно, когда вечерами начинают пахнуть горькие травы под огромной луной конца лета. То, что раньше приносило радость, сейчас причиняет физическую боль.

Сложнее всего – поднять на него глаза. Отважно взглянуть на призрака. На зомби. На главного монстра в этой игре.

Тяжело. Но надо.

Меня трясет внутри, но снаружи я снова леденею. Сердце заходится воем – то стучит в горле, то ухает горячим камнем в живот. Это даже больно. Я, знаете, в свои тридцать три уже нифига не юна! У меня уже изнашивается это несовершенное тело. Такое вот переживать – кто угодно износится.

Но почему-то реальная боль делает все морально легче. Даже какая-то злость появляется. Жила без тебя тихо, спокойно, нормально! Какого хрена надо было появиться на моем пути и испортить мне здоровье? А если это сердечный приступ? Придется ложиться в больницу, а у меня книга недописанная. И день рождения скоро.

Когда-то я отдала больное сердце одной из героинь и надеялась, что избавилась от страха сердечного приступа навсегда. Обычно помогало, вон, «божечки-кошечки» я больше не говорю по любому поводу, моя Яна забрала их себе. А с сердцем, выходит, не получилось. Только зря Ириску мучила.

А он подходит все ближе, медленно, как кот, который загнал мышь в угол и теперь уверен, что никуда она не денется.

Выщелкивает сигарету из пачки, тоже закуривает.

Говорит:

– Читал в твоем романе про себя.

«Откуда ты узнал?» – думаю я. Но не спрашиваю вслух. С ним так нельзя, я помню. Я и так в ловушке, заглатывать крючок целиком – плохая идея.

Молчу. Курю. Смотрю на него, отмечая, как он изменился за прошедшие шесть лет. Да не особо. Как раз тот возраст, в котором мужчины застревают дольше всего.

– Я так понял, ты хочешь, чтобы я вернулся?

Молчу.

– Так вот он я! – ухмыляется и раскидывает руки в стороны.

Бери, мол. Ага.

Какая же ты сволочь, вечная любовь моя. Какой сволочью был, такой и остался.

Тушу сигарету, сжимаю руки перед грудью, в глазах закипают слезы:

– Я так скучала по тебе, солнце мое… Так скучала! Ты не представляешь… Все эти годы были сплошным пустынным адом, по которому я шла, потеряв ориентиры, и не зная, есть ли выход, смогу ли когда-нибудь стать прежней. От меня осталась даже не половина – меньше половины. Без тебя.

Дожидаюсь появления самодовольной улыбки. Все вы одинаковые – игроки, в которых я влюбляюсь. Все.

И бью:

– Слушай, ты реально думал, что моя книга – этакий зов в пространство? Приди и спаси меня, мой герой! – спрашиваю я уже нормальным голосом, выпрямляясь и переставая разыгрывать дождавшуюся своего возлюбленного Кончиту. – Это же просто великая сила искусства! Фикшен! В реальности я бы послала тебя в любой из дней, когда бы ты ни явился.

Я не говорю, что и сегодня ему не поверила ни на секунду.

Он молчит и курит. Его очередь молчать, да.

Готовит ответный удар.

После которого я уже не оправлюсь.

Но – бусинка скользит по леске, мягко стукается боком о свою предшественницу в этом ожерелье сюжета. И я вижу, как от дороги, где беспечно, с распахнутой дверью, оставлен «порш», ко мне идет Роман. Смотрит издалека на нашу мизансцену, поднимает бровь.

Ладно, игрок, не подведи другого игрока.

– Извини, – говорю. – Мне пора. Ждут.

– Кто? – бывший муж оборачивается посмотреть на зеленоглазого моего спасителя. – Начальник твой? Кем работаешь?

Надо же. Ему интересно.

– Любовник. Я, ра-зу-ме-ет-ся… – чеканю. – …не работаю.

Иду к Роману, и тот начинает улыбаться. Невероятно приятно, когда тебя так встречают. По-настоящему, а не в игре, как сейчас.

С разбега висну у него на шее, он подхватывает меня и целует. Прижимается губами к губам, не пытаясь по случаю пробраться глубже и дальше. Легко отпускает, разворачивается, открывает дверцу машины… заднюю.

И достает огромный букет…

Оооо, если б это были розы, он бы проиграл. Но это – круглые пушистые астры изумительного лилового оттенка.

В точку, боже, как в точку.

Вот теперь можно открыть мне переднюю дверь, обогнуть машину, плюхнуться за руль и рвануть к поспешно поднимающемуся шлагбауму.

– Спасибо, – от души сказала я, когда можно было перестать бояться обернуться. – Как ты догадался?

– Я видел его взгляд на тебя, – ухмыльнулся Роман. – Что я, мужиков не знаю? Подошел раненого олененка добить?

– Ну. А то. – подтвердила я. – Откуда у тебя такие навыки телепатии, слушай? Тебе же денег достаточно для соблазнения?

– Деньги деньгами, а как же красота игры? – засмеялся он, лихо пуская «поршик» в галоп на почти пустом шоссе. Черт знает, куда мы ехали, и мне было все равно, у меня в крови плескался адреналин, а сердце танцевало латину.

– Жуть, как неловко, что я его победила таким дешевым приемом, – вздохнула я. – И ужас, как стыдно, что мне это нравится.

– Перестань дергаться и наслаждайся, – посоветовал Роман. – Успеешь еще поразить кого-нибудь глубоким интеллектом и непохожестью на обывателей. Прикинь, лет через пять еду я такой по Стокгольму по своим делам… Отель новый открываю. Например. Идешь ты мимо – и я такой на понтах: «Что, дорогая, туристочкой приехала? На автобус не опаздываешь?» А ты: «Ой, а подбрось меня до ратуши, мне сегодня Нобелевку вручили, опаздываю на банкет!»

Я расхохоталась:

– Нобелевку за любовные романы?

– Почему нет? Даже любовные романы можно писать хорошо. Ай!

Это я ткнула его кулаком в плечо за подначку.

Машина куда-то неслась, едва притормаживая на светофорах и лихо меняя полосы. Не знаю, где Роман в утренней Москве нашел столько свободных дорог, но это было ровно то, что надо.

От нервного адреналина, бурлящего в венах, хотелось двигаться, оставаться на месте было невыносимо. Но мышцы подрагивали от усталости – они напрягались изо всех сил, стараясь защитить меня от реальной опасности, не понимая, что тут бьют не кулаками. Сил идти у меня сейчас не было бы, а необходимость менять места и картинки перед глазами ощущалась как условие выживания.