Елена глубоко вздохнула. Она сильно расчувствовалась после монолога Разладина и злилась на себя: непрофессионально давать волю эмоциям во время сеанса. Ей нужно быть предельно собранной и внимательно следить за поведением пациента. Тут же она сама чуть не сорвалась. Нехорошо.

– Возможно, вы правы, – неожиданно для Елены согласился Разладин. – Но все же не думаю, что я многое могу изменить. В моем положении выбор невелик…

– Есть вещи, на которые вы по-прежнему способны влиять не меньше, чем раньше.

– Имеете в виду отношения с семьей?

– В том числе. Я бы сказала, что это на первом месте.

Марк спрятал лицо в ладонях. Он тер пальцами щеки, скулы, брови и виски и о чем-то усиленно думал, зажмурив глаза.

– У меня в понедельник обследование в больнице, – наконец прервал он затянувшееся молчание. – Будет более ясная картина по динамике развития болезни. Весь день пропущу. Но во вторник планирую выйти на работу несмотря ни на что.

– Буду ждать от вас новостей в среду. Но если вы почувствуете себя плохо, почувствуете сильное душевное расстройство из-за возможных неприятных новостей, не мучьте себя, Марк. Вы можете позвонить мне, и я проконсультирую вас дистанционно. Договорились?

– Да, хорошо, – ответил Разладин, думая, что вряд ли позвонит Лукьяненко, даже если новости будут совсем плохими.

– Но все-таки советую вам настраиваться на лучшее. Боритесь, пока у вас есть такая возможность.

– Конечно, – безучастным, равнодушным тоном произнес Марк. – Поживем – увидим, – подытожил он, стоя на пороге кабинета.

В понедельник утром Разладин отправился в больницу. План был следующий: сдать анализы, пройти ряд процедур, показаться специалистам и получить результаты обследования, проведенного две недели назад. На все про все у Марка ушло около пяти –шести часов, после чего он вновь оказался в кабинете у своего терапевта.

– К сожалению, картина неутешительная. Результаты анализов не вселяют оптимизма, – устало проговорил доктор. Это был взрослый мужчина с вечно серьезным лицом и грустными глазами.

Он принялся подробно объяснять Марку, как будет развиваться болезнь. Из всего, что сказал врач, Марк понял две вещи. Первое – резкое ухудшение его физического состояния может начаться уже через месяц. Скорее всего, в декабре придется переехать в больничную палату. Второе – вопреки первичному прогнозу, жить ему осталось не так долго. Доктор откровенно признался, что исход может наступить в конце зимы.

Разладину стало нехорошо. Он тяжело задышал, сильно вспотел, в панике попросил открыть окно. Врач отправил Марка в процедурный кабинет, где его уложили на кушетку и поставили капельницу с дозой успокоительного. Немного отдохнув, Разладин вернулся к доктору в более уравновешенном и спокойном состоянии. Врач долго и терпеливо отвечал на вопросы пациента. Марк тщательно записывал слова доктора в блокнот и не стеснялся по десять раз переспрашивать непонятные моменты. Они просидели в кабинете до самого вечера. В конце приема врач прописал Разладину ряд недешевых препаратов, которые помогут справиться с некоторыми симптомами и позволят легче перенести последние дни жизни.

Марк вернулся поздно вечером домой и разложил все лекарства – ими оказались заставлены все полочки возле умывальника в ванной. Разладин смотрел на разноцветные таблетки, колбочки, порошки и не верил, что все это происходит на самом деле и происходит именно с ним.

Ему долго не удавалось заснуть, даже несмотря на усталость и дозу успокоительных препаратов в крови. Утро тоже выдалось тяжелым. Марк проспал. У него не было времени осознать новый виток болезни и осмыслить свое теперешнее положение. Разладин взглянул на часы, быстро собрался, съел завтрак, вдогонку заправился необходимыми лекарствами и поспешил на работу. Но все-таки опоздал на час.

– Мы уж думали, ты помер, – пошутила Яна, увидев в дверях Марка.

Ее реплика показалась коллегам смешной. Не до смеха было только Разладину. Нелюбова, пусть и не нарочно, огорошила его напоминанием о неминуемом и скором уходе из жизни. Марк прошел к своему месту и спрятался от коллег за горой рабочих папок. Фраза Яны продолжала звенеть в ушах, точно тревожный колокол. Ведь скоро он и вправду не явится на работу, потому что умрет. Или потому что будет при смерти и физически не сможет выполнять трудовые обязанности.

Марк сидел в обнимку с портфелем, сгорбившись за столом. Он не открывал папок, не раскладывал бумаг перед собой, даже компьютер не включил. Разладин тяжело дышал, потел, нервничал, качался на стуле и смотрел на свое размытое отражение в черном экране монитора. Казалось, его совсем не волновало, что происходило за пределами рабочего стола.

В конце концов Марку стало нестерпимо душно. Он резко поднялся с места, открыл окно настежь и опустился обратно в кресло. В тот день на улице лил отвесный дождь, временами завывал ветер, температура на термометре колебалась около пяти градусов выше нуля. Не трудно догадаться, что все прочие работники восприняли затею Разладина впустить свежего воздуха в помещение без энтузиазма. Первой отреагировала Нелюбова.

– Ты совсем с ума сошел?! – Яна вскочила с места. Она задела приоткрытую коробку печенья, и несколько из них крошками рассыпались по линолеуму.

Марк даже не оглянулся, но по приближающемуся металлическому бренчанию догадался, что к нему направляется Нелюбова. Она не стала разговаривать с Разладиным, а сразу попыталась закрыть окно.

– Оставь! – прорычал Марк и оттолкнул девушку.

Попутно он рукой задел высокую стопку папок с бумагами, и та свалилась со стола прямо под ноги Нелюбовой. Яна споткнулась об упавшие папки и грохнулась на пол. Власов ахнул, бросился к Нелюбовой и помог ей подняться.

– Не ушиблась? – взволнованно спросил Илья.

– Псих конченый! – послышалось из угла, где сидел Гривасов.

Разладин ни на кого не обращал внимания и продолжал сидеть в прежней позе перед открытым окном. Яна быстро встала при помощи Власова. Обошлось без травм, но ее глаза были на мокром месте, а лицо покраснело от испуга. Нелюбова с ненавистью посмотрела на Разладина. Об ее дыхание можно было обжечься.

– Псих! Изверг! Я буду жаловаться на тебя! Будь ты проклят!

Яна напоказ плюнула в сторону Марка и решительным шагом вышла из кабинета. Разладин даже не удосужился повернуться в ее сторону. Вскоре ему позвонил Вакуленко и вызвал к себе в кабинет.

– Марк Андреевич, на вас тут жалуются, – проговорил Осип Евдокимович. Ему явно было неловко из-за того, что приходится улаживать ссору между подчиненными. – Извинитесь перед Яной Мироновной, будьте добры.

Вакуленко хотел, чтобы устными формальностями все обошлось и чтобы от него сразу отстали с этими мелочными передрягами. Но Разладин не спешил признавать вину, а Нелюбова не соглашалась на столь поверхностное разрешение конфликта.

– Извинений мало, Осип Евдокимович! – воскликнула девушка в ответ на слова начальника. – Он сейчас извинится, и что? Он ведь постоянно конфликтует – спросите у кого угодно в кабинете. С ним просто невозможно работать! Ведет себя как ненормальный! Я требую, чтобы ему штраф выписали, выговор или какое-нибудь другое наказание, чтоб неповадно было!

Яна увлеклась и верещала так, что ее визг был слышен на всем этаже. При этом она будто бы не видела обидчика, который стоял в двух шагах от нее совсем бледный и не обращал совершенно никакого внимания на Нелюбову и на Вакуленко.

– Марк Андреевич, вы здоровы? – Осип Евдокимович заметил на лице Разладина болезненное равнодушие к происходящему. – Может, вам лучше на больничный уйти? – предложил Вакуленко, приободрившись тем, что нашел выход из неловкой ситуации.

– Да! На больничный! Пусть лечится, псих несчастный! – Яна всплеснула руками и звучно пробренчала браслетами.

Марк, наконец, посмотрел на нее – посмотрел прямо, открыто, почти неприлично.

– Замолчи, дура, – тихим, но явно раздраженным и нервным тоном проговорил Разладин, чем буквально ошарашил и Нелюбову, и Вакуленко.