Раймон устало провел ладонями по лицу. Какая разница, что за мысли он повторяет, подсказанные Сабиной или жизнью? Главное – мир сейчас выгоден всем.

И потом, все течет, все меняется. Любой договор со временем теряет актуальность.

Остается процедура прилюдного покаяния, которую требует провести Луи. Необходимо снять с него, Раймона, отлучение, чтобы он смог присягнуть именем Господа на верность королю и принести оммаж за свои же земли. Процедура намечена на следующий день после подписания мира. Ее хотят провести уже в Париже в соборе Нотр-Дам.

Бланка пообещала послам, что покаяние будет носить символический характер. А отец Раймона когда-то выдержал настоящее, болезненное унижение. Он не слабее!

Решено, они продолжат путь в Мо. К тому же за капризы плоти надо платить. И опять мысли об авантюристке Сабине вызвали улыбку на лице графа.

Париж. 13 апреля 1229 года

Они вышли из собора Нотр-Дам и остановились под резным каменным балдахином центрального портала. После храмового полумрака Сабина сильно щурилась на ярком солнце. Весна в этом году долго боролась за свои права и, победив, разом выплеснула на истосковавшуюся землю все свои щедроты.

– Габри, предлагаю прогуляться до дома пешком. Погода великолепная!

– Не возражаю, радость моя! Денек и впрямь загляденье!

Обернувшись, Габриэль отослал слуг домой.

Только что закончился акт прилюдного покаяния, совершенный графом Тулузским. Как и обещала Бланка, процедура носила символический характер. В присутствии весьма ограниченного круга людей одетый в рубище Раймон с веревкой на шее, стоя на коленях, произнес перед епископом Парижа Гийомом Овернским ритуальную покаянную речь. После чего получил прощение и был возвращен в лоно Церкви. Затем Луи принял от Раймона оммаж за Тулузское графство.

Все произошло буднично, пресно, фальшиво. Во всяком случае, именно так восприняла церемонию Сабина. Она с трудом выносила общество Раймона и предпочла рассматривать в соборе свежие фрески на стенах, а не вслушиваться в его пустые слова. В устах графа они ни на йоту не звучали священнодействием.

Сабина заранее испросила у королевы позволения удалиться вместе с супругом сразу же после церемонии покаяния. Бланка не возражала: конфидентка великолепно справилась с поручением и заслужила отдых в кругу семьи.

Габриэль предложил жене согнутую в локте руку. Она тут же прильнула к нему и потерлась щекой о его плечо. Он улыбнулся этой кошачьей ласке, чмокнул Сабину в макушку и шепнул:

– Я тоже очень по тебе соскучился.

Супруги миновали широкую соборную площадь и тут же окунулись в суету узких парижских улочек. Зазывалы из ювелирных, перчаточных, галантерейных и прочих лавок, торгующих предметами роскоши, не давали проходу гуляющим богачам. Подмастерья шорников, опутав грудь дорогими уздечками, взывали к рыцарским пристрастиям и на все лады расхваливали производимую ими сбрую. На особо надоедливых зазывал Габриэль даже пару раз прикрикнул. Пришлось ускорить шаг. Виконт и виконтесса миновали Большой мост, прошли через Гран-Шатле и повернули налево подальше от торговых улиц. Стало гораздо тише. Габриэль возобновил разговор о главном сегодняшнем событии:

– Мне очень понравилась выдержка Раймона. Унизительная процедура, но он вел себя достойно.

Сабина промолчала. Ей не хотелось притворно сочувствовать графу. Она смотрела под ноги, и Габриэль не видел ее лица. Тайна, которую она вынуждена была скрывать от мужа, отравляла каждое мгновение. Он так и не дождался ответа и, словно догадываясь о чем-то, усилил ее душевные муки:

– Ты вернулась с юга очень загадочной. Постоянно молчишь, будто что-то недоговариваешь.

Сабина поняла: надо что-то сказать. Что-то очень убедительное.

– Ты знаешь, я не ожидала, что так сильно соскучилась по Тулузе. Городские стены, храмы, здания, знакомые деревья и кусты буквально на каждом шагу вызывали у меня слезы умиления. А дом! В нем ничего не изменилось, каждая вещица хранит в себе бездну детских воспоминаний. – Она делилась искренними чувствами и нашла мужество взглянуть на супруга. – После твоей мнимой смерти я десять лет запрещала себе вспоминать родной дом, город. А ведь там прошло мое безоблачное детство, романтичная юность. И осталась стареющая тетушка, которая очень любит меня. Тебя, кстати, тоже. Она призналась, что когда-то была немного влюблена в тебя.

Габриэль остановился:

– Прости, я должен был догадаться о твоей ностальгии, ведь не понаслышке знаю, что такое тоска по отчему дому. Когда после длительного отсутствия вернулся в родной Эспри, я сам целый месяц глупо улыбался даже мышам в замке. А сейчас как бездушный чурбан надоедаю тебе политикой, вместо того чтобы расспросить о Тулузе и мадам де Лонжер.

Он согнутыми пальцами придержал лицо жены за подбородок и нежно поцеловал ее в губы. Сабина уткнулась лбом в его грудь. Как же она любила своего мужа!

Несколько дней назад, приехав в Мо, она сразу же разыскала Габриэля. Королева в благодарность за взятие Беллема назначила виконта д’Авранша военным консультантом при группе юристов, составляющей договор с графом Тулузским. Помнится, еще до поездки на юг, когда Бланка высказала свое намерение, Сабина удивилась:

– Но Габриэль не юрист и соответствующего опыта, насколько я знаю, у него нет…

– Зато у него есть мозги. Холодные и практичные. Будет возвращать своих коллег на грешную землю, чтобы те не заплутали в юридической казуистике.

Сабина видела, с какой гордостью ее супруг воспринял это назначение и с полной отдачей окунулся в дело. Было нечто символичное в том, что именно он – активный участник альбигойских кампаний, воспитанник Симона де Монфора – сейчас принимает деятельное участие в подведении итогов бесконечной войны.

С прибытием графа Тулузского в Мо работа над договором вступила в завершающую стадию. Габриэль был очень занят, но все же выкроил время, чтобы лично провести усталую супругу в арендованный им дом.

Слуги занялись багажом, а Сабина, сбросив верхнюю одежду, потащила мужа в спальню. Она знала, что отрывает его от ответственной работы, но не могла ждать. Ей хотелось, чтобы Габриэль поцелуями очистил ее от скверны прикосновений Раймона. Она желала раствориться в любимом и забыть недавний ужас, пережитый в сенном сарае.

– Ненаглядная моя, я очень занят, – попытался возразить Габриэль, – давай потерпим до вечера.

Сабина с игривой медлительностью обернулась. В ее глазах плясала сотня бесенят, а прикушенная нижняя губа растягивалась в лукавой усмешке. Ему не устоять перед столь бесстыжим призывом! Она почувствовала свою власть над ним и медленно, не спуская дразнящего взгляда, попятилась в спальню. Руки виконтессы соблазнительно скользили по телу, а голос хрипло шептал:

– Мы очень быстро… нет мочи ждать…

Габриэль уже никуда не торопился. Он закрыл ногой дверь и сбросил плащ на пол. Затем не спеша одну за другой вынул золотые шпильки из ее прически. Расплел медовые косы и вдохнул их травяной аромат, смешанный с дорожной пылью. Сабина знала, что Габриэлю очень нравятся ее волосы, и он никогда не отказывал себе в удовольствии поиграть с ними. Но только не сейчас! Она изнемогает от желания! Однако муж как избалованный собственник не собирался отказывать себе ни в едином миге удовольствия. Он стянул с Сабины нижнюю сорочку и уложил жену в кровать. Потом медленно разделся сам, но продолжал стоять. С высоты своего роста он жадным взглядом окидывал ее с ног до головы, словно желая удостовериться, все ли на месте.

– Ну же! Ты ведь спешишь! – нетерпеливо воскликнула Сабина.

Перед ней бугрилось мышцами обожаемое тело, покрытое шрамами от стрел и меча. Каждый из этих рубцов ее губы знали наизусть. Вон любимая дорожка из каштановых завитков, сбегающая от груди вниз живота. А там? Там все готово к обладанию ею! Она жадно хватала воздух ртом.

– Спешка не для меня, когда я в постели с тобой, – прошептал Габриэль.