Лили, напротив, была с ней приветлива, несмотря ни на что. И Петунья поняла, что ей пытался объяснить пастор о прощении и душе. Потому уезжала она не со страхом, а с пониманием. Можно сказать, девушку «качнуло» в другую крайность, но… Петунья изменилась, а впереди еще два года сурового воспитания молодой леди. Что из нее получится, кто знает?

***

Юная Полумна не хотела расставаться с мамой. Ни за что, а Ксено не хотел оставлять Пандору одну, поэтому к родителям Пандоры аппарировали втроем. Мама девушки, увидев сцену типа «мама-папа-я», упала в обморок, что, впрочем, не помешало всем войти в дом и объясниться. Ситуация была несколько… нестандартной.

— Значит, это моя внучка?

— Да, папа…

— И она появилась здесь, потому что…

Луна заплакала, и Пандора взяла ее на руки, не скрывая своих бегущих из глаз слез. Отец Пандоры на понимал, что происходит, тогда Ксено мягко сказал:

— Отнеси девочку в комнату, любимая, ее еще надо покормить, хорошо?

Пандора кивнула и поднялась куда-то наверх. Проследив за ней, Ксено поднял на будущего тестя полные боли глаза.

— Пандора погибла на глазах Полумны, когда той было девять. Не знаю, что случилось со мной, но девочка молила смерть вернуть ее маме. Малышка появилась в вагоне и только плакала, поэтому большего я не знаю. Но это точно наша дочка, Пандора это очень хорошо чувствует.

— И что вы думаете делать?

— Поженимся и будем жить, что ж теперь поделаешь, раз у нас такое чудо теперь есть.

— У тебя?

— Если вы не против. Малышка не отпускает маму не на шаг, — виновато улыбнулся Ксено. — А я очень волнуюсь за них обеих.

— Хорошо. Погостите у нас недельку — это не обсуждается, — сказал будущий тесть и пошел рассказывать новости пришедшей в себя будущей теще.

Девочка медленно осваивалась в новом времени, живо интересуясь окружающим миром. Она оказалась очень любознательной, живой и радостной. Когда поняла, что это не сон, то оттаяла и начала шалить, но ругать или наказывать Полумну никто не мог. Просто вспоминалась та девочка, которую они увидели, и желание исчезало.

А в это время Ксенофилиус разговаривал с отцом обо всем произошедшем. Год вообще был странным. Несмотря на то, что староста Гриффиндора точно садилась в поезд, в Хогвартс она не приехала, исчезнув вместе с Поттером, позже стало известно, что девушка стала миссис Поттер и перешла на домашнее обучение. Это было странно и вызывало вопросы. Теперь вот и им надо будет перейти на домашнее обучение, потому что малышку одну не оставишь. А это значит, что, возможно, и Поттерам что-то известно. Поэтому и было принято решение связаться с главой рода.

***

А маленькая Луна вспоминала. Вспоминала, как было здорово первые годы ее жизни. Теплые руки мамы, радостный папа. Солнышко и счастье. А потом… Потом вся жизнь разделилась на «до» и «после». Полумна помнила, как принесла маме чай, чтобы мамочка не отвлекалась, как налился багровым светом котел и взорвался с силой тысячи бомбард, разрывая самое родное, самое близкое существо на части. Как к ногам замершей девочки подкатилась мамина голова с застывшим навсегда выражением ужаса. Эта голова часто являлась малышке в снах. За два года юная Полумна почти сошла с ума. Хотя, наверное, она сошла с ума в тот страшный день, после которого в ее жизни не могло быть ничего хорошего. Совсем не могло быть. Никогда.

Поседевший папа, наглухо закрывшийся в своей скорлупе. Поседевшая девочка, оставшаяся совсем одна. Разве могли ее тронуть дразнилки соседских Уизли? Полумна не жила, она просто была. Просто существовала. И каждый день, каждую ночь просила отпустить ее к маме. И сам мир не мог держать в себе эту странную девочку, утратившую свой якорь. Она всей душой, всем своим существом тянулась к маме, ежедневно умирая… Но жестокая смерть не хотела ее забирать. Раз за разом. А потом была маленькая девочка, еще меньше ее, которая согласилась на какое-то страшное наказание ради нее, Полумны. Разве так бывает? Разве так может быть? Никому же нет дела до Полоумной Лавгуд… И тогда это случилось.

Полумна помнила вспышку и вдруг появившийся вагон, который она пронизала почти насквозь. Девочка читала «Историю Хогвартса» и помнила, конечно, как выглядит поезд, который увозит детей в школу. Некоторые думают, что поезд увозит в сказку, но волшебный мир — не сказка. В нем есть страшный Темный Лорд, есть множество проклятий, Пожиратели и… и в нем нет мамы.

А потом ее падение закончилось, и Полумна увидела молодого папу, которого сразу узнала, и ту, которую не видела целых два года, ту, без которой она сама перестала жить. Перед ней была самая прекрасная женщина… ой… ну пока девушка, конечно. Но все равно — самая-самая. Потому что девочка упала на колени перед мамочкой. Перед той, к которой стремилась так, что сам мир не мог ее удержать. И конечно, увидев самое дорогое существо на свете, Луна не удержала выброс магии, как и не удержала в себе крик: «Мама!»

И снова теплые руки мамы. Снова, как очень-очень давно, руки мамы, ее озабоченное лицо, ее слезы. Ее беспокойство, удивление, радость. В этот миг все было неважно, потому что мама нашлась. Вот она гладит Луну по головке, вот целует глазки, как когда-то очень давно, и поэтому девочка плачет. Это уже не слезы боли и отчаяния, это слезы радости, но остановиться невозможно. А потом папа обнимает их с мамой своим знакомым теплом. Здесь и сейчас он не поседевший мальчик, в одно мгновение ставший стариком. Он здесь совсем молодой, беспокоящийся и защищающий их от всего на свете. Как когда-то давно.

А потом они аппарировали прямо из поезда. Полумна повисла на маме, не в силах с ней расцепиться, ведь девочке казалось, что если она отпустит руку, то мама снова исчезнет, и останется только Луна — и все. И больше ничего не будет. Поэтому малышка держалась за маму. А потом были бабушка и дедушка, которые умерли от драконьей оспы. И мама аккуратно кормила Полумну с ложечки, как маленькую, потому что у девочки очень сильно дрожали руки. Так сильно, что малышка не могла даже ложку удержать. Полумне было очень стыдно, но мамочка только улыбнулась и начала кормить свою девочку. И оттого, как мамочка кормила ее, слезы снова бежали по лицу малышки. А мамочка все понимала и прижимала девочку к себе, не опасаясь запачкать платье.

Когда Луна покушала, мама переодела ее. Новое платье было таким красивым, воздушным, как у принцесс из сказок. Но даже это было не так важно. Важным было то, что есть мама. И папа, конечно.

========== Воля Судьбы ==========

Когда дядя схватил его, Невилл очень испугался. Он чувствовал, что произойдет что-то страшное, потому что выражение лица дяди было очень пугающим. И, вылетая в окно, мальчик понял, что сейчас умрет, потому что внизу каменная дорожка и спасения нет. Он отчаянно закричал и… растворился в воздухе.

Поезд шел домой. Давно закончились экзамены, давно отзвенели тосты выпускного бала… В запертом всеми возможными чарами купе целовались Алисия и Фрэнк, которые любили друг друга, несмотря на недовольство родителей. Особенно родителей Алисии, но им было все равно, потому что они любили друг друга и собирались стать семьей чем быстрее, тем лучше. Фрэнк помнил разговор с мамой и папой на каникулах. Когда он сказал, что готов уйти из дома, Августа смирилась, а отец изначально поддерживал сына. Поезд шел домой. Впереди были свадьба, аврорат, дети и много радости, ведь иначе быть не может. Впереди было все самое светлое, и будущие супруги верили, что все точно будет хорошо.

Когда Фрэнк оторвался от Алисии, она, задумавшись, посмотрела в окно, за которым проносились лужайки, речушки и холмы.

— Фрэнки, мы по домам и готовиться?

— Не хочу тебя две недели не видеть, я не выдержу…

— Выдержишь, конечно, ты у меня сильный.

— Я люблю тебя.

Алисия не успела ответить, когда посреди купе возникла яркая белая сфера. От неожиданности возлюбленные закрыли глаза и сразу же широко раскрыли их, услышав отчаянный детский крик. На пол купе выпал верещащий ребенок. Алисия первая кинулась к нему и взяла на руки, прижимая к себе. Мальчик, а это был мальчик, тонко пищал на одной ноте, свернувшись в позу эмбриона. Кинувшийся было к ребенку Фрэнк застыл. Это лицо он видел в детстве в зеркале… Пока его мозг пытался справиться с информационной бомбой, Алисия сумела успокоить ребенка, насколько это было возможно, шепча что-то утешающее и целуя малыша, что и заставило неизвестного мальчика раскрыть крепко сжатые до тех пор веки.