— А зачем они нужны?

— Неживое не может умереть, девочка…

— Ой… — прижала ладони ко рту Лили.

— Нам необходимо узнать, что видел ваш сын, — перешел к самой тяжелой части разговора Карлус.

— Так невозможно же прочитать память малыша? — спросил Джеймс.

— Есть ритуал, который покажет нам все, что видел ребенок с рождения, потому что все это все равно остается в его памяти. Но тут нужно ваше и его согласие.

— Он опасен? — насторожилась Лили.

— Не опасен, но может быть болезненным, потому что ребенок переживет опять все с самого начала.

— Я… я… я не хочу такого… — заплакала девушка.

— Мама, папа, я готов, раз так надо, — раздался голос подслушивавшего мальчика. — Не плачь, мамочка, пожалуйста.

И снова горят факелы, но теперь на алтаре обнаженное тело ребенка. Лили и Джеймс стоят, держась за руки, а ребенок… Он кричит, он плачет, на его теле появляются полосы и шрамы, они быстро исчезают, но Лили не может сдержаться и плачет навзрыд. Рядом с ней Джеймс, бледный до синевы, он обнимает Лили и сжимает зубы, чтобы не заплакать самому. Над ребенком встают картины. И даже голоса слышны…

Лили играет с малышом.

Джеймс с узнаваемым Сириусом учат мальчика летать на детской метле, Лили замахивается полотенцем, ругаясь.

Дамблдор в их доме смотрит на ребенка как-то очень недобро, оценивающе.

Радостные гости на первом и единственном дне рождения мальчика. Но почему-то нет Карлуса и Дореи. Их портреты в углу хлопают в ладоши, когда мальчик пытается задуть свечку.

Белое лицо Лили, полные ужаса глаза, палочка в руке. Дверь падает, и в ней вырастает черная, закутанная в мантию фигура. В Лили летит красный луч, она падает, в мальчика — зеленый, который отражается и бьет обратно в эту черную фигуру. Фигура осыпается пылью, в Лили летит зеленый луч от еще одного, стоящего в дверях, человека. Этот человек улыбается очень злой улыбкой, поднимает палочку и начинает накладывать на ребенка какое-то заклинание, отчего голова ребенка взрывается болью, и следующее, что он видит — это обнимающего мертвую Лили мужчину, в котором узнается черный от горя Снейп. Но потом Северус смотрит на ребенка и исчезает. Какой-то безумный Сириус, явно под заклинанием подвластья, отдает малыша Хагриду, сознание снова гаснет.

И начинается ад для одного маленького ребенка.

Смотрящая на него с ненавистью Петунья. «Урод».

Удар за ударом от жирного борова. «Ненормальный».

Мизерные порции еды. Темнота чулана. Нарисованный торт.

Подглядывание в щелку за празднованием Рождества.

Крики, визги, сжавшийся ребенок. Тихая молитва. «Боженька, прошу, забери меня отсюда, я к маме хочу».

Разорванная фотография мамы, найденная на чердаке. Лежащая у сердца и потом под подушкой, чтобы не нашли.

Тяжелый для ребенка труд, унижение за унижением.

Оскаленная пасть бульдога.

Школа и снова унижения. Несправедливые наказания. Каждый день.

Оскорбления. «Поймай Гарри».

Побег и Дамблдор, пытающийся стереть память.

Снова избиения, текущая по полу чулана кровь. Снова молитва, от слов которой становится страшно всем присутствующим. Малыш просит о смерти.

Злые слова о «пьяницах и алкоголиках». Ненависть, злоба и «Дадличек».

Хагрид, наказание Дадли и волшебный мир.

Десятки жмущих руку лицемеров.

Знакомство с гоблинами, которые смотрят с жалостью. Гоблины! С жалостью!

Откровения тетушки о смерти родителей и о свадьбе Лили.

Уизли, демонстративно кричащие о маглах, девочка, пожирающая Гарри взглядом, закрытые глаза, перед глазами — образ мамы. Глаза раскрываются и…

Ритуал завершился, а Лили буквально лежала, рыдая, на руках Джеймса, не лучше выглядела и Дорея, а Карлус… Глава семьи Поттер был в бешенстве. В самой последней стадии, когда просто идут убивать. Он увидел, кто виноват в гибели семьи, и нет такой защиты, которая спасет врага.

А мальчик, вновь прошедший через ад своей жизни, лежал на маминых руках, наслаждаясь их теплом. Рядом был папа. И дедушка с бабушкой. И малыш чувствовал себя в безопасности. Здесь и сейчас ему ничего не угрожало.

Ребенок уже давно спал на руках мамы, когда Карлус, Джеймс и приглашенный Блэк еще раз просматривали воспоминания о жизни малыша в аду. И главное, личность того, кто убил Лили. Джеймс впадал в бешенство каждый раз, когда видел этого… Но Джеймс не заметил того, что заметил Блэк, как специалист в черной магии.

— Он управляет темным лордом, как куклой, — высказался глава рода.

— Уверен?

— Да, я вижу управляющий артефакт. Смотри сам…

Через некоторое время двое вынырнули из Омута памяти.

— Значит, Дамблдор…

***

Лили была в бешенстве, она была в непередаваемом бешенстве после того, что увидела. Джеймс не рискнул отпускать любимую одну, и они вместе перенеслись в Коукворт. Войдя в дом и увидев Петунью, тут же бросившую ей «уродка пришла и урода привела», Лили полностью потеряла над собой контроль. Петунья до сих пор не могла себе представить, что означает выражение «ведьма в бешенстве». Лили была страшна: горящие зеленым светом, видным даже при свете дня, глаза, удлинившиеся ногти, стоящие дыбом, будто наэлектризованные рыжие волосы — все это вселяло ужас в не ожидавшую такого от обычно спокойной сестры девушку. С криком, больше похожим на шипение, Лили вцепилась в волосы Петуньи, колотя ту о стену и мебель.

— Ты! Тварь! Как ты посмела! Над ребенком! Так! Издеваться! — шипела Лили, готовая, казалось, загрызть сестру. — Тварь ты, а не сестра! Будьте прокляты ты и Дурсль твой во веки веков!

И магия зафиксировала проклятье совершенно озверевшей Лили, защищавшей в этот миг своего ребенка. Вбежавший в гостиную мистер Эванс разнял девушек, огребя от обеих, и развел по кустам. Бешенство отпустило миссис Поттер, и она разрыдалась в объятиях Джеймса. Когда же у Джеймса спросили, что случилось, он тяжело вздохнул и начал рассказ.

— Лили видела наше будущее, в котором нас… В котором нас нет, а нашего сына отдали этой… Простите, Петунье. Вы себе не представляете, как они с мужем издевались над ребенком. Не кормили, поселили в чулане, били, унижали, рассказывали гадости о нас… Травили собаками даже. Мальчик молил боженьку о смерти. Вы только представьте, маленький ребенок молит о смерти! — Джеймс едва держал себя в руках, его трясло. — Он на день рождения рисовал торт со свечками по пыли в чулане! Он аккуратно задувал свечки, прося о том, чтобы попасть к нам!

— Да что ж ты за тварь такая! — не выдержав, закричал Джеймс на Петунью, которая сидела бледной, но все же ответила.

— Нечего уродов плодить! — выкрикнула Петунья.

Мистер Эванс видел, что молодые люди не лгут. Так врать невозможно. Невозможно так отчаянно рыдать, будто потеряв что-то самое дорогое. Да и веселый балагур Джеймс, совсем недавно начавший встречаться с дочерью, никак не походил на этого молодого человека с глазами, полными боли.

— Как же мы смогли вырастить такое чудовище? — поинтересовался мистер Эванс у рыдающей от этого рассказа миссис Эванс. — Значит так, Петунья. Никакого Дурсля чтобы я рядом с тобой не видел, ты отправишься в частную школу-пансион, где тебя научат ценить семью. Еще хоть раз я услышу плохое слово по отношению к любому члену семьи, я полностью откажусь от тебя. Сегодня вечером ты будешь наказана, а пока ступай к себе в комнату и не выходи из нее до вечера.

Петунья Эванс сидела в своей комнате и злилась. Вся ее жизнь, все планы были разрушены этими уродами. Она отнюдь не считала, что в чем-то неправа, наоборот, девушка искренне думала, что ее сестру следовало удавить еще в колыбели, потому что нечего плодить уродов. Девушка думала, сможет ли она сбежать с Верноном, но понимала, что нет. Она была несовершеннолетней, и за такой выбрык Дурслю могло грозить очень неприятное общение с полицией, если родители заявят, а глядя сегодня на брезгливость на лице отца, Петунья понимала, что — заявят и еще как. Да и не рискнет Вернон идти на такое… Значит, нужно принять свою судьбу с высоко поднятой головой, чтобы эти уроды с порченной кровью не думали, что могут ее сломить. Она все перенесет, вернется и страшно отомстит всем!