— Да-а-а-а! — ответила ему девочка.

Так, играя, они покушали. Гвен, находясь среди любящих ее людей, просто выкинула из головы мысли о том, что с ней плохо. Доверяя Гефу, она отдала эти мысли ему, живя сегодняшним днем. Радуясь солнышку, снегу и мальчику рядом. И это было правильно.

Потом все оделись, со смехом и шутками посмотрев театральную пьесу под названием «торжественное одевание капризульки». И пошли гулять. Кресло сейчас катил Вернон, позволяя доченьке двигаться, держась за руку Гефеста. Вокруг было снежно, люди смотрели на эту большую семью, улыбаясь девочке, которая чувствовала себя сейчас самой счастливой и особенной на свете, и это было вовсе не потому, что она умеет колдовать, а потому, что ее любят, несмотря ни на что. Любят просто за то, что она есть.

========== Часть 12 ==========

Комментарий к Часть 12

Глава писалась между вертолетами, так что надежда на адекватность есть.

Когда ребенок заболевает, жизнь всей семьи меняется. Исчезают привычные ритуалы, меняются традиции. Появляются новые ритуалы, новые желания, новые традиции. Все теперь крутится вокруг ребенка. Гефест не почувствовал этого перехода, для него все изменилось еще первого сентября в том купе, где тихим воробышком сидела девочка. Именно тогда его жизнь разделилась на «до» и «после», поэтому сейчас для него все было проще, чем для Гвен, Петуньи, Вернона, Дадли и родителей. Он просто принял к сведению, что его котенку нельзя ходить, чтобы не напрягать сердце, нельзя нервничать, нужно наблюдать за артефактом и быть готовым. Он и так был всегда в готовности с того первого сентября.

Утром Гвен просыпается на груди Гефа, потягивается, и начинается игра. Игра в капризную или послушную принцессу, игра в маленькую девочку или в большую уже. Как только она открывает глаза, то видит взгляд, наполненный нежностью. Взгляд самого любимого человека на свете. Переодевание, когда слабость, это очень непросто, туалет — целое приключение, умывание… То, что другие проделывают автоматически, не задумываясь, стало не самым простым занятием для девочки. Если бы не Геф…

— Проснулась? — Нежный поцелуй носика, ставший уже традицией. — Давай я тебя поглажу.

— Мур-р-р, — отвечает Гвен. — Погладь меня…

И он гладит, постепенно усиливая нажим. Дренажный массаж. Необходимый девочке, чтобы вода не застаивалась, чтобы сердце не тратило лишнюю энергию. Сердечная недостаточность — это и отеки, а где отеки, там и массаж. Диуретики справляются далеко не всегда, при тяжелых формах не справляются вовсе. Но без них — гораздо хуже, а ведь еще нужно следить за калием, натрием, кальцием{?}[Следят за электролитами крови, но они зависят от медикаментов и продуктов питания]. Это непросто, но и к этому привыкаешь, вот и Гефест привык. Главное, чтобы его девочке было комфортно, чтобы она не задумывалась о болезни, чтобы не грустила. Закончив с массажем, он еще несколько минут просто гладит, чтобы Гвен расслабилась. А потом туалет, ее нельзя оставлять одну, но и присутствие очень смутит девочку, потому Геф просто пересаживает ее и выходит. Дождавшись тихого: «Геф» или «я все», войти и пересадить. Подать зубную щетку, пасту и…

— Давай наперегонки?

— Давай!

Радостная улыбка, обязанность превращается в веселую игру. Умыться одной почти невозможно, потому что канюли мешают, а снять их даже на минуту опасно. Геф никогда не подвергнет любимую опасности. А вот после умывания можно и переодеться, но утром часта слабость, и самой ей это сделать сложно. Если бы не безграничное доверие, которое испытывает девочка к Гефу, все было бы намного сложнее, а так… Он спокойно переодевает ее, как маленькую, и ей нравится чувствовать себя маленькой в эти моменты.

— А почему ты не смущаешься, когда видишь меня… Ну…

— Потому что я тебя просто люблю. Всю тебя, полностью. Да и рано нам еще смущаться от такого.

— Я тебя очень-очень люблю, — говорит уже полностью одетая Гвен.

***

Раньше или позже это должно было случиться. Через это проходят абсолютно все лежачие больные и часть сидячих. Само по себе «это» не кажется таким уж страшным, но только не для пациента. Очень сложно научиться «ходить под себя». Очень тяжело морально, очень смущает сам процесс.

Гвен завозилась, мгновенно разбудив Гефа. Проснувшись, он пару раз закрыл и открыл глаза, чтобы прогнать сонную одурь, после чего повернулся к любимой девочке. Она смотрела на него виноватыми глазами.

— Геф… — сказала девочка, покраснев, что было видно даже в предутреннем полумраке. — Я в туалет хочу.

— Ну давай, попробуем, — сказал Геф.

Он подошел к ней, собираясь взять на руки, но она не сдвинулась с места. Посмотрев внимательнее, он понял, что что-то не так.

— Что случилось, котенок? — озабоченно спросил он.

— Не могу… — тихо ответила Гвен и заплакала.

— Не надо плакать, любимая, сейчас мы все решим, — спокойно сказал Геф, направляясь в сторону уборной.

Взяв в руку судно, он вернулся обратно. Гвен сразу же увидела странную посудину, с которой она уже была знакома в той больнице, иногда возвращавшейся еще в кошмарах. Девочка расширила глаза и сделала еще одну попытку двинуться с места, но не преуспела. Ей казалось, что тело отказалось отвечать на ее желания. Это было бы очень страшно, если бы она не тратила все свои силы на кое-что другое.

— Ну чего ты, любимая, — тихим, спокойным голосом начал говорить Геф. — Это обычное дело, ничего страшного.

— Может… Как-то иначе? — прошептала девочка.

— Потом подумаем об «иначе», — спокойно ответил мальчик, отодвинул одеяло в сторону, приподнял поясницу Гвен, ловко подсунул судно, на противоходе стянув пижамные штаны. — Давай, моя хорошая.

Геф положил рядом с ней рулон туалетной бумаги и подчеркнуто отвернулся, чтобы не смущать девочку еще больше, и даже вышел из комнаты так, чтобы видеть ее, но не попадать в область ее зрения. Гвен огляделась, увидела, что она одна, всхлипнула и отпустила себя.

— Геф, я все…

— Вот и умница, вот и молодец, — похвалил ее Геф, забирая судно.

Когда он вернулся, девочка тихо всхлипывала. Понимая, что у нее на душе, мальчик обнял ее и принялся укачивать.

— Не плачь, моя хорошая, я тебя люблю, ты самая лучшая, самая хорошая…

— Тебе не противно?

— Я же говорил, что ты глупышка, я тебя всю люблю, понимаешь?

— Я тебя тоже люблю… — прошептала Гвен.

— У тебя сейчас сильная слабость?

— Да… Почти не могу двигаться… Не знаю, что со мной…

— Все в порядке с тобой, это сейчас пройдет, — ласково заговорил Геф, нажимая кнопку. — Сейчас все пройдет, и ты опять будешь шалить. Давай пока штанишки обратно натянем?

Так, отвлекая ее от слабости, чуть пощекотав, мальчик дождался отца. Мистер Грейнджер тихо и спокойно вошел в комнату.

— Что, сын?

— Сильная слабость, не может двинуться.

— Ага… Ну, доставай тонометр и посмотрим.

— Ой, я дебил…

— Самокритично, но по делу.

— Не ругайте Гефа, пожа-а-алуйста, — Гвен была готова опять заплакать.

— Не ругаю, не ругаю… — вздохнул мистер Грейнджер. — Давление артериальное у тебя снизилось резко, потому и не можешь двигаться, так бывает, сейчас мы в этом убедимся и поможем.

— Честно? — с надеждой спросила девочка, подставляя руку под манжетку.

— Честно-честно, — ответил улыбающийся мистер Грейнджер. — Если бы сын проснулся, он бы и сам сообразил, но он, видимо, встать встал, но не просыпался.

— Спасибо, — прошептала Гвен.

Самое страшное — это чувство беспомощности. Вот вчера еще все было хорошо, было плохо, было тяжело, но она не была беспомощной, а вот сегодня — вдруг, резко, неожиданно. Первая реакция — паника. Отключающая мозг, здравый смысл, даже слух. А потом… Утром Гвен было стыдно за свое недоверие и за свою панику. Подумаешь, эка невидаль — судно. Геф ее уже сколько раз переодевал и видел любой. Но стыдно ночью было до слез, а утром — уже все в порядке. Все хорошо. А вот Гефесту было стыдно весь день, ведь он запаниковал и не подумал о самом простом объяснении недвижимости любимой. В Хогвартсе папы рядом не будет.