— Мира…

— Это такое клише, — слёзы градом катились по лицу — сдерживать их больше не было никаких сил, и она выдернула свою руку из ладони Леви. — Ты, я… Всё это. Так глупо и по-детски. Я никогда такой не была. Никогда, слышишь, — злой, полный обиды взгляд сверлил молчаливую пустоту небес. — Всегда была сильной, всегда старалась делать больше, лучше. Быть первой во всём, отбросить все эмоции, все чувства и просто делать то, что положено. А теперь, — Мира болезненно усмехнулась, утирая глаза рукавом, — что теперь, Леви? Я так… боюсь. Я слаба. Ничего не стою. Ни единого усилия, ни-че-го-шень-ки. Как ты тогда сказал? Ни на что не способна. — Леви мысленно ругал себя всеми возможными словами за так нелепо обмолвленную фразу. — Только и делаю, что всё порчу. Я… — она резко выдохнула, оборвав фразу и опустила голову на колени, закрываясь руками, до крови кусая губы, захлёбываясь, утопая.

А где-то глубоко внутри у Леви что-то обрывалось и вместе с тем прорастало. Жизнь всегда найдёт свой путь, верно? И где-то в сознании эхом отразился маленький мальчик, что надсадным призраком зачесался под рёбрами. И хотел он топать ногами, кричать, просить не бросать его, как тогда, как в той вонючей комнате, когда он молил, плакал и дёргал за край грязного одеяния. Сидел рядом, пока не перестал слышать хриплые вздохи родной матери. Вот только мальчик тот мёртв давно. И могилу не найти уже. Однако, сильнейший воин человечества не учёл, что каждый мертвец порождает новую жизнь. Травоядное даёт жизнь хищнику. А на кладбищах растут цветы. Так и на той забытой богами могиле хлипким стволом возвысилось деревце. И уже распустило листья.

— Я мертва, — резко выдохнула Мира, вскидывая голову к звёздам.

— Погоди…

— Мертва.

— Мира…

— Мертва!

— Прекрати.

— Мертва, мертва, мертва!

Мира иступлено рыдала, вдавливая тыльные стороны ладоней в глаза. Задыхалась раненным зверем. Кричала подбитой птицей. Мертва.

И маленький мальчик не выдержал. И дерево зацвело. Плакучей ивой зарыдало. Изуродованные шрамами ладони обхватили тонкие плечи. Подтянули к себе, к груди, к трепыхающемуся сердцу.

— Будь со мной, — Леви с силой сжимал руки (вот бы уметь обнимать), чувствовал каждое её ребро, каждую мышцу. Пуховым одеялом окутывал собой чужое тело, будто боялся, что миг — и исчезнет, рассыпится пылью. Прикрыл веки, так и не увидев, как расширились её глаза, не заметив, как она почти перестала дышать. Лишь стискивал зубы, лишь пытался спасти, удержать.

— Леви, — тяжело выдохнула Мира, сначала осторожно, а потом и сильнее вцепляясь в его плечо. — Леви… — она закрыла глаза, позволяя слезам катиться вниз, стекать солёным дождем. — Спасибо тебе.

Леви чуть наклонился, почувствовав, что Мира опустила голову на его плечо. Приоткрыл глаза и смотрел. Вглядывался за ту маску, что она носила в этом странном мире, в попытке найти её настоящую. И находил. Находил чуть хмурящийся лоб. Приглушённые вздохи. Медленно моргал, наблюдая, как слёзы перестают капать из-под дрожащих ресниц, а дыхание становится более равномерным. И гораздо, гораздо позже капитан поймёт, что смотрел не глазами. Смотрел он сердцем. Леви отпустил одну руку и, сам не понимая зачем, осторожно провёл по щеке девушки, огрубевшими пальцами ощутив, как она слегка дёрнулась, но тут же поймал скользнувшую по губам улыбку.

— Посмотри на меня, — тихо сказал он, большим пальцем чуть касаясь скулы Миры. Та секунду помедлила, но всё же подняла голову и приоткрыла глаза.

А он падал. Ладонью медленно вёл от щеки к волосам, насколько умел — трепетно. И падал. Стремительно, словно какой-то подлец обрезал тросы УПМ прямо на подлёте к стене. Обнимал её другой рукой также крепко, как ребенок свою первую куклу. Камнем с моста падал. В темноту взгляда напротив. В омут души человека, которого не должен был даже встретить. Два мира никогда не должны были пересечься.

Леви, которому не суждено было аккуратно проводить рукой по гладким волосам.

Мира, которая не должна была задерживать дыхание, тонкими пальцами касаясь его лица.

И сердце, что ни в одной из реальностей не должно было забиться вновь.

Леви чувствовал её дыхание, от чего криво выстриженная чёлка над глазами едва заметно колыхалась. Мира лёгким движением сдвинула его волосы, открывая лоб, и на губах Леви сама собой проскочила улыбка. Как же громко стучит пульс в висках. Как же живо бьётся сердце. И ещё что-то. Что-то ещё… То, что в один миг заставило рукой приблизить Миру к себе. Глазами она бегала по его лицу, дышала в самые губы, до которых оставалось каких-то несколько бесконечных миллиметров. И слова не нужны. И дышать густо. И деревце закружилось в цветочном вихре, когда дрожащая рука скользнула к его уху и дальше, а одни губы боязливо коснулись других. В страхе, что оттолкнут, что не поймут, не примут, вовсе исчезнут. Хорошо, что иногда страхи остаются лишь детскими сказками.

Солоно. Если бы он знал, что такое море, наверное, этот образ сейчас картиной бы возник в его сознании. Со всеми его волнами, что прокатывались по телу. Со всей пеной, что заставляла руки судорожно сжиматься. Со всем штормом, что смывал здравомыслие. Вкус недавних слёз все ещё хранился на губах девушки, которая свободной рукой ухватила такой, оказывается, удобный шейный платок капитана. С силой притягивала его к себе, другой ладонью оглаживая шею и колючий затылок. Леви почувствовал судорожный вздох Миры, но лишь сильнее сжал её, сгорая, разрушаясь и воскрешаясь вновь. А звёзды болезненно тухли и загорались так бесконечно далеко, что ни у одного, ни у другой не хватило бы слов этого описать. Превращались в бесконечные секунды, забытым огнём тлели в горящих лёгких. Со сбитым дыханием они отстранились, боясь открыть глаза, лишь лбы соприкасались, да руки никак не переставали сжиматься, не желая отпускать друг друга. И воздух был один на двоих. И, казалось, сама жизнь. Леви бы не просто поделил, он бы не раздумывая отдал всю свою Мире — лишь бы жила, дышала, пусть и не рядом с ним. Хотя эгоистичное сознание и шептало, что лучше, конечно, рядом. Как сейчас. Или даже ближе.

— А как же никаких поцелуев? — сипло выдохнула Мира в полуоткрытые губы напротив.

— Глупая, — чуть касаясь, он повернул её к себе за подбородок, заглядывая в глаза и пытаясь растянуть губы в мягкой улыбке, — какая же ты глупая.

Леви аккуратно прижал к себе девушку, одной рукой продолжая оглаживать волосы. Она медленно опустила голову ему на грудь, осторожно обнимая его.

Капитан чувствовал размеренное дыхание под своими руками и мысленно молил всех богов, существующих или нет, чтобы Мира ошиблась. И ничего не вышло. Тогда они просто вернутся с вылазки. И всё будет хорошо, может, даже ещё лучше. Он просто спасёт её в очередной раз, а потом уж они разберутся. С реальностями, Риваями и прочим. Сейчас он хотел остаться вот так. В тишине ночного неба, в дыхании Миры и в тепле, что кипятком расползалось в груди. Разве он так о многом просил?..

***

Суббота.

Леви стоял рядом с Эрвином, что опять выдавал какую-то вдохновляющую речь.

«Хоть что-то во всех мирах постоянно», — устало думал капитан, осматривая толпу. Хотя, что уж. Высматривая. Одного конкретного человека. Которого вчера так смиренно нёс на руках.

Мира тихо спала на его плече, что-то бормоча себе под нос, пока Леви нёс её в комнату. Свет луны перебивался штрихами стен, до вылазки оставалось каких-то несколько часов. А на Мире был накинут его пиджак. Всё-таки, не так уж и жарко.

Капитан ногой приоткрыл дверь и зашёл в свою комнату. Сколько вечеров они здесь уже провели? Семь? Десять? Больше? Надо было считать. Он аккуратно уложил спящую ношу на кровать. Посмотрел на хмурый лоб и устало потёр лицо рукой. Стащил с неё ботинки, попутно накрывая одеялом. А он, ничего, и в кресле поспит, не привыкать. Отошёл и очень медленно приоткрыл окно. Скрипит, сука такая. Поднял взгляд перед собой. Не допусти боги, завтра всё получится. Как потом смотреть на небо? А если… Нет. Нахер богов. Никогда не полагался на них, а сейчас, значит, начал? Нет уж. Чёрта с два. Он не позволит. Если она и погибла один раз, то второго он не допустит.