Темный отсек внезапно осветила его улыбка.

— То есть к возрасту, когда у юношей появляется страстное желание совращать все, что движется. Мое племя, с грустью будет сказано, сильно возражало против внебрачных связей. В других племенах более разумные обычаи, но, жаль, они говорят на других языках. Поэтому пришлось выучить языки, потом я решил, что это очень полезная привычка, и продолжал их изучать.

Усанас показал пальцем на принца: его палец напоминал копье.

— Этот юный конспиратор, интриган-молокосос, считающий себя шпионом, решил показать себя хитрым и умным. По его мнению, мне следовало во время наших путешествий по Римской империи притворяться необразованным варваром, недавно вылезшим из кустов. Он думал, что ничего не подозревающие римляне могут бездумно разболтать секреты в присутствии тупого, ничего не понимающего раба. Его палец переместился на Гармата.

— А этот, доживший до седин, но так и не поумневший тип, так называемый советник, решил, что в плане есть разумное зерно и он может принести пользу. И вот я и оказался в капкане между Сциллой-наивностью и Харибдой-слабоумием.

Он воздел глаза к небу.

— Пожалейте меня, римляне. Несколько месяцев я, самый образованный язычник, который когда-либо покидал саванну, был вынужден передавать свои мысли, коверкая язык, как какой-то недоумок. Бедный я бедный! Как мне себя жаль!

— Похоже, тебе все-таки удалось это пережить, — рассмеялся Валентин.

— У него очень хорошо получается усваивать любой новый опыт, — вставил Вахси. — Именно поэтому мы и сделали его даваззом.

Сарвены обменялись многозначительным веселым взглядом.

— Усанас любит думать, что все произошло из-за его навыков и способностей, — добавил Эзана. И усмехнулся. — Чушь! Ему просто повезло. Это его единственный талант. Но — принцу нужно научиться быть удачливым, более, чем чему-либо другому, поэтому мы и сделали дикаря его даваззом.

Усанас хотел что-то возразить, но его перебил Велисарий:

— Давай попозже. А сейчас нам требуется обсудить кое-какие более важные вещи. — Он повернулся к Гармату. — Ты удовлетворен?

Советник посмотрел на принца. Эон кивнул, очень уверенно. Гармат все еще колебался, но только секунду, затем тоже кивнул.

— Хорошо, — сказал Велисарий. — А теперь послушайте мой план.

После того как Велисарий закончил говорить, тут же открыл рот Эон.

— Я не буду! Это ниже моего…

Усанас дал ему подзатыльник.

— Тихо! Это отличный план! И отличный для принца! Научишься думать, как червь, вместо льва. Черви едят львов, юный дурак. А не наоборот.

— Давай без акцента! И говори нормальными предложениями! — Рявкнул Эон, потому что Усанас произносил фразы с акцентом, как и раньше.

Еще один подзатыльник.

— Я разговариваю с ребенком. Так, чтобы глупый принц понял.

Гармат взял сторону Усанаса.

— Твой давазз прав, принц, — заявил Гармат, но тут же попытался сгладить напряжение. — Конечно, не в плане червей, а в… остальном. Он говорил с тобой несколько невежливо. Бесцеремонный негодяй! Но насчет плана он прав. Это на самом деле хороший план, в особенности в той части, которая касается тебя.

Он вопросительно посмотрел на Велисария.

— Кое-что из остального, полководец, признаюсь, нахожу слишком сложным.

— «Нахожу слишком сложным», — Валентин попытался повторить акцент и интонацию Гармата, потом склонился вперед. — Полководец, в отсутствие Маврикия мне придется взять на себя его роль. Как смогу. Первый закон битвы…

Велисарий отмахнулся и рассмеялся.

— Я его знаю наизусть. Но это не сражение, Валентин. Это интрига.

— Тем не менее, полководец, — перебил Анастасий. — Ты слишком уж полагаешься на случайности. Мне плевать, говорим ли мы о сражениях или интригах — или, если на то пошло, как наставить рога квартирмейстеру, — все равно нельзя уж слишком полагаться на удачу.

В отличие от высокого голоса Валентина, казавшегося особенно резким от возбуждения, бас Анастасия звучал спокойно и ровно. И из-за этого сами слова прозвучали гораздо весомее.

Велисарий колебался, раздумывая над аргументами. Он знал, что сейчас не время и не место давить авторитетом. Требовалось на самом деле убедить и катафрактов, и аксумитов, а не приказывать им.

Но до того, как он смог что-то сказать, заговорил Усанас:

— Я не согласен с Анастасием и Валентином. И Гарматом. Они путают сложность с хитростью. Да, план сложный, в том смысле, что он включает много взаимодействующих факторов.

Велисарий с трудом сдержал смех, увидев открытые от удивления рты своих фракийцев и мрачное смирение на лицах сарвенов. Усанас оживленно жестикулировал.

— Но это совсем не то, что называется удачей! О, нет, совсем нет. Удача — моя специализация, как и сказали сарвены. Но тупые воины, — он показательно махнул рукой, словно от кого-то отмахивался, — не понимают, что такое настоящая удача, поэтому и считают меня удачливым. Я не удачлив. Мне везет, потому что я понимаю, каким образом приходит везение.

Давазз склонился вперед.

— И я вам сейчас раскрою секрет везения. Никто не может предсказать хитрый путь удачи, но можно попытаться понять, каким образом приходит везение. Требуется сделать простую вещь — добраться до корня проблемы и схватить его. И держать — стальным захватом — и всегда о нем помнить. Тогда и найдешь свой путь в любом лесу.

— Сказки, — хмыкнул Валентин. — Но скажи мне вот что, умник: что простого в плане полководца? — он фыркнул. — Назови хоть что-нибудь простое в его плане.

На сарказм Усанас ответил прямым уверенным взглядом.

— Простая вещь, лежащая в основе плана полководца, Валентин, — это душа Венандакатры. Весь план крутится вокруг нее одной. Пожалуй, она самая простая в мире.

— Ничья душа не может быть простой, — возразил Валентин, но не очень уверенно.

— Твоя, возможно, и нет, — согласился давазз. — А душа Венандакатры? Ты считаешь ее сложной? — Усанас презрительно рассмеялся. — Если тебе нужна сложность, Валентин, изучи кучу собачьего дерьма. Но не ищи сложности в душе Венандактры.

— В его словах есть смысл, — проворчал Анастасий. Огромный катафракт вздохнул. — Самый настоящий здравый смысл. — Еще один вздох, напоминающий смирение атланта 35 со своей ношей. — На самом деле возражать тут нечему.

Валентин сверкнул глазами.

— Может быть! — рявкнул он. — Но тем не менее… что с остальным-то? Признаю, роль принца в плане проста. — Скептический взгляд на Эона. — Если… прости, принц, — юноша это выдержит. — Затем он показал пальцем на Усанаса. — А как насчет его роли в плане? Это ты тоже называешь простотой?

Усанас улыбнулся.

— А разве нет? — спросил он. — От меня требуются только две вещи. Не более двух! Уверяю тебя, катафракт, даже дикари из саванны могут считать до двух.

— Это две очень сложные вещи, Усанас, — шепотом вставил Менандр.

— Чушь! Во-первых, я должен выучить новый язык. А такому мастерству я еще мальчиком научился. Затем я должен поохотиться. А этому я научился еще раньше.

— Но ты не будешь охотиться на антилопу в саванне, давазз, — неуверенно заметил Эон.

— Да, — поддержал его Валентин. — Ты будешь охотиться на человека в лесу. Человека, которого ты не знаешь, в лесу, в котором ты никогда не был, в стране, которую ты никогда не видел.

Усанас пожал плечами.

— Ну и что? Охота — простая вещь, мой дорогой Валентин. Когда я был мальчиком и рос в саванне, я так не думал. Меня очень впечатляла скорость импалы, хитрость бизона и яростность гиены. Поэтому я потратил много лет, изучая этих животных и осваивая их привычки.

Он вытер лоб.

— Это оказалось утомительно. К тринадцати годам я считал себя самым великим в мире охотником. Пока один умный старик из нашей деревни не сказал мне, что самыми великими в мире охотниками являются маленькие человечки, живущие далеко в джунглях. Их называют пигмеи, сказал он, и они охотятся на самого великого из животных. На слона.