Я ловлю себя на мысли, что мы с подругами сидим как привороженные, уставившись на герцогиню, и раскрывая рты, впитываем каждую информацию о принце словно губки.

— Что, заинтригованы? — злобным шепотом проговаривает Белла. — Держу пари, уже мысленно отправили заявки на кастинг?!

Она явно ожидает, что мы в тот же момент рассмеемся и напряженная обстановка разрядится сама собой. Но ее саркастичный вопрос сталкивается лишь с оглушительной тишиной. Каждая из нас сейчас осознает, что видит вживую человека, который также, как и мы сейчас друг друга, видел собственными глазами будущего короля нашей страны.    

====== Глава 4 ======

Я просыпаюсь с невыносимой головной болью и непреодолимым желанием уничтожить все звуки, которые продолжают звенеть вокруг меня, провоцируя мигрень.

— Я же просил тебя, Белла, — раздается сердитый голос Чака, — и что я вижу в итоге? Разбросанные бутылки из-под вина и страдающие от похмелья школьницы?

— Прошу заметить, уже не школьницы, — умирающим голосом пытается произнести Карен.

Я чувствую, как правая рука затекает под тяжестью чьей-то головы с густой шевелюрой. Открывая глаза, я обнаруживаю, что мы с девочками втроем лежим на огромной мягкой кровати с невероятно белоснежным пушистым и мягким одеялом. Напротив нас располагается сердитый Чарли, нервно наматывающий круги вокруг кузины, а она в свою очередь, беззаботно плывет по комнате, стараясь и вовсе не замечать кузена.

— Мой маленький Чарли, — воркует она, приближаясь к нему, а парень в ответ угрюмо хмурит брови, — прошу тебя, не будь таким занудой. Тебе ужасно не идет.

— Доброе утро, — вяло проговариваю я, усаживаясь на огромной кровати, стараясь не умереть от головной боли.

— Буди подруг, — Чарльз бросает сердитый взгляд в мою сторону, — мы уезжаем.

Герцогиня лишь пожимает плечами и направляется на балкон, предварительно отворяя прозрачные французские окна.

— Почему мы так рано едем домой? — сонно спрашивает Карен, когда мы с божьей помощью усаживаемся в автомобиль Чарли.

— Рано? — раздраженно бросает он, настраивая зеркало заднего вида. — Сейчас почти полдень и ваши родители наверняка волнуются.

Я смотрю на Чака и понимаю, что давно не видела его в подобном состоянии. А если быть точнее — никогда. А самое ужасное то, что я до сих пор не могу понять причину его раздражительности и нервозности, но точно могу сказать, что завелся он явно не от вопроса Карен и от проделок кузины. Причина явно лежит где-то глубоко внутри, и я срочно должна принять участие в раскопках. Я терпеливо жду пока Чак отвезет подруг по домам, прежде чем накинуться на него с вопросами.

— Что случилось? — тихо произношу я, как только мы начинаем отъезжать от дома Греты.

Он хмурится, тщательно подбирая слова, словно ведет внутреннюю борьбу с собственными мыслями.

— С чего ты взяла? — не отводя взгляд от дороги интересуется он, крепче сжимая руль обеими руками так, что костяшки пальцев начинают бледнеть.

— Что я сделала не так? — игнорируя его вопрос, продолжаю я. — Вообще-то это я должна сердиться на тебя, а не наоборот.

Чарльз останавливает машину, паркуясь возле очередной придорожной забегаловки.

— Эли, — тихо произносит он, впервые за все утро глядя мне в глаза, — могу я попросить тебя?

Я нервно сглатываю. Никогда прежде не видела Чака в таком состоянии и уж тем более не слышала от него подобных вопросов. Пару раз я неуверенно киваю, он тяжело вздыхает. Его губы плотно сжаты в одну сплошную линию, пальцы левой руки нервно барабанят по кожаному рулю, глаза цвета безоблачного неба блуждают по моему лицу.

Ему трудно об этом говорить.

— Прошу тебя, — тихо продолжает он, прикрывая мою ладонь своей, — в ближайшее время не заводи знакомств с подозрительными людьми. Это … может быть опасно.

Мой взгляд падает на его ладонь, прикрывающую мою, и я хмурю лоб.

— Ты не хочешь со мной поделиться? — я отстраняю от него руку. — Почему ты никогда ничем со мной не делишься? Почему я все должна узнавать исподтишка?

— Прости, я знаю, тебя это обижает … — медленно проговаривает он, смотря перед собой, — но я ничего не могу сказать тебе прямо сейчас.

— Прямо сейчас? — от собственного бессилья я вскидываю руки. — А что изменится, если ты расскажешь сегодня? Или завтра? Или может быть через неделю?

Он громко выдыхает и, прикрывая глаза, откидывается на спинку сиденья.

— Понимаешь, меня угнетает тот факт, что с тобой явно что-то происходит, и я не могу понять, что именно. А еще хуже всего осознавать, что я ничем не могу тебе помочь, — проговариваю я на одном дыхании, почти забывая дышать. — Ведь ты все время помогаешь мне, спасаешь из разных передряг, прикрываешь меня … А я что? Подарю тебе подарок на день рождения и то раз в год?

— Мне нравятся твои милые подарки, честное слово, — он выдавливает еле заметную улыбку, чтобы хоть немного разрядить обстановку. Но, похоже, до него доходит, что все это бесполезно и от едва заметной улыбки не остается и следа.

Закатывая глаза от раздражения, я молча открываю дверь автомобиля и выхожу, чтобы подышать свежим воздухом и избавиться от этой нагнетающей атмосферы. Я знаю, что он тут же последует моему примеру, и водительская дверь автомобиля моментально закрывается вслед за моей.

Сегодня на улице необычайно прохладно и с новым потоком ледяного ветра я плотнее укутываюсь в кардиган. Слышу, как Чак произносит мое имя и говорит что-то еще, но я продолжаю идти вперед, пока не натыкаюсь на дверь местной забегаловки. Войдя в помещение, мой слух улавливает тонкий звон колокольчика, оповещающего о моем визите. Сразу бросается в глаза немноголюдное пространство, меня окружают от силы лишь пара-тройка посетителей, что не может не радовать человека, который хочет побыть один. Я усаживаюсь за первый попавшийся столик возле окошка и, опираясь локтями об стол, роняю голову на руки. Спустя мгновение звон колокольчика повторяется вновь, и хоть я не вижу этого, но держу пари, что вслед за мной в помещение вошел Чак.

— Капучино и один марципановский рожок, — отчеканивает он, словно отдавая приказ кассиру, и направляется в сторону моего столика. — Что за истерики, Лилибет? — интересуется он, разворачивая стул спинкой вперед, облокачивая об него сложенные руки.

— Почему ты не рассказывал мне об Изабелле? — тихо спрашиваю я, поднимая голову и сквозь пелену настилающих волос, смотрю на Чака. — Неужели это так трудно – взять и рассказать? — я медленно убираю волосы с лица, заправляя их за ухо.

— Если мне не изменяет память, мы уже говорили на эту тему, — со стальным спокойствием проговаривает он, твердо направляя на меня решительный взгляд. — Обещаю, в ближайшем будущем я все тебе расскажу, доверься мне.

Несколько секунд я продолжаю смотреть на него настороженным взглядом, пытаясь разгадать его эмоции, чувства, мысли, но прихожу только к одному логическому завершению: я впервые ничего не понимаю…

— Ну, как я могу тебе не довериться? — громко выдыхаю я. — Ты тот мальчик, который в свое время заставил меня поверить, что есть другая жизнь, во многом отличающаяся от жизни со злобным отчимом, который спит и видит, как избивает меня, — я отвожу взгляд в сторону окна, наблюдая как голуби осаждают трехлетнего малыша с куском хлеба, и проваливаюсь в тяжкие воспоминания. Разворачиваясь на Чарльза, я замечаю, как за наш столик приносят капучино и сдобный рожок.  — Ты хочешь, чтобы я растолстела и никогда не вышла замуж, да?

— Я просто хочу, чтобы ты хоть что-нибудь съела, — на лице его зарождается искренняя улыбка. — Эли?

Делая глоток горячего капучино, я вопросительно смотрю на него, ощущая, как горячая жидкость медленно проникает в организм, согревая меня.

— Я надеюсь, мы договорились на счет знакомств? — с сомнением спрашивает он, сжимая губы.

— В ближайшее время я планирую знакомства только с администрацией университета, — монотонно проговариваю я, ледяными ладонями прирастая к горячей кружке.