Я удивленно вскидываю брови вверх, направляя на юношу недоуменный взгляд.
— Да, не думал, что мне будет так непривычно говорить это словосочетание, — усмехается он. — Но, тем не менее, это так. Так что собирайся, мы едем прямо сейчас.
— У меня есть одно условие, — предупреждаю я, вставая с дивана, одновременно поправляя свою домашнюю тунику. — Сначала мы кое-куда заедем.
Через полчаса мы проходим в свободные просторы национального госпиталя, где нас тут же окружает внимательный персонал, узнающий наши лица. Некоторое время мне некомфортно получать столько внимания от людей, которых я вижу впервые, но с мужеством стискивая зубы, я терпеливо жду, когда нас отведут к Грете.
Подруга располагается на широкой скамье знакомой лужайки госпиталя, удерживая небольшую книгу в мягком переплете, завороженная написанным. Когда я подхожу к ней, она не сразу замечает мое появление, но как только поднимает знакомый взгляд с зеленцой, тут же вскрикивает от радости, бросаясь мне на шею.
— Боже мой! — вопит она мне в ухо, крепко обнимая. — Я думала, что это никогда не случится!
— Ты так… изменилась, — растерянно проговариваю я, оглядывая девушку с ног до головы.
— Потолстела, знаю, — признается она, смущенно улыбаясь. — А ты, я смотрю наоборот…
— Как твой животик? — с интересом спрашиваю я, впопыхах пытаясь сменить тему. Осторожно дотрагиваюсь до ее больничной сорочки, поглаживая низ живота и обнаруживаю под ней небольшой бугорочек.
— Отлично, пару недель назад впервые почувствовала первые настырные пиночки, — с радостной улыбкой сообщает она. — Только вот до выпирающего живота нам еще далеко.
Я улыбаюсь отстраненной улыбкой, смотря куда-то сквозь подругу и осознаю, насколько я рада, что Кристиан вовремя поместил ее в госпиталь.
— Я слышала, ты теперь у нас принимаешь роды? — спрашивает она, игриво толкая меня в плечо.
— Ага, только записывайся заранее в мой плотный график, — отвечаю я, не скрывая широкой улыбки.
— Думаю, в феврале у тебя найдется местечко для меня и малыша, — смеется Грета, пока мы продолжаем идти по широкой тропе. — Кстати, пару дней назад ко мне приезжала Карен. На самом деле, не смотря на ее политическую позицию, я рада, что у нее все в порядке. Они с Алексом на несколько месяцев уезжают в Вайле, ты же знаешь ее любовь к маленьким городам, так что…
Я отстраненно киваю ей в ответ, неловко поджимая губы, и подруга резко замолкает. Пару минут мы идем в полной тишине, и я буквально всем своим нутром ощущаю, что ее что-то гложет, но она никак не решается рассказать мне об этом.
— Что-то случилось? — встревоженно спрашиваю я, продолжая разглядывать остальных пациентов из различных отделений госпиталя, размеренно прогуливающихся по лужайке, и невольно вспоминаю, как впервые увидела здесь маму с королевой Луизой.
— Я думала… ммм… что ты знаешь, — неловко проговаривает Грета, почесывая затылок. — На счет Амели.
— Что на счет Амели? — недоуменно проговариваю я, мотая головой.
— Пару дней назад… она… она умерла в карете скорой помощи, — тихо сообщает подруга, осторожно заглядывая мне в глаза. — Не успели довезти до больницы.
Я резко останавливаюсь посреди дороги, будто парализованная словами девушки.
— Но почему?! То есть, как?! — недоуменно восклицаю я, эмоционально всплескивая руками.
— Как сообщила мне одна из медсестер, пуля задела ей жизненно важные органы. Когда скорая подоспела, она была без сознания. Но, как говорят врачи, она в любом случае умерла бы после такой большой потери крови.
Я прикрываю ладонями лицо, громко выдыхаю и считаю до десяти. Ровно три раза.
Какая же я дура. Наверняка, Кристиан звонил мне не просто так, а для того, чтобы рассказать важные новости об участницах, ведь смерть одной из девушек во время кастинга — вопиющий случай во всей истории отбора.
А я намеренно игнорировала звонки и сообщения с различных номеров.
Боже, бедняжка Амели. Она была до ужаса милой и жизнерадостной… в голове не укладывается, как можно было убить такую хрупкую и невинную девушку?! Неужели она попала под горячую руку повстанцев? Надо как можно скорее разузнать все то, что произошло за последние три дня.
— После этого Тильда в срочном порядке покинула отбор, — раздается тихий голос подруги. — Поэтому теперь, грубо говоря, на отборе остались ты, Ника, Марта и Селена.
Не представляю какое опустошение сейчас ощущают родители близняшек и сама Тильда. Ведь родители не должны хоронить своих детей. А что касается Тильды… говорят, что у близнецов есть какая-то незримая, духовная связь, разорвать которую очень болезненно. Тем более, они как две капли воды похожи друг на друга, и мы с девочками еще долгое время привыкали и узнавали кто из них кто, но благодаря их поведению и едва заметным различиям во внешности — все-таки привыкли. Бедняжка Тильда, не представляю, каково ей будет смотреть в гроб своей сестры и в буквальном смысле видеть в ней себя…
— Я теперь вообще не уверена, что отбор будет продлен, — сообщаю я свои подозрения, двумя руками зарываясь в волосы. — Кристиан так ненавидит все, что связанно с отбором, поэтому…
— Поэтому он просто выберет тебя, и вы поженитесь, — перебивает Грета с радостной улыбкой на лице.
— Что? Нет, я… я еще не решила. После всего, что произошло я не уверена, что… — я сглатываю слюну, пытаясь собраться с мыслями. — Я не уверена, что смогу согласиться.
— Но Эли, вы знаете друг друга целую вечность! Кто, если не он?! — недоумевает подруга.
Я пытаюсь улыбнуться ей смущенной улыбкой, но выходит что-то вроде кривой усмешки. Спустя пару секунд вдалеке обнаруживая Теодора, я машу ему рукой, зазывая к нам.
— Ваша Светлость, вас никогда не привлекали скромные девушки с огромным багажом знаний и с …ммм… небольшим пятимесячным животом? — заманчиво спрашиваю я, подводя его под локоть к подруге.
Он тут же соображает в чем дело, оглядывая недоуменным взглядом сначала Грету, затем меня, и спустя мгновение его лицо озаряет лучезарная улыбка, в которой я с ужасом обнаруживаю свои знакомые черты. Не знаю, сколько я еще буду привыкать к тому факту, что он является моим единокровным братом, но точно знаю одно — весь этот процесс займет достаточное количество времени.
— К сожалению, спешу вас огорчить, мое сердце уже занято другой, не менее прекрасной дамой, — незамедлительно следует ответ от Тео. Он театрально преподносит руку к груди, с пылкостью в глазах изображая любовь до гроба.
В воздухе некоторое время звучит наш звонкий смех, и ко мне мгновенно приходит осознание того, что я впервые за пару месяцев слышу свой полноценный, искренний и неподдельный смех.
Мы долгое время плутаем по центру города, выбираясь из одной пробки и попадая в самую гущу другой. Угасающие солнечные лучи еще намереваются побороться с ранней осенью за последние теплые деньки, и я продолжаю хмурить брови от навязчивых лучей, сооружая ручной козырек. В салоне автомобиля раздается приятная расслабляющая мелодия, и Теодор не сильно настаивает на светской беседе, поэтому у меня есть немного времени, чтобы рассмотреть улицы города за окном автомобиля.
Сперва кажется, что ничего не изменилось.
День сменяется ночью, неделя не спеша тянется за неделей, плавно перерастая в месяц, лето сменилось осенью, а люди продолжают не спеша прогуливаться по улицам родного города, наслаждаясь последними теплыми деньками.
Я вижу все те же улицы, те же вывески, те же рекламные плакаты, все вокруг продолжают жить обычной жизнью, словно ничего не произошло. Будто пару дней назад не происходило никакого народного восстания, унесшего жизни нескольких десятков человек, будто нас и не похищали вовсе, будто моя мама прогуливается где-то на соседней улице с невероятным желанием порадовать свою дочь каким-нибудь очередным шедевром кулинарии из нашего любимого кафе…
И только оставшиеся обрывки объявлений с нашими лицами, искореженными погодными условиями, остаются живым напоминанием о произошедшем. Обрывки листовок с кричащими надписями продолжают нервно извиваться на ледяном осеннем ветру, разрывая наши лица пополам.
