Платформа была заполнена огромным количеством людей, которых Маша видела в первый, да и скорее всего в последний раз. Ведь шанс снова встретить того же человека в таком огромном городе очень мал, и Маша, понимая это, пыталась всех изучить и запомнить. И в этом изучающем трансе ее чуть не сбил мужчина, который, разговаривая по телефону, торопился убежать с платформы вокзала.

Маша быстро пришла в себя и удалилась с платформы.

День приезда Маши в Петербург выдался необычайно солнечным. В воздухе повис небольшой минус, в который и холод не резал щеки, и тепло не растапливало кучи снега, чтобы улицы стали темными от воды. В такой минус гулять по городу – одно удовольствие, что, собственно, и делали никуда не спешащие горожане.

Серые улицы вдоль массивных домов разношерстных стилей выстроились в огромные ряды. Могло показаться, что они встречали Машу. А люди, перестав торопиться, словно хотели рассмотреть нового человека и поздороваться, будто это доселе невиданный гость. С другой же стороны, и для Маши все эти мелькающие люди – что-то новое и необычное, то, на изучение чего она была готова потратить кучу времени. А еще эти сказочные дома, которые она видела только по телевизору и на фотографиях, а о некоторых читала в книгах, не позволяли оторваться взгляду. Голова ее так и кружилась во все стороны, пытаясь запечатлеть каждое мгновение, иногда цепляясь взглядом за таблички о жизни русских классиков. Хотя русская классика Машу не особо привлекала, но школьную программу мимо ушей она не могла пропустить. Мария всегда отличалась старанием, а русскую литературу, как и положено в школе, усердно изучала и по всем сочинениям имела «Отлично». До сегодняшнего дня она и подумать не могла, что будет топтать те же улочки, что когда-то топтали Пушкин, Достоевский, Маяковский, Ахматова и другие литературные силуэты России.

Теперь и Маша шагала по этим улочкам со старым чемоданом наперевес. Огромное количество информации и событий быстро утомило, и чемодан с рюкзаком начали тянуть вниз, а чугунные линии заборов – тянуться вдоль тротуаров в какую-то бесконечность.

Маша остановилась, поставила чемодан на тротуар и достала из куртки маленький блокнот, быстро нашла там адрес: «улица Моховая, д. 28, кв. 10». Окинула глазами дома в поисках номера с названием улицы, но нигде его не нашла. Мимо проходил мужчина, разговаривая по телефону.

– Извините! – Маша скромно обратилась к прохожему.

– Простите, девушка, я очень тороплюсь, – прохожий, улыбаясь в ответ, жестом указал на часы.

В тот же момент послышался высокий лай собаки, и из-за угла вынырнул маленький песик, от его шеи длинной веревочкой потянулся поводок, и на другой стороне поводка через некоторое время появилась бабушка лет восьмидесяти, для которой каждый выгул собаки был праздником, ради которого она соответственно и наряжалась. На ее голове красовалась огромная шляпа с пером, под шляпой виднелся уже не первой свежести парик, которым она пыталась симулировать прически своей давно ушедшей юности. А красная помада, которая на любой другой особи женского пола казалась бы вычурной, на бабушке смотрелась очень даже органично. В такт всему ее образу и красному пальто на ее шею было накинуто боа.

– Извините! – голос Маши стал уверенней.

– Да, девочка, – улыбнулась в ответ старушка.

Собачка сразу же подбежала к девочке, дернув бабушку за поводок, обнюхала ногу Маши и зарычала.

– Шунька! А ну фу! – бабка резко дернула поводок, собачка успокоилась и спряталась за старыми финскими бабушкиными сапогами. – Не бойся ее.

– Здравствуйте, а вы не подскажете, где находится улица… – Маша посмотрела в блокнот. – Моховая… и дом… двадцать восемь?

– Ой, девочка… как же ж тебя сюда занесло? Смотри… тебе надо пройти, – бабка задумалась и окинула взглядом улицу. – Значит так… вот тебе туда прямо до перекрестка, налево…

– Перекресток, налево, ага, – повторяла Маша, кивая головой.

– Затем, значит, а ну… фу! – бабка снова дернула поводок, собака начала скулить. – Значит, направо… и снова до перекрестка.

– Ага, направо… и перекресток, – Маша продолжала запоминать.

– Там где-то два квартала – и будет эта улица.

– Два квартала, ага, спасибо вам большое!

Маша, повторяя у себя в голове маршрут, взяла чемодан и удалилась, бормоча себе под нос:

– Налево… перекресток, два квартала и направо… а, нет! Налево, перекресток, направо, перекресток… два квартала. А, точно!

Бабушка проводила Машу взглядом. А собачка начала что-то нюхать в земле и копать.

– А ну фу! Мелочь бестолковая!

***

Маша шагала по улице, мимо, шумя, пролетали машины. Серые улицы обрамлялись то большими серо-белыми сугробами, то черными заборами. Где-то иногда шумели сирены. Внутри этого шума Маша пыталась разглядеть названия улиц и номера домов. А чемодан с рюкзаком начинали все сильнее тянуть ее к земле. И вот, казалось бы, когда силы уже иссякли, Маша заметила ту самую заветную вывеску: «Моховая улица». У нее сразу же открылось второе дыхание, и она начала рыскать в поисках нужного ей номера дома. В итоге ее старания оказались не напрасны, и двадцать восьмой дом появился как на ладони. Маша сразу же нашла парадную с нужной квартирой и подошла к железной двери. В этот же момент из парадной выбежали дети, напугав Машу, но она, не теряя хватки, просочилась внутрь. А тяжелая железная дверь, не успев ее придавить, с громким и звонким хлопком, будто выстрел из Петропавловской пушки, захлопнулась за ней.

«Ничего себе дворец!» – подумала Маша, войдя через тяжелую железную дверь в парадную, где перед ней открылся удивительный мир.

Стены были усеяны искусными белыми барельефами и горельефами, на одной из стен красовался выполненный когда-то давно пейзаж, а потолок весь был заполнен разными видами лепнин. А где-то вдали виднелась широченная мраморная лестница, ведущая на верхние этажи. Справа от лестницы выглядывала узкая каморка лифта с ламинированными косыми дверями, которая была пристроена в энном году советского периода. Маша зависла в изучении стен и потолков. Такого она от какого-то подъезда точно не ожидала.

Скрипнув дверью, открылся лифт, оттуда вышла молодая пара и, не обратив внимания на гостью, дунув ветром, просочилась на выход. Маша в ту же секунду пришла в себя, заметила открытый лифт и дернулась к нему. Сначала в лифт вошел чемодан, а потом в оставшееся микроскопическое пространство втиснулась и Маша.

«А какой этаж?» – подумала Маша.

Несложный расчет в голове – и Маша нажала кнопку четыре. Двери закрылись, лампа освещения внутри из последних сил поиграла теплым светом, и лифт поехал. Некоторое время шелеста кабины и стропил – и лифт уже на четвертом этаже. Скрипучие двери распахнулись, и прямо перед ней появилась квартира с заветным номером десять. Она вышла из лифта с чемоданом наперевес, подошла к двери и, встав на носочки, дотянулась рукой до звонка. При нажатии на звонок раздался крякающий звук. Маша еще несколько раз понажимала на звонок.

За дверью послышались шоркающие шаги, которые становились все ближе и ближе. Маша начала поправлять куртку, волосы, она хотела быть опрятной, насколько позволял текущий момент.

И вот начали звонко открываться замки, один, потом второй. Медленно распахнулась дверь, и оттуда показался Петр Кищенко – худощавый мужчина лет сорока в растянутых на коленях синих трико, сверху на его узкий костлявый торс была накинута белая растянутая футболка с непонятными иероглифами. А еще у него в руках примостилась тарелка с макаронами, которые он смачно жевал. И через это чавканье послышалось:

– Чего вам?

– Я от Натальи Александровны, – снизу вверх ответила Маша.

– От кого? – Петр прожевал и проглотил.

– Я – Маша, от Натальи Александровны. Она вам звонила где-то с месяц назад.