На вторую неделю вахты на площадку приехала повариха Людочка, молодая баба, похожая на студентку советских времен. Она тоже осталась жить на объекте, выбрав себе соседний вагончик, отчасти служащий кухней- столовой. Людочка с первых дней развила на площадке нездоровую деятельность, заигрывая со всей бригадой сразу и выпивая залпом стакан водки за ужином. Мужикам нравилась веселая Людочка, они охотно звали ее к себе в компанию, рассказывали при ней пошлые анекдоты и сыпали шутками. Когда в конце дня все разъезжались по квартирам, непоседливая повариха наведывалась к сварщику и Женьке, разбавляя своим присутствием их унылое житье. Женька заигрывал с ней просто по привычке, вспоминая давно не применяемые навыки, и оставаясь глубоко равнодушным к ее простенькой внешности. Огромный сварщик тоже по мере сил отвешивал Людочке тяжеловатые комплименты, но она все чаще заглядывалась на тощего Женьку.

«Вот скажи ты мне, – обратился как-то к нему работяга, после того, как молодуха упорхнула к себе. – чем ты баб привлекаешь? Ни кожи, ни рожи, страшный как моя теща! А Людка-то об тебя все глаза стерла!»

«Во мне живет внутреннее обаяние! – пафосно заявил Женька, самодовольно улыбаясь, впервые за два с лишним года чувствуя себя снова мужиком»

«А глисты в тебе не живут? – мстительно поинтересовался сварщик, растягиваясь на жалобно скрипящей койке. – ты чего тощий такой? Тоже часть твоего обаяния?»

Женька засмеялся и промолчал, сохраняя свои секреты.

Людочка вероятно тоже заметила излишнюю Женькину худобу и принялась усиленно откармливать заморыша. Дергачев ничего не имел против такого внимания, в ответ ссыпая поварихе вагоны ласковых слов. Спустя какое-то время ее особые предпочтения стали бросаться в глаза, а результаты этих предпочтений отчетливо отразились на Женькиной отъевшейся роже. Мужикам было пофиг на строительные романы, они продолжали пить водку, строить корпус и вечерами разъезжаться по квартирам. Однажды, после окончания очередного рабочего дня, Людочка снова заглянула к Женьке. Толстый сварщик тяжело поднялся и пробормотав о необходимости проведать сторожа, тактично вышел за дверь. Женька не стал долго себя уговаривать и обнял молодуху за крепкие плечи. Повариха в ответ глубоко вздохнула и потянулась к выключателю. Бездумно вколачиваясь в податливое тело, Женька снова видел перед собой морской пляж, а в его голове привычно шумели соленые волны. Внезапно он вспомнил подслушанную ссору на берегу и снова подумал о причинах этой ссоры. Почему это было так важно для Женьки, он объяснить не мог, но подобные мысли возникали у него даже в самые неподходящие для этого моменты.

Людочка приходила к Женьке еще несколько раз, но с каждым ее визитом Дергачев находил все меньше комплиментов и нежных слов для гостьи, пока наконец их запас полностью не иссяк, вместе с Женькиным интересом. Людочка это конечно поняла сразу, но некоторое время пыталась удержать пустые отношения, устраивая Дергачеву слезливые сцены и грозя карами небесными. Наконец, Дергачев заявил ей открытым текстом, что свидания закончились и смысла что-то возобновлять и сохранять он совершенно не видит. Веселая повариха, проплакав пару дней, подала заявление на увольнение, и мужики остались без обедов, а Дергачев без секса.

Исчезновение Людочки никак не сказалось на настроении Дергачева. Он продолжал держаться особняком, периодически впадая в ступор от одолевающих мыслей. Огромный сварщик перестал обращать внимания на странности коллеги, лишь иногда принудительно выводя Женьку из состояния нирваны. Дергачев часто ловил себя на мысли, что отдал бы последнее, чтобы снова оказаться в том домике, который никак не хотел покидать его сознание. Предательский голосок в его голове напоминал ему, что однажды он так и сделал и только в результате этого домик на берегу на какое-то время стал его временным пристанищем. Если бы Женька был с собой до конца честным, то признался бы сам себе, что вовсе не домик у моря так тревожит его сердце. Но Дергачев упрямо продолжал придерживаться своей собственной версии. С трудом дождавшись окончания вахты, Женька засобирался в Москву. Прямых направлений до приморской деревушки все равно не было и визит в столицу был неизбежен.

Стоило Женьке шагнуть на перрон московского вокзала, как его сердце тут же зашлось в бешеном галопе. По сути в столице ему нечего было делать, поскольку здесь для него не было даже возможности снять себе квартиру. Эти траты сожрали бы значительную часть его денег, заработанных вахтой, а бродяге нужно было продолжать оставаться экономным. Однако просто уехать Дергачев не находил в себе решимости. Он медленно брел вдоль перрона, раздумывая, стоит ли вообще надолго задерживаться в Москве. Скорей всего, Тихон выписал его из квартиры, вычеркнул из своей жизни, и не было смысла ворошить прошлое воспоминаниями. Однако, несмотря на весьма здравые мысли, Женька продолжал тащиться неизвестно куда. В столицу шла осень, заявляющая о себе пронзительным ветром и мелким занудным дождем, превращающим знакомые пейзажи в размытые пятна. Пройдя полгорода, Женька оказался в знакомом дворе, и теперь, с удивлением озираясь по сторонам, он пытался сообразить, как попал сюда. Дергачев присел на скамейку возле подъезда и закрыл глаза. В его голове тут же возникли варианты возможного диалога с ученым, от которых Женька пытался тут же избавиться. Возможно он слишком много приписывал этому человеку, поскольку за все время их непонятного знакомства, Дергачев ни разу не видел, чтобы Тихон занимался чем-нибудь, отдаленно напоминающим научную деятельность. Те записи могли оказаться бог знает чем, а то, что бродяга дополнил их в своем воображении гениальными изобретениями, оставалось только его собственными фантазиями. Правильней всего было бы просто подняться и отправиться на вокзал, взять билет и ехать к милому сердцу побережью, однако Дергачев упрямо продолжал сидеть и ждать. Был конец рабочего дня и Тихон наверняка сейчас где-нибудь в офисе, решает производственные вопросы и меньше всего желает видеть у своего порога бомжа. Ведь если разобраться, Женька продолжал оставаться бомжом, даже имея московскую прописку. Оглядев свою невзрачную одежку и дотронувшись рукой до отросшей щетины, Женька решительно поднялся и направился прочь, теперь уже желая никогда больше не пересекаться с Тихоном. «Я схожу с ума, – думал Дергачев, торопливо минуя окрестные дворы. – к чему эти прогулки? Я для Тихона материал для исследований. Завершившихся исследований. С чего я вообще решил, что он расскажет мне про свои разработки только потому, что однажды накормил меня недоеденным ужином?»

Женькино настроение упало, и он снова ощутил себя никому не нужным бродягой, способным только перебиваться случайными заработками. Добравшись до вокзала, Женька купил билет до Ейска и притулился у высокого подоконника, ожидая свой поезд. Внезапно перед глазами мелькнула знакомая фигура. Мимо Дергачева тяжело волоча огромный чемодон, торопливо прошла та самая подружка Настя, что выясняла отношения с Тихоном на морском побережье. От неожиданности Женька не сдержал изумленного возгласа: «Настя?»

Девушка быстро обернулась и кого-то поискала глазами в толпе, несколько раз равнодушно скользнув взглядом по небритому Женькиному лицу. Женька как умел, придал лицу незаинтересованное выражение и украдкой рассмотрел наконец подружку ученого. Она была довольно стройной, темноволосой и невысокой, однако несмотря на приятную внешность, вызывала у Дергачева неприятные чувства. Его воображение снова вернуло в памяти те ночные сцены, услужливо дорисовав то, чему Женька явился только невольным слушателем и от этих картин в груди противно заныло. Проводив глазами Настю, Дергачев принялся придумывать свои собственные сюжеты. «Я схожу с ума, – снова резюмировал Женька и направился к перрону»

Глава 2.

После того, как Женька в очередной раз сбежал от меня, оставаться на побережье я не видел смысла. Просидев на пороге до позднего вечера и внимательно вслушиваясь в шум ветра, я принял решение возвращаться домой. Побросав в багажник только что разгруженные вещи я кое как привел в порядок свое разоренное жилище и рванул к трассе. Скорость отвлекала меня от навязчивых мыслей о Дергачеве, о моих исследованиях, о своих дальнейших планах. Где-то в середине пути я пришел к утешительному выводу, что однажды когда-нибудь увижу Дергачева опять, хотя бы для того, чтобы выписать его из своей квартиры. Тогда у меня появиться возможность объяснить ему, что в моих действиях не было ничего притивоправного, и возможно Женька поверит мне.