С улицы веяло грядущим летом. Я специально оставил окно открытым, ибо знал, что пыльные кипы старой литературы, найденные в деревянном шкафу, на балконе и в самых потаённых уголках моей квартиры, в силу своей ветхости создадут вокруг меня до безумия невозможную атмосферу старческой спёртости. Иногда дышать становилось по-настоящему тяжело, и мне приходилось прерываться и покидать своё рабочее место; в такие моменты распахнутое окно доставляло мне истинное удовольствие. Неповторимый аромат цветущей сирени витал в воздухе утренней улицы, а иногда и проникал ко мне в квартиру с резким порывом ветра.
Признаться, в тот момент моё занятие было совершенно бесполезным, но, как это часто бывает, именно бесполезным занятиям мы отдаёмся полностью и с неподдельным интересом. Каждая книга проверялась мной с ужасной дотошностью: сначала оглавление – все ли главы на месте? Затем нумерация страниц – все ли страницы идут по порядку? После – соответствие реального количества страниц с их количеством в библиографическом описании книги, на тот случай, если сомнительная глава была изъята уже после печати тиража. С гордостью вытерпев мою проверку, книга отправлялась в книжный шкаф, приведённый мною в порядок незадолго до начала работ, – сюда было решено ставить исключительно хорошо сохранившуюся и ценную литературу, а всему старью с порванными тряпочными обложками раз и навсегда запретить портить вид моей библиотеки. Затрудняюсь назвать точное количество проверенных мною книг, но могу уверенно заявить, что их было не менее трёхсот пятидесяти, и ни одна не осталась без моего внимания.
Зловещий «Паралич пробуждения» лежал на комоде рядом с раскладным диваном, будто бы насмехаясь над моими тщетными потугами найти среди своих запасов подобные ему экземпляры. Изредка я поглядывал на него с недоверием, почёсывал разъедаемый пылью нос, и вновь с головой нырял в своё бесполезное занятие. Глупая прихоть, подкреплённая надеждой встретить похожий случай, заставила меня потратить на это дело всю ночь, но таинственная тяга к поискам не позволяла сну взять надо мной верх, а утренний свет наоборот придал новых сил, и последние книги я, казалось, проверял уже автоматически. Мой мозг и глаза настолько привыкли к правильной последовательности цифр, что любая погрешность в идеальном порядке непременно привлекла бы к себе особое внимание, но, как назло, вся проверенная литература была чиста.
А город тем временем просыпался: люди шагали мимо моего дома в сторону автобусной остановки; школьники, визжа и громко смеясь, бежали на занятия, а местные автолюбители заводили свои громыхающие вёдра с болтами, припаркованные во дворе. Подъездная дверь открылась, о чём свидетельствовал писк домофона, и из дома кто-то вышел. Я высунул голову в окно, из чистого интереса пытаясь разглядеть этого человека, но ветви берёзы в совокупности с цветущей сиренью, закрывающей весь обзор, не позволили мне этого сделать. Мой взгляд скользил по толстому чёрно-белому стволу дерева, затем по пушистым белым облакам, что плыли в вышине, сливаясь в причудливые фигуры.
Вся бодрость вдруг испарилась: глаза слипались против моей воли, а веки будто наливались свинцом. Вдохнув свежего весеннего воздуха полной грудью, я немного прикрыл окно, устало поглядел на стол с книгами, задумавшись, стоит ли убрать их в шкаф сейчас или сделать это после сладкого утреннего сна. Но решение за меня принял организм, напомнив о важности отдыха лёгким головокружением. Сопротивляться ему было не в моих силах, в глазах всё плыло.
Аромат сирени ещё благоухал в атмосфере квартиры, когда диван тихонько скрипнул подо мной. Я заснул.
Подобно мощному электрическому разряду, в мою голову, чуть не расколов её пополам, ударил громкий звук дверного звонка. Он моментально вырвал меня из состояния сна, вдобавок внушив своей неожиданностью секундное чувство всепроникающего ужаса. В полной дезориентации от резкого подъёма я, опираясь рукой о стену, поплёлся к входной двери. Это пришёл Серёга. Мне ничего не стоило узнать его, посмотрев в глазок – он носил чёрную «канадку» вокруг рта, и именно её мой мутный после пробуждения взгляд заметил в первую очередь.
Его рука была около звонка, когда я распахнул дверь.
– Не звони, не звони! – болезненно проговорил я.
– Ты чего спишь? – спрашивал он, проходя в квартиру.
– Книги проверял.
– И как, – он заглянул в комнату, и, остановив взгляд на кипе, продолжил, не смотря в мою сторону, – проверил?
– Проверил, – сонно отвечал я, закрывая дверь.
– Если можно, то разуваться не буду, тут тебя подожду, – сказал мой друг, прислонившись плечом к стене прихожей.
Я одобрительно кивнул и, немного отойдя ото сна, начал соображать, что же мне делать дальше. На сегодня у нас было назначено целых три важные встречи: сначала нужно зайти к Кате – волонтёру, что живёт на другом конце города; затем, уточнив у Андрея – ещё одного волонтёра – точное место, встретиться с ним; а после этого в идеале отправиться на переговоры с автором «Паралича».
Серёга стоял в прихожей, пока я чистил зубы и прихорашивался перед выходом.
– И что по итогу, – улыбнулся он, завидев меня, выходящего из ванной, – поймал ценный экземпляр?
– Нет, – грустно ответил я, проходя мимо него в комнату, – вообще ничего! Твоей удачи мне не видать.
– Вот именно, что удачи, – послышался его голос из прихожей, – таких книг – одна на миллиард. Она же мне случайно попалась, я эту научную ерунду даже читать не собирался, так, оглавление полистал ради интереса. Ты представь, кто-то же умудрился в описании строения человека так напортачить, что целую главу пришлось изымать.
– Зря! – крикнул я ему в ответ.
– Конечно зря! Это чёрные работали, гарантию даю! Да ещё и грязно так… ну изымаете вы главу, ну так заметите следы, что ж такую прореху-то оставлять! Нет, будь я там, то заставил бы этого писаря мне лично всё прочитать, вычислил бы состыковку и указал на неё, сохранив целую главу. Да вот только вместо меня там были эти кровавые цензоры!
– Кровавые цензоры… ну, методы у них варварские, одним словом, – заметил я, выйдя из комнаты, уже прилично одетый, и протянув собеседнику книгу, что всё это время мозолила мне глаза, лёжа на комоде, – подай пальто.
– Им волю дай, они всех людей просто-напросто поубивают, чтоб те себе не навредили, – гневно рассуждал он, протягивая мне пальто, – а ещё Андрей за этого Смольникова взялся! Успеть бы доехать! Сейчас сообщит нам, что они его кокнули, пока тот спал, и дело с концом.
– Да ну! – обуваясь, проговаривал я. – Станут они его убивать спустя… сколько?
– Да хоть сколько! – обиделся Серёга. – Мне даже кажется, – он понизил тон, – что иногда всё это делается ради забавы. Убивают, потому что могут… ну и чтобы вещички себе прикарманить, шопинг у них такой.
Я не ответил, уж очень вздорными для того, чтобы серьёзно на них реагировать, показались мне его слова.
Мы спустились вниз, вышли из подъезда, прошли мимо цветущей сирени, которая теперь совершенно не радовала глаз и не заставляла трепетать обоняние, возможно, погода подпортила её волшебные свойства: несмотря на вполне ясное утро, день оказался пасмурным. Я посмотрел вверх: железные антенны, прорастающие из крыш мрачных серых панельных домов, царапали такое же мрачное и серое небо, изрезанное линиями чёрных проводов. Мой спутник шагал, спрятав голову в капюшон и звеня ключами от машины в руке. Вечно недовольные чем-то прохожие с их хмурыми лицами то и дело прошмыгивали мимо нас, не поднимая взгляда с земли. Видимо, их завораживали виды серого асфальта, да и разве есть разница, куда смотреть: на серый асфальт, на серые дома или на серое небо?
Смех детей с детской площадки неподалёку разряжал эту гнетущую атмосферу взрослой безысходности, всё-таки они такие маленькие, наивные, всё ещё весёлые.
– А когда мы последний раз были такими весёлыми? – спросил я.
– В каком смысле? – Серёга не обернулся на меня. – Как эти дети?