© Евгений Шорстов, 2021

ISBN 978-5-0053-2475-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

По имеющимся у нас сведениям, тёплым летним вечером 18 августа 2006 года журналист Арсений Смольников заключил выгодный договор с разоряющейся типографией. Его книга «Паралич пробуждения», которую он написал за шесть месяцев и сам же отредактировал, была полностью готова. Роман состоял из пятнадцати больших глав, по крайней мере, в первоначальном виде. Главному герою автор дал своё же имя.

В книге всё начиналось с того, что единственная дочь Аркадия и Эльвиры – Анастасия Сомова, переживающая затяжную депрессию, – скончалась в своей кровати ранним зимним утром. Убитые горем родители не находили себе места, отдавали последние деньги на пышные похороны, просили финансово помочь родственников и друзей покойной; они залезли в долги, но всё-таки набрали нужную сумму.

Роскошный, если данная характеристика вообще применима к подобному предмету, шестигранный лакированный гроб с четырьмя ручками стоял на двух деревянных табуретках посреди гостиной. В морге поработали на славу: Анастасия лежала словно живая. Каждый сосед, родственник, друг или просто знакомый, пришедший попрощаться, сразу отмечал, что её лицо совсем не было мертвенно-бледным, как это присуще умершим. Покойная будто просто спала крепким обеденным сном.

Аркадий был занят организацией похорон, поэтому временно отсутствовал в квартире, а Эльвира сидела на кухне, измученная телефонными звонками соболезнующих родственников. Что интересно, ни один из произносивших самые громкие слова сочувствия не пожертвовал ни копейки в столь трудное для семьи время. Почти незнакомые соседи приносили по сто, пятьсот, а то и по тысяче рублей, оставаясь немногословными, в то время как мнимые близкие родственники лишь разбрасывались пустыми словами, заканчивая свои душные монологи классической фразой «держитесь там». Как писал Смольников: «Самое меньшее, чего хочется после этой фразы, это действительно держаться. Под гнётом мрачной обстановки она словно молния поражает тебя в самое сердце, и ты вновь проигрываешь в памяти всё произошедшее, окончательно разбиваясь на мелкие кусочки».

В этой суете мать не заметила, как тело дочери бесследно исчезло из гроба. Крик ужаса пронёсся по пустому подъезду. Дрожащими от страха руками безутешная мать держала трубку телефона, не зная, куда ей звонить. На крик сбежались соседи: пожилая Клавдия – соседка по площадке, мужчина средних лет, чьё имя не упоминалось, а также сам Арсений; далее повествование велось от его лица. Клавдия упала в обморок, увидев пустующий гроб со свисающим из него белым саваном, и золотую иконку, что ранее лежала на животе покойницы, а сейчас валялась на полу вниз образом. Второй сосед подхватил старушку под плечи, а Арсений, выпучив глаза и закрыв рот рукой, отпрянул от лакированного ящика и попятился прочь из гостиной.

Пока Эльвира, захлёбываясь слезами, приводила старушку в чувства, а безымянный мужчина стучал по пластмассовым кнопкам телефона, набирая номер милиции, писатель набрался мужества и шагнул в сторону пустого гроба. Никаких следов рядом с ним не было. Арсений размышлял так: если она сама встала и выбралась, то гроб наверняка должен был изменить своё положение, если вообще не опрокинуться с табуретов, значит, её оттуда вытащили, но кто осмелится на такое, а самое главное – зачем?

Терзаемый смутными мыслями, Арсений вышел в коридор, заглянул из-за угла на кухню, где уже очнувшаяся Клавдия припала к груди рыдающей хозяйки квартиры и громко плакала, а безымянный сосед ещё громче диктовал адрес дома в телефон; писатель постоял так несколько секунд, потом поглядел на длинный коридор ещё раз и нахмурился. Он прошёлся по нему, с подозрением рассматривая каждый угол потолка и скользя взглядом по плинтусу, дошёл до конца, заглянул в уборную, в ванную, еле слышно приоткрыл дверь второй комнаты, где и скончалась Анастасия, засунул голову в образовавшуюся щель, а затем распахнул дверь полностью. Одна мысль не давала писателю покоя: что если она всё ещё в квартире? Осматривая комнату, он чуть было не вскрикнул от неожиданности: в большом зеркале, что располагалось в двери двухметрового деревянного шкафа и отражало кровать, писатель увидел лежащую покойную в тех же одеждах, что были на ней, когда она лежала утром в гробу. Арсений обернулся, и с облегчением выдохнул – кровать была пуста. Подсознание сыграло с ним злую шутку, плюсом ко всему послужила гнетущая атмосфера, подкрепляемая всхлипываниями Эльвиры и старческими завываниями Клавдии, доносящимися с кухни.

Писатель стоял посреди комнаты, почёсывая правый висок и сверля взглядом кровать. Из раздумий его вырвал громкий голос вернувшегося Аркадия. Арсений в темпе покинул комнату, аккуратно закрыл за собой дверь и, удостоверившись в том, что не оставил следов, поспешил в гостиную.

Отец покойной сидел на полу, сжимая в одной руке икону, а во второй кусочек савана, что уже окончательно выпал из гроба. Эльвира вбежала в комнату и упала рядом с мужем, уткнувшись носом ему в плечо. Старая Клавдия сцепила руки на груди; охая, она качала головой и причитала: «Господи, господи!» Сосед стоял около неё и безумными от страха глазами поглядывал на Арсения. Последний тяжело дышал, прикрыв рот кулаком. В его глазах темнело, начала болеть голова, в ней эхом и болью отзывалось каждое слово бубнящей Клавдии, которая никак не могла успокоиться.

В дверях тамбура показались двое мужчин в форме: один – высокий и крепкий брюнет, а второй – низкий лысый усач с усталым взглядом и с белой неухоженной щёткой под носом. Кивнув соседям, они прошли в гостиную и на миг замерли в ступоре. Лысый положил руку на плечо Аркадия и постучал по нему пальцами, тот поднял на стража порядка мокрые от слёз глаза, лицо его напоминало измятую тряпку: всё покрытое морщинами и красное, словно он прорыдал в подушку целую ночь. Брюнет помог супружеской паре подняться, проводил их на кухню, а затем, по приказу усатого начальника, выпроводил соседей из квартиры и захлопнул за ними дверь. Правда, соседи покинули место преступления ненадолго: для составления протокола потребовались понятые, благо никто не собирался далеко уходить, даже наоборот. Клавдия успела растрепать о случившемся другим соседям, а те в свою очередь разнесли слухи по этажам. Поэтому спустя несколько минут у дверей квартиры скопилось около двадцати жильцов. Тихонько перешёптываясь между собой, они глазели на Арсения и безымянного соседа, а те стыдливо опускали глаза, чувствуя за собой иррациональную вину. Дверь открылась, брюнет вызвал троицу в квартиру, а когда те зашли, с грохотом эту дверь захлопнул, настолько сильно, что две молодые женщины, стоявшие ближе других, громко охнули и язвительно прокомментировали сие действие.

Дверь, как и полагается, весь день была открыта для всех желающих, но никто не мог и подумать о возможности подобного инцидента. Усач с подозрением смотрел на Эльвиру, поражаясь её невнимательности, но та лишь разводила руками, утирая слёзы. Было предположено, что кража произошла в тот момент, когда мать, глядя в окно, выслушивала очередное сочувствие по телефону, а отец находился вне дома. Преступник, или преступники беспрепятственно проникли в квартиру через открытую дверь, предусмотрительно во второй половине дня, когда основная масса желающих уже простилась с покойной, таким образом, максимально снизив риски обзавестись случайным свидетелем. Выход из злополучного подъезда был обращён к лесопосадке, поэтому зеваки, наблюдавшие из окон соседних домов, не смогли бы увидеть выходящих; осталась единственная надежда на жителей подъезда Сомовых. Брюнет прошёлся по этажам, пригласив каждого посетить добровольную беседу со следователем в квартире покойницы. С позволения Аркадия и Эльвиры лысый опрашивал жильцов прямо на кухне, попивая хозяйский чай и записывая показания в толстом блокноте. К десяти вечера следственные мероприятия закончились. Результаты были неутешительные: никто не видел и не слышал ничего подозрительного. Арсений, набравшись храбрости, предположил, что тело может всё ещё находиться в доме, и преподнёс эту мысль усачу, уже натягивающему китель. Тот посмотрел на писателя своими усталыми глазами и еле слышно заявил: