Клетки упорно сопротивлялись облучению, постоянно наращивая защитный мембранный слой. Опасаясь просто сжечь экспериментальную культуру, я повысил энергопотенциал буквально на пару процентов. И снова впустую. Похоже, архитектор этих «малышей» знал толк в генетических модификациях. С таким видом биологического материала я сталкивался впервые. А если учесть, что добыты пробы были с эпителия маленькой девочки, непонятно как выжившей после разгерметизации рейсового челнока, то эта загадка становится ещё интересней.

Сняв рабочую сферу, я устало потёр глаза и с хрустом потянулся. Всё-таки 8-часовые вахты выматывают. Тем более в моей плоскости ответственности не только здоровье всех живущих на станции, но и вот такие нештатные ситуации. Потому и приходится, параллельно мониторя функциональные показатели работающих в опасных зонах людей, пытаться понять, что не так с этими клетками. Или наоборот так. Уж слишком искусственно и проработано выглядит их эволюция.

Бесспорно, улучшения и видоизменения в генетическом коде и общем строении тела разрешены уже как почти сотню лет. Но здесь какой-то совсем уж фантастический уровень. Нам до такого ещё шагать и шагать. Именно поэтому первой мыслью было стандартное — «чужаки». А уж следов этих ребят, где только не находили. Косвенно, конечно. Но после того, как человечество начало широкомасштабную экспансию по всем векторам, стало находиться уж очень большое количество признаков соседства с нами других разумных существ. Тут тебе и остатки неизвестных высокопрочных материалов, несомненно, искусственного происхождения. И загадочные артефакты, предназначение которых так никто до сих пор и не понял, но от их свойств впору сойти с ума. Взять хотя бы Центаврийский Молебен.

Это каменная плита размером примерно метр на метр и толщиной в хороший стейк. Покрыта она прихотливой вязью от края до края. Но, конечно, всё не так просто. При попытке транспортировать этот загадочный предмет начиналась неконтролируемая аннигиляция любого объекта, который касался поверхности артефакта.

После бесплодных попыток переместить сиё творение, несомненно, чужого разума, выкопав его вместе с солидным куском почвы, было решено оставить его на месте для последующего изучения. Ведь при малейшем изменении положения в пространстве инопланетная реликвия запускала пресловутый процесс ультра-распада уже на расстоянии. И, исходя из данных фактов, была выведена теория о никоем связующем звене между луной, на которой обнаружили Центаврийский Молебен, и её орбитой вокруг одной из планет Проксимы. Складывалось впечатление, что это своеобразный храм с постоянными координатами и маниакально проработанной защитой от осквернения святыни.

Исследования в этой области всё ещё продолжаются, но особых сдвигов нет. Всё-таки анализировать какую угодно вещь на расстоянии довольно сложно. Да и результаты каждый раз меняются. Будто этот артефакт не находится полностью в нашей вселенной, а, словно мерцая, скачет квантовыми мгновениями.

Тихий писк оторвал меня от употребления горьковатого напитка, который исправно выдавал пищевой автомат, именуя тёмно-коричневую жидкость кофе. За своими мыслями я и не заметил, как дошёл до столовой, где уже, оказывается, умял половину суточного рациона.

Пищал коннектор на левой руке. Тонкий браслет сигнализировал, что кто-то вызывает меня на связь. Общаться ни с кем категорически не хотелось, но, судя по тональности звука, это могло быть моё непосредственное начальство. Хотя, тогда легче было активировать коннектор принудительно. Но, видимо, это не так уж и срочно. Так что, ответил я только когда не спеша допил свой «кофе».

— Вельковский слушает, — идеально имитируя усталость, произнёс я.

Хотя, конечно, придумывать особо ничего не нужно было, я итак вымотался, как собака. Но лишний раз попрактиковаться в актёрской игре будет полезно. Тем более, сделав акцент на своей занятости и максимальной степени утомления, можно оградиться от дополнительных обязанностей. Которые могли свалиться на меня в любой момент. Ну не может вышестоящий управленец звонить просто так. Сто процентов как-нибудь напрягать будет.

— Владлен Васильевич, категорически вас приветствую! У меня для вас есть заманчивое предложение, от которого ну никак нельзя отказаться, — услышал я энергичный голос Абросова.

И уж если этот тип обращается ко мне по имени отчеству и прямо лучится энтузиазмом, то значит ждать беды. Обычно мой начальник ведёт себя со всеми снисходительно холодно, а тут такая разительная перемена. Тем не менее, наученный горьким опытом я продолжаю внимать начальственной речи.

— Знаю у вас сейчас своих дел по горло. Но тут без профессионала высокого уровня, коим бесспорно являетесь вы, обойтись ну просто невозможно.

Утвердительно хмыкнув, я про себя усмехнулся. Да уж тут и похвалы в ход пошли.

— В скором времени к нам вместе с очередным грузом продовольствия должны прибыть экспериментальные синтеты. И у меня возникла замечательная идея об их небольшой модернизации. Разумеется, в рамках корпоративных правил использования. Подробней хотелось бы поговорить с глазу на глаз. Так что, жду вас в своём кабинете как можно скорее, — закончил он и сразу же вырубил связь.

Оно и понятно, возражения тут не принимались. Поэтому, если я надумаю отказаться, то придётся это делать, глядя непосредственно на Абросова. А с его чуть ли не гипнотическим даром внушения сделать такое будет ой, как не просто. И хотя я считал себя достаточно волевым человеком, но тут побороться придётся. Хотя для приличия всё же стоит вначале выслушать, что он там такого хочет изменить в синтетах. Вроде в стандартном варианте они уже достаточно сбалансированы. Интеллектом обладают, но до человеческого не дотягивают. Оно и понятно, кому тут нужны бунты искусственных людей. Правда, называть их так не принято, но это уж я со своей медицинской колокольни. Тем более, по строению своего тела синтеты точная копия человека. Даже с разделением по половым признакам. Только функции деторождения у женских особей нет. А так, пока не заговоришь от хомо сапиенса и не отличишь.

Тем временем, ноги мои двигались привычным маршрутом в отсек номер 18, где и обитало приснопамятное руководство. Прокатившись на парочке вакуумных лифтов и преодолев сломанную пешеходную дорожку (она упорно собиралась горбами и иногда спонтанно начинала менять направление движения), я оказался у входа в нужный мне кабинет.

Сенсор уловил моё присутствие и, проанализировав параметры доступа, гостеприимно открыл передо мной дверь. Войдя внутрь, я сразу же угодил в подлинный океан резко пахнущего дыма. Ох уж эти сибаритские наклонности Абросова! Есть же специальные места для вэйпинга. Так нет, нужно обязательно показывать своё превосходство и заниматься этим, не покидая рабочего места. Благо инструкция позволяет небольшие послабления для руководящего состава.

А что мне? Мне ругаться смысла нет. Всё равно ничего не изменится. Но вот показать своё негативное отношение можно. Так что, я излишне громко закашлялся и, сделав вид, что ничего не вижу в этом розоватом тумане, специально опрокинул небольшую вазу, что стояла на столе прямо передо мной. Изделие номер четыре благополучно упало на пол и разбилось на мелкие кусочки. Начальство же, ничтоже сумняшеся, молча сделав ещё одну затяжку, вытащило из ящика под своими ногами точно такую же вазу и поставило её на законное место. Видимо, я не один такой революционер здесь. И моя показательная акция неповиновения получилась не столь действенной, как хотелось.

— Вы присаживаетесь, Владлен Васильевич. Чего стоять? В ногах правды нет. — Тем более, разговор нам предстоит долгий и выпускать вас без достижения определённого консенсуса я не намерен, — произнёс он с выражением лица, которое можно было бы принять за улыбку, только если очень постараться.

Я присел. Выдохнул, вдохнул. Закашлялся теперь по-настоящему. И тут началось…