Сын его Федор – мальчишка шестнадцати лет, спешно наследовал трон.

Но куда ему против мятежного войска! Большинство идущих на Москву свято верили в спасение царевича Дмитрия и право его на Московский престол. Бояре-изменники и поляки подливали масла в огонь:

«Федор-то Годунов по матери – внук Малюты Скуратова, главного опричника царя Ивана!»

Многие ненавидели Малюту за лихость его и неправды, чинимые в земщине[8]. Настал черед поквитаться.

Царские войска одно за другим терпели поражение. Через два месяца в Кремле учинился бунт, царь Федор с матерью были убиты, а престол захвачен.

Немало людей на Руси тогда убедили, что Дмитрий Иванович – законный государь. Многие присягали ему на верную службу.

Спустя год москвичи, натерпевшись от новых порядков и особенно от засилья латинян[9], восстали и убили самозванца. В том, что он на самом деле – беглый монах Гришка Отрепьев, никто больше не сомневался.

Ляхи[10] были изгнаны из Москвы, и на трон, как прежде, взошел Рюрикович, князь и боярин Василий Иванович Шуйский.

Многие умы тогда смутились. Если царя выбирать, так, значит, государь не помазанник Божий, а просто первый среди равных? Значит, можно, коли не люб он, не признавать выбора? Местничество среди родов было в чести, каждый знал свое положение. В придворной иерархии среди князей и родовитых бояр потомков Рюрика было немало. Всегда находились желающие оспорить чье-то первенство. Брожение в умах год от года только росло. А это и есть Смута великая.

Вологжане, как и другие, присягнули после смерти Годунова царю Дмитрию Ивановичу. Кто же разберет, Лжедмитрий он или нет? Вся Москва ему присягала, князья и бояре, дьяки и воеводы.

Потом, когда Лжедмитрия убили, люди вологодские «целовали крест» царю Василию Шуйскому, верили, что теперь, с воцарением законного государя, с земли Русской исчезнут иноземные люди с оружием и установится долгожданный мир. В Вологде из иноземцев останутся только купцы. Начнется, как и прежде, спокойная жизнь и торговля, от которой и народ богатеет, и государству прибыль.

Но Господь, видать, судил по-другому. Смута в государстве продолжилась.

Опять появился «царь Димитрий», «чудесно спасшийся», на сей раз после московского бунта 1606 года, все тот же сын царя Ивана Грозного. Про него из Москвы грамота была, что царь он не природный, а настоящий вор!

Сызнова получилось: на Москве хоть и правит царь Василий Шуйский, но в иных городах русских власть его нетверда. Не знают люди, кому крест на верность целовать.

В Вологду прибыли посланцы от нового «царя» Дмитрия Ивановича, велят присягать на верность сыну Ивана Грозного, говорят, что царь Василий Шуйский правит незаконно!

Как тут ума-разума не лишиться? Новый Дмитрий тем временем под Москвой в деревне Тушино лагерем встал, грамоты рассылает, города к присяге приводит, и многие его приказы исполняют. Как быть?

Растерялись вологодские жители и присягнули в смятении еще одному царю, тушинскому Дмитрию. Правда, ненадолго. Плохо себя показала новая власть. Опять появились на Вологде поляки и от имени нового государя начали творить бесчинства и притеснять народишко русский. Вологжане недолго думали, выгнали тушинских посланцев и вернулись под знамена царя Василия.

Война шла везде. Половина Московского государства лежала в руинах, Там, где еще можно было поживиться, орудовали грабители всех мастей: регулярные войска польского короля, отряды шляхетской вольницы, запорожские черкасы и русские казаки с южных окраин. Все они, забыв друг другу прошлые обиды, ополчились против московского государя.

Ничто, казалось, не спасет царя Василия Шуйского, но тут Господь сменил гнев на милость и дал московскому государю помощь. Племянник его, Михайло Скопин-Шуйский, собрал войско и начал бить врагов одного за другим. Сначала бунтовщика Ивашку Болотникова победил, потом в союзе со шведами за поляков принялся. Раз за разом кричат победителю «слава!». Город за городом освобождает от супостатов молодой воевода.

Вологжане, с тех пор как прогнали посланцев Тушинского вора, твердо стояли за царя Василия. Слали деньги, припасы, людей в войско давали, за что от государя не раз грамоты похвальные имели.

Год за годом проходит, не кончается Смута в государстве Московском. Вот только Вологда, в числе немногих городов, стоит как есть, невредима. Ни один злодей до нее не добрался.

Наконец пришла благая весть: победа над супостатами близка. Подступы к Москве от ворогов свободны. Слава князю Михайле!

Но вдруг, прямо на боярском пиру, молодой полководец Скопин-Шуйский, выпив чашу вина, упал и, промучившись несколько дней, умер.

«Уж не сам ли царь отравил его?» – шептались при дворе.

С тех пор окончательно отвернулся господь от царя Василия. Поляки взяли верх над его войсками. Сам он был низложен боярами, насильно пострижен в монахи, а вскоре выдан в Польшу в позорный полон.

Бывший царь, великий государь всея Руси, испил полную чашу унижения со стороны победителей. Его провезли в триумфальном обозе вместе с добычей и другими пленниками, заставили присягнуть польскому королю и заточили в замок. В сентябре 121 года от сотворения мира[11] бывший царь скончался в плену.

Московские земли после свержения Шуйского остались без законного государя. Пошли разговоры, что бояре в Кремле зовут на царство польского королевича Ладислава, сына лютого недруга России короля Жигимонта[12].

Шепчутся в Москве злые языки: «Русское государство с польским теперь должно быть заедино, как некогда сама Польша в унии с Литвой стала Речью Посполитой. Да будет ли после того само государство русское?»

Королевич Ладислав[13] в Москве так и не появился, вместо него пришли паны с челядью и ксендзы. Вместе с поляками нагрянули отряды черкас. Мало своих казаков-разбойников на Руси, тут еще эти. Впитали в себя польскую спесь, «пся кривь», и, хоть сами веры православной, русских не жалуют, обидно «москалями» кличут. Живут черкасы грабежом. Жалованье король платит только реестровым отрядам, и то нечасто и немного; сечевые казаки предоставлены самим себе.

Коротка жизнь казацкая, а пожить хочется на широкую ногу; спешить надо, вот и грабят без разбору. Все равно в аду гореть!

Самозваный царь Дмитрий из-под Тушина бежал в Калугу и вскоре был зарублен саблей своим же приближенным – говорили, что из мести. Войско его разбежалось по городам и весям искать себе нового царя и по пути грабить население. Хуже на Руси еще не бывало.

Тогда-то в Нижнем Новгороде и собрался народ на вече. Выкрикнули, что надо идти, освобождать царство от иноземцев.

Вскоре узнали во всех городах о купце Козьме Минине, князе Дмитрии Пожарском, воеводе Андрее Алябьеве, которые созвали Народное ополчение для борьбы за веру и правду.

Из Нижнего Ополчение пришло в Ярославль. Вокруг него с каждым месяцем все больше сторонников появляется, отовсюду приходят люди – нет больше мочи терпеть им польское лихоимство.

Вологжане, после низложения царя Василия Шуйского, поневоле целовали крест на верность королевичу Владиславу. Но как только прознали про Ополчение, всей душой стали на его на сторону и по призыву князя Пожарского отправили к нему людей оружных, принялись помогать деньгами и припасами.

Летом князь Пожарский стал звать со всех городов людей ратных идти на Москву, гнать поляков из пределов государства Русского. Вологжане собрали большой отряд. Ждали приказа о выступлении. В отряде не только стрельцы – много мужей из ремесленных слобод, приказчиков и городских жителей. Все хотят в большом деле порадеть.