Стянув с себя уздечку, Уоринг выпрямился и навис над ней.
– Нет, – ответил он, осторожно вытягивая левую ногу. – Если кобыла занервничает, то она может раздробить вам ногу. И тогда вы не сможете больше танцевать.
Это прозвучало почти как оскорбление, но Изабель не собиралась спорить. Вместо этого она наблюдала, как он снова согнул ногу в колене.
– Именно туда попала щепка?
Салливан кивнул.
– Повязка держится, так что я не буду волноваться насчет этого. Итак, вы или Зефир, милая?
Ей нравилось, когда он называл ее «милая». Салливан пользовался этим словом тогда, когда кто-либо равный ей по положению мог бы назвать ее уменьшительным именем, когда ему было не положено это делать. И это позволяло ему не обращаться к ней «леди Изабель» каждую минуту.
– Как зовут вторую лошадь? – спросила девушка дрогнувшим в конце голосом.
– Молли. Ей пятнадцать лет и она составляет компанию беспокойным животным. Я никогда не видел, чтобы она оступилась, и ей не нравится бегать рысью, не говоря уже о галопе.
– Вы намекаете на то, что я беспокойная?
Уголки его рта снова приподнялись.
– Возможно, немного нервная.
Изабель сделала глубокий вдох и на минуту задержала дыхание. Тысяча отговорок промелькнула в ее сознании, вместе с мыслью, что если она откажется ехать верхом сегодня, то ее отец, вероятно, позволит Салливану забрать Зефир и у нее больше не будет причин встречаться с ним. А встречи с ним сейчас нужны были ей не только потому, чтобы узнать, что он задумал, сколько из-за того, что ей… нравилось проводить время рядом с ним.
– Вы будете держать Молли?
– Безусловно. Даю вам слово.
– Тогда я поеду верхом на лошади.
Салливан не ожидал, что она согласится. У Изабель Чалси больше твердости характера, чем он мог приписывать ей ранее. Когда девушка торопливо направилась к дому, чтобы переодеться в амазонку, он повесил тренировочную уздечку обратно на крюк и начал отвечать на обычные вопросы по поводу разведения, ухода и тренировки лошадей, которые ему задавали помощники конюхов.
Все время, пока он отвечал на вопросы, а затем несколько раз провел Молли по двору конюшни, чтобы познакомить ее с грунтом, Салливан не переставал размышлять об Изабель. Она все еще приказывала ему, но больше ради развлечения или в качестве запоздалой мысли, но не потому, что он пугал ее. Кажется, это было предназначено для того, чтобы отвлечь его и всех остальных, от понимания… чего? Того, что он ей нравится?
Если бы Изабель была замужней, скучающей, искушенной леди, то он просто переспал бы с ней один-два раза и отправился бы своим путем. Как предположил Салливан, он пользовался такими женщинами ради развлечения и немного ради мести за то, что он остался за пределами избранного круга. Некоторые из дам были забавны и он не смог бы сказать, что ненавидел их, но все, кто был в этом замешан, отчетливо сознавали, что это всего лишь развлечение на одну ночь, не хотели и не ожидали ничего большего.
С Изабель Чалси все обстояло намного сложнее. Если бы она была дочерью какого-нибудь священника или даже младшей дочерью барона или кем-то еще в этом духе, то союз между ними был бы вполне возможен, если не желателен. Но она – всего лишь дочь маркиза.
Салливан одернул себя. Союз? Откуда, черт побери, это появилось? После нескольких восхитительных поцелуев, пары-другой занимательных бесед и некоторого количества горячих мыслей. И что бы он там себе не представлял, ее происхождение и обстоятельства его рождения никогда не изменятся.
Девушка вышла из дома и его дыхание пресеклось. Салливан даже не знал, что у нее есть амазонка, но, ей-богу, Изабель выглядела в ней так, что хотелось ее… съесть. Темно-зеленая с черным, амазонка облегала ее фигуру во всех нужных местах, юбка расклешивалась над черными сапожками для верховой езды. Салливан попытался вызвать в воображении мысли о грязи и резком, холодном ветре, но ее покачивающиеся бедра и яркая, нервозная улыбка заставила их испариться. Господи.
– Что ж, давайте приступим прежде, чем я потеряю мужество, – проговорила она, разглядывая Молли, стоящую за его плечом.
Верно. Сейчас не время делать комплименты или пускать слюни или по-другому отвлекаться. Особенно когда Салливан посмотрел в сторону дома и увидел, что ее родители стоят у окна гостиной и наблюдают за ними. Они выглядели, по крайней мере, такими же взволнованными, как и Изабель. Все понятно, но с Изабель это может стать проблемой.
– Самое худшее, что может случиться с вами – это то, что вы потеряете седло и свалитесь в грязь, – заметил он, подводя кобылу к высокой каменной подставке для посадки на лошадь.
– На самом деле мне не хочется слышать это, мистер Уоринг.
– Я знаю, но вам нужно понимать, что самое страшное последствие для вас может стать запачканное платье. И я никогда не позволю этому произойти.
– Вы очень уверены в себе. – Девушка одарила его улыбкой, которая, безусловно, была вымученной. – Но я вовсе не хочу, чтобы вы ошибались.
– Я не ошибаюсь. – Салливан протянул ей правую руку, а левой держал Молли за уздечку.
После еще одного периода колебания, Изабель поднялась на подставке. Опираясь на его руку, она уселась в седло. Светлая кожа на ее лице побледнела до тревожной степени, но девушка осталась на месте. Только цвет ее лица и то, как она отчаянно стиснула его пальцы, выдавало то, что Изабель сильно напугана.
Молли двинула ушами взад и вперед.
– Скажите ей что-нибудь приятное, – попросил Саллливан. – Она беспокоится, что не нравится вам.
– Она беспокоится? – Изабель заметно взяла себя в руки. – Молли, хорошая девочка. Ты такая славная лошадка.
На Салливана это произвело еще более сильное впечатление. Для большинства людей это ничего не значило бы, но он понимал страх. И понимал, как много мужества требовалось, чтобы преодолеть его.
– Очень хорошо, – успокаивающе проговорил он. – Держите поводья так, как вы практиковались, а я проведу ее шагом по двору.
Напряженно кивнув, Изабель взяла поводья. Он сомневался, что даже пушечное ядро смогло бы выбить поводья у нее из рук, но так как он собирался вести лошадь, то не стал ничего комментировать. Вместо этого, медленно вдохнув и вознеся короткую молитву, чтобы все произошло так, как он задумал, Салливан повел Молли на середину двора.
Совершенно ясно, что он выбрал для Изабель правильную лошадь. Привыкшая к пугливым животным, Молли воспринимала Изабель как еще одного норовистого жеребенка.
– Как вы себя ощущаете?
– Хорошо, – неуверенно ответила Изабель. – Меня укачивает.
Он усмехнулся.
– Вам следовало бы попытаться проехать верхом на верблюде. Мне чуть не стало плохо.
– Вы ездили на верблюде?
– У одного испанца их было несколько. Интересные животные. Знаете, они плюются. Очень точно. Но об этом вы должны спросить Брэма.
Уголком глаза Салливан заметил, что она одной рукой потрепала Молли по шее, но притворился, что не замечает этого. Однако мысленно он аплодировал ей. В какую бы неразбериху она не вовлекла его – и еще может вовлечь – эти прошедшие недели того стоили.
И учитывая, что прошлой ночью его едва не подстрелили, и даже не принимая во внимание его чувства в отношении аристократии в целом, Салливан никогда не ожидал, что признается в этом, даже самому себе.
– Молодец, Тибби, – крикнул, улыбаясь, лорд Дэршир, когда он и его жена вышли на улицу через дверь кухни.
Маркиза захлопала в ладоши.
– Ты выглядишь как настоящая наездница, моя дорогая.
Салливан улыбнулся; он не смог сдержаться. Он поздно встал, собирался провести в Чалси-Хаусе больше времени, чем обычные тридцать минут, и, вероятно, в результате пропустит назначенную встречу с лордом Мэсси. Это не имело значения.
После трех полных кругов вокруг двора он смог увидеть, как Изабель немного расслабилась, ее спина выпрямилась, и она стала более свободно держать поводья.
– Вы хотите сами подвести ее к подставке?