Он все утро мечтал прикоснуться к ней. Шагнув вперед, Уоринг обхватил ладонями ее гладкие щеки, запрокинул ее лицо вверх и накрыл ртом ее губы.

У нее был вкус чая и тоста. За всю жизнь ничто и никогда так не опьяняло его. Ее руки запутались в манишке его рубашки, притягивая его ближе, погружая его в ощущения. Салливан дразнящим движением раздвинул ее губы, погрузившись глубже в ее мягкость и тепло.

Стон Изабель заставил его прийти в себя. Тяжело дыша, Салливан оторвался от ее рта. Ради Бога, они стояли посреди треклятой конюшни. Конюшни, принадлежавшей ее семье. Кто угодно мог увидеть их. И потом ему пришлось бы узнать, что существуют гораздо худшие вещи, чем быть пойманным на воровстве у аристократов. А именно, когда тебя ловят на воровстве добродетели их дочери.

Отцепив ее руки от своей рубашки, он отступил назад.

– Надеюсь, что это доставило вам удовольствие, миледи, – сумел выговорить он грубоватым тоном. Уоринг всего себя ощущал грубоватым, неотесанным. Ему хотелось вытереть рот рукой, но ему пришлось бы тереть намного сильнее, чтобы избавиться от желания к ней.

Изабель откашлялась.

– Во всяком случае, это было намного лучше, чем в прошлый раз, – ответила она, ее голос был таким же нетвердым, как и у него.

То, что было в последний раз, не стоит игнорировать. Салливан встретился с ней взглядом.

– Рад услужить вам, миледи.

Глава 8

Изабель ожидала встречи с Оливером Салливаном на приемах в высшем обществе. Ведь он – виконт, законный сын и прямой наследник маркиза Данстона. Даже если бы он не ухаживал за ней в последние несколько недель, они все равно вращались в одних кругах.

Он и его семья были всеми любимы и уважаемы, Салливаны часто служили отличным примером того, как должны вести себя аристократические фамилии. Лорда Данстона превозносили за его джентльменское поведение и идеальную преданность жене Маргарет.

Ей нравился Оливер, его очарование, почтительное отношение и уверенность в себе. Однако, Бог свидетель, что с ее дебюта Изабель преследовали мужчины, которые искали себе жену, и, честно говоря, она не чувствовала к нему ничего большего, чем к любому другому. При обычном развитии событий, он, вероятно, сделал бы ей предложение через несколько недель, а она поблагодарила бы его за любезность и сказала, что не планирует выходить замуж до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год.

Появление в ее жизни Салливана Уоринга сделало все… иным. Мистер Уоринг не только оказался неожиданным, но его присутствие превратило в ложь некоторые вещи, которые Изабель считала правдой. Салливаны не являлись тем идеальным портретом, который демонстрировали миру. А она, любившая и восхищавшаяся родителями и братьями, может скрывать правду и лгать ради преступного, несовершенного незнакомца. Она смогла целовать его, и хочет поцеловать его снова – даже зная, что он несет с собой неприятности и хаос.

И Изабель никогда не получала такого удовольствия от жизни, как в эти несколько дней с тех пор, как столкнулась с ним. Но в этом было нечто большее. Происходили более масштабные и значительные события, хотя и благодаря случайности, но она ощущала себя частью их. Возможно, именно поэтому ей и захотелось так отчаянно все выяснить.

– Ты выглядишь очень серьезной, Тибби, – проговорил ее отец, заходя в утреннюю комнату, чтобы забрать часть своей корреспонденции.

– Я просто задумалась, – ответила девушка, поморгав и попытавшись собрать вместе блуждающие мысли.

– О чем-то в особенности?

– Насколько хорошо ты знаешь лорда Данстона?

– Довольно хорошо, как ты уже осведомлена. – Он нахмурился. – Это из-за Оливера? Или из-за мистера Уоринга? Тебе не стоит забивать этим себе голову.

– Я не знаю, из-за кого это в точности, – призналась Изабель. – Я просто пытаюсь увязать то, что знала раньше, с тем, что выяснила недавно.

– Ах. Что ж, полагаю, все совершают ошибки. Я еще не встречал никого, кто может похвастаться абсолютной безупречностью.

Она улыбнулась.

– Кроме меня, конечно же.

– Что ж, конечно. Я считал, что это само собой разумеется. – Поцеловав ее в лоб, он снова направился к двери.

– Папа, почему бы лорду Данстону не признаться, что у него есть еще один сын? Это очень сильно облегчило бы жизнь Салливану. Мистеру Уорингу, я имею в виду.

– Это дело более запутанное, чем просто желание облегчить жизнь. Речь идет о принципиальности и семейных обязательствах, ветвях наследования… – Он умолк. – Откровенно говоря, Данстон – не первый аристократ, который произвел на свет побочного внебрачного отпрыска. Он гордится тем, как прожил свою жизнь. Стоит ли наказывать его за то, что он сделал одну ошибку?

Ошибка. Изабель едва ли считала, что произвести на свет ребенка – это то же самое, что наступить кому-то на ногу. Особенно когда Данстон выставлял себя образцом благопристойности и честности. Однако она не сказала об этом вслух. Ее отец не хотел обсуждать это дальше, и девушка подозревала, что ей все равно не понравились бы его ответы. Только не тогда, когда она вмешалась в самую середину дела об очень спорном правовом обосновании.

Лорд Дэршир сделал шаг назад, вернувшись в комнату.

– Такова жизнь, моя дорогая. И я надеюсь, что ты все еще собираешься покататься с Оливером; очевидно, что он не виноват в этом, и не важно, что ты в настоящий момент думаешь о Данстоне.

– Я собираюсь на прогулку с Оливером, – подтвердила она, еще раз улыбнувшись и кивнув.

– Отлично. Я не потерпел бы мистера Уоринга здесь, если бы у него не было несравненной репутации в обращении с лошадьми, и ты не сказала бы, что хочешь научиться ездить верхом. Во всей Англии не найдется никого, кто лучше подходил бы для выполнения этой задачи.

– Спасибо, папа.

Как только ее отец снова вышел из комнаты, Изабель снова устремила невидящий взгляд в окно. Нет, ни в чем из этого Оливер не был виноват. Ему исполнилось всего лишь восемь месяцев в тот момент, когда родился Салливан. Но и Салливан не был ни в чем виноват. И все же эти двое, очевидно, рассматривали друг друга в качестве смертельных врагов.

Как члену аристократического общества, ей следовало бы выражать поддержку Оливеру. Но хотя девушка и размышляла, почему лорд Тилден не устроил арест Салливана, когда очевидно знал личность Мародера из Мэйфера, ее любопытство и растущий интерес были направлены на мистера Уоринга.

Но враждебность между этими двумя означала, что ей, вероятно, не следовало просить – или приказывать – Салливану целовать себя. Но Изабель сделала это, а он подчинился, и ее сердце ускоряло ритм всякий раз, когда она думала об этом. Боже мой. В первый раз она была испугана и взволнована. Однако в том поцелуе, вероятно, скрывалось нечто большее, чем просто желание поразить ее до потери голоса, пока он скроется в ночи. А этого поцелуя она жаждала. Девушка думала о нем четыре дня. И он не разочаровал ее.

Внизу в вестибюле открылась парадная дверь и при звуке голоса Оливера она встала, чтобы позвать горничную. Минутой позже в дверном проеме утренней комнаты появился Оливер.

– Доброе утро, Изабель, – проговорил он, улыбаясь. – Вам всегда следует носить зеленое; этот цвет вам очень идет.

Девушка сделала реверанс, радуясь тому, что сумела устроить его визит в то время, когда Салливан отсутствовал.

– Благодарю вас, Оливер, хотя я думаю, что через некоторое время я начну ощущать себя так, будто я слегка напоминаю мох.

– Но при этом вы будете выглядеть такой же драгоценной, как изумруды.

После этих слов они отправились кататься, и Оливер помог сначала ей, а затем ее горничной забраться в свой двухколесный экипаж, а затем направил коней в Гайд-парк. Салливан вернется в три часа на дневную тренировку Зефир, и ей надо вернуться задолго до этого.

Отец сказал, что ей следует выказывать активный интерес к тренировке лошади, если она хочет сохранить Зефир, и это обеспечивало удобный предлог для того, чтобы не спускать глаз с мистера Уоринга. Хотя предлог ли это? Потому что начинало казаться, что наблюдение за тренером лошадей становилось все меньше связано с тем, что он является Мародером из Мэйфера, и все больше – с тем, что он интересный, опасный… и отличается от всех остальных, с кем она когда-либо встречалась. И это ее собственный секрет.