– Ответила, что не могу: не давать же соль, которой осталось мало, самим не останется.

– Умница ты моя, – погладил Валентин женщину ниже талии. Обычно на подобную ласку Глаша делала встречное движение, но сейчас не отреагировала. «У женщин такое настроение бывает, когда месячные», – решил Валентин, и принялся в который раз перечитывать советские газеты, оставшиеся с довоенной поры.

– Убрал бы ты их куда-нибудь, – посоветовала женщина, – зайдут полицаи, увидят газеты, донесут немцам: ни тебе, ни мне не поздоровится.

– Пойду на двор, займусь делом. Воды принести?

– Принеси, – расслабленным голосом ответила женщина, в томной позе лёжа на кровати, – легла, когда Валентин направился на выход.

У велеевских крестьян первого животноводческого отделения колхоза с приходом немцев забот меньше не стало. Колхоз оставлен в той же ипостаси, что и при Советах, даже название не поменяли – был «Зарёй» советской, стал «Зарёй» немецкой, – и обязанности сохранились прежние.

Колхозники правят ограду, меняют упавшие и сгнившие колья, обновляют слеги, чинят крышу коровника и складских помещений, ремонтируют ворота, – делают всё, что делали всегда в эту пору.

Майор с неизменной переводчицей приехал на примерку. Получив от Ивана голенища с притороченным на живую нитку передком и задником, натянул заготовки на ноги. Иван пометил мелом границы пальцев. Чтобы ноги не жало, подогнал колодки, выставив подъём. Коменданту подошёл сорок первый размер. Размер обуви Иван написал на бумажке, показал цифру офицеру, одновременно поясняя переводчице. Офицер подтвердил цифру.

Ту же процедуру проделал с полусапожками.

Работа мастера оценена одобрительным похлопыванием по плечу и немецкими словами: «Прахткерл, рус Иван».

Женщина перевела: «Молодец, русский Иван!»

В знак признательности Иван пообещал ускорить изготовление заказа и через неделю заняться притачиванием подошв.

В обещанный срок подъехала легковая машина. Зашла переводчица проверить, в каком состоянии находится заказ.

Братья, в благодарность за снабжение семьи продуктами питания, расщедрились и отгородили занавеской рабочее место. Туда же перенесли и кровать, создав Ивану приемлемое жильё для сна и территорию для работы. По его просьбе принесли в отгороженное помещение фанерный ящик, который он приспособил под хранение заготовок и сапожных принадлежностей.

Потратив несколько часов на заказ, ему надоело с ним возиться, положил в ящик, посидел, размышляя: бросить заниматься делом или всё-таки продолжить, сменив заказ? Решил продолжить.

За изготовлением немецкого заказа и застала его переводчица, – на сапожной ноге Иван пробивал второй ряд деревянных гвоздей.

Переводчица повертела в руках сапоги, погладила голенища и похвалила:

– Красивые. Я бы тоже хотела иметь такие сапожки, но с более толстыми голенищами.

– Приносите кожу, для вас сделаю конфетку…

– У майора имеются запасы, но он мне не даст. Хочет заказать тебе обувь на всю семью и отослать на родину. На несколько месяцев будешь обеспечен работой, обслуживая нашего коменданта.

– Был бы материал, – спать не буду, есть не стану, любить (сказал матерное слово) не буду, но время найду, чтобы сделать немецкой женщине сапожки.

Немка на мат отреагировала:

– Немецкая женщина намного лучше русской. Ты должен считать за честь работать на меня. Захочу, будешь под нашим надзором делать бесплатно. Захочу, вообще уберу тебя с лица земли, не оставив следа. Единственное, что тебя спасает от моего наказания, – заказ майора.

Иван – осторожный человек, на рожон лезет в одном случае: если знает, что противник слабее и не даст сдачи. Понимая, что здесь напор не прокатит, сделал вид, хотя и на самом деле испугался, добавив в голос толику наглости:

– Если бы попробовал тебя, мог бы сравнить с русской женщиной. А так, на глазок, не могу оценить.

Увидев, с каким интересом Иван прошёлся по её телу сверху вниз и остановился на уровне чуть ниже пояса, поняла его желание и решила закрепить молчаливую сделку.

– Ты – русский хам, но мне нравишься. Если согласен выполнить заказ из собственного материала, пойду навстречу твоему желанию. А если буду удовлетворена твоим поведением и сапогами – заплачу́… – Поинтересовалась, проявив извечное бабье любопытство: – Ты женат?

– А ты действительно немка? Чисто говоришь по-русски.

– Немка, настоящая арийка.

– Откуда хорошо знаешь русский?

– В университете изучала, перед войной стажировалась в России.

– Тебя не будут ревновать офицеры? – Иван резонно посчитал, что, став на скользкую тропу, следует катиться до конца с переходом к конкретному делу.

На вопрос немка не ответила, сочтя лишним отвечать варвару-недочеловеку. Задала встречный вопрос:

– Где сейчас твои родственники?

– Они заняты на колхозных работах, а меня, как ты знаешь, освободил майор от других работ.

– А дети маленькие? У вас же есть в доме дети?

– Есть. Они в комнате сидят, играют в крестики-нолики.

– А если выйдут и застанут нас наедине?

– Не застанут. Мы в чулане закроемся.

– Тогда пошли! Но прежде мне хотелось бы получить ответ на вопрос о твоём семейном положении. Если ты женат, то и у тебя, и у твоей жены будут проблемы.

– Женат! – решил Иван не врать, чтобы не создавать лишней головной боли.

– Где жена?

– Она не здесь, живёт в другой деревне, далеко отсюда.

– Это хорошо, что жена не с тобой, проблему снимает. А почему ты не с ней?

– Дом у родителей небольшой, – сказал правду, – места на всех не хватает.

– Здесь имеется у тебя женщина?

– Откуда? Недавно прибыл из города, не успел обзавестись.

– Почему ты не в армии? Болен?

– Меня в армию не взяли, потому что у меня бронь, оставлен как специалист.

– Что значит бронь?

– Освобождение от армии в связи с важностью работ на оборонную промышленность.

– Ты где работал?

– В городе, в депо на железной дороге.

– Наша военная администрация собирается запускать Вяземское депо. На разборке завалов ежедневно трудится более двухсот советских пленных. Восстановим корпуса и приступим к ремонту паровозов и вагонов, – на станции их скопилось великое множество.

Трудность в эксплуатации вашего железнодорожного парка вызывают железнодорожные пути, у вас они шире. Будем перешивать полотно под свою колею…

– Зачем? – удивился Иван. – Гоняйте по нашим веткам. На границе с Европой меняйте паровоз и колёсные пары вагонов и поезжайте дальше.

– Я сообщу о твоём предложении коменданту.

– Когда предполагаете ввести депо в эксплуатацию?

– Через две недели. Не хочешь пойти поработать на благо Германии? Могу посодействовать: станешь начальником, будешь получать рейхсмарки, сделаешься богатым. Русских у нас много служит, в том числе и военных. Очень много советских военнопленных, взятых нами в котле под Вязьмой, согласились служить у нас. И не столько из политических соображений и сытой жизни, сколько из возможности неплохо заработать за время войны. Тем более что положение у пленных безвыходное и безысходное: в лагере, брошенные на произвол судьбы своей страной, они влачат жалкое существование и, если возвратятся к русским, то ваши их не пощадят, – им грозит штрафбат или тюрьма.

Служат они у нас за двадцать четыре марки в месяц. Согласись, приличные деньги.

Чтобы закрыть огромную территорию, подобную Советской империи, нам не хватает людей, потому приглашаем в армию иностранцев, в том числе и русских добровольцев.

Русские добровольцы знают свою страну и понимают менталитет населения. Русским, поступившим на военную службу в вермахт, платим больше, чем бывшим пленным, – тридцать рейсмарок. Но всё-таки русские получают самую низкую плату за службу, поскольку мы им до конца не доверяем, – много дезертиров, возвращающихся к Советам. Верят вашей пропаганде, которая действует значительно лучше нашей. Красная армия и партизаны, переманив на свою сторону людей, потом их судят и в итоге расстреливают. Но о судах и расстрелах русские власти скрывают, и когда бывшим русским солдатам наши офицеры объясняют пагубность обратного перехода, они информации не верят.