Зацепившись за оборонительный рубеж на линии Ржев – Гжатск – Верея – Юхнов, немцы упёрлись, используя манёвренный фонд армейских резервов, создавая перевес на танкоопасном и главном направлениях.

Машины спецотряда мотаются по району, не зная передышки. Фрау обер-лейтенант занята поездками по району и на фронт, возвращается поздно вечером или в начале ночи, не оставляя время на личную жизнь. В редкие часы досуга отсыпается. Иван мельком видит её в компании майора и не узнаёт немку: в русской шапке-ушанке и в деревенской шубе смахивает на кучера ямщицкой тройки. Иван позлорадствовал про себя: «Накрылась её мечта о производстве под Москвой модной обуви по типу итальянской или французской, – так ей и надо, нечего мнить себя сверхчеловеком. Тоже мне сверхчеловек: на горшок ходит, как мы, садясь на корточки, и отходы её, как и наши, воняют, а не благоухают. Одно отличие: мы используем зимой газету, летом – лопух, а они постоянно – чистую мягкую бумагу, но результат в итоге один – навоз одного цвета. Неизвестно, как у них, но наш навоз имеет знак качества: картошка даёт богатый урожай, с одного куста – ведро».

У немцев – паника, да такая крутая, что теперь уж точно ему не придётся заниматься шитьём модных туфель жёнам оберст-лейтенанта и оберста. Разгром армий Центрального фронта под Москвой привёл дам в чувство, и они забыли о модной обуви, – самим бы унести ноги в целости и сохранности! Что дамы и сделали, отправившись в Германию без туфель. Хорошо, чтобы и впредь не вспоминали, – у Ивана пропало желание заниматься пошивом обуви врагу: не умеют воевать, нечего и лезть, куда не приглашают.

Валентин, не предупредив Ивана, повидал мать. Вернувшись, с ворохом новостей отправился к другу. Начал разговор с главной темы:

– Соскучился по матери, сходил в город, повидал её. В дом меня не пустила – у неё на постое двое немцев. Разговаривали на улице. Спросил, не слышала ли она что-нибудь о твоей жене? Сказала, что ничего не знает, Поля к ней не приходила. Попросила рассказать, как я живу. Ответил, что живу у знакомого в деревне недалеко от города, попросил никому не рассказывать обо мне, чтобы не стали разыскивать любопытные люди.

Иван, услышав новость, долго не мог прийти в себя: «Сходил один, друг называется». Долго матерился. Когда запас мата иссяк, спросил:

– Мной интересовалась?

– Интересовалась. Решил не посвящать её в наши дела. Ответил, что не знаю твоего местонахождения. Поговорили часа два, и направился к твоему участку. Решил посмотреть, в каком он состоянии.

– Что увидел?

– На твоём участке размещён сортировочный пункт, а на маслозаводе – госпиталь раненых красноармейцев. Вернулся к матери, взял у неё еды на дорогу и отправился в обратный путь. Мать увязалась провожать. Проводила до окраины города, на Смоленском мосту перекрестила меня, и мы разошлись в разные стороны.

Зря, наверно, не сообщил ей о тебе и твоей жене? Приедет Поля в город, появится у мамы, а маме и сказать нечего ей в утешение.

– Правильно сделал, что не сообщил. Зачем Поле с маленьким ребёнком разыскивать меня? А что станет разыскивать, я уверен, она – баба настырная.

Оксана принесла заказ на подшивку валенок – своих и соседки. От соседки передала пакет с продуктами: летнего, довоенного засола рыбу, привезённую сыном с Дальнего Востока, и кусок сала. Пригласила Ваню на свой день рождения.

– Кто ещё приглашён, – поинтересовался Иван, – не придётся скучать вдвоём?

– Не соскучимся. Придут Даша и Глаша.

– Ты специально их пригласила, что-то знаешь?

– Что я должна знать? Ты с ними крутишь?

– С чего ты взяла? – Иван прикусил язык.

– Пригласи Валентина, а то обидится.

– Приглашу.

В Степановке расположен штаб полиции, и, чтобы не привлекать к себе внимания, старались за столом не шуметь. Через три часа гости собрались домой. Иван увязался было за Дашей, но Оксана нарушила его планы, попросив: «Ты мужчина холостой и бесстрашный, не боишься ходить по дороге ночью, – помоги мне помыть посуду!» Даша и Глаша посмотрели на Ивана и ухмыльнулись. Один Валентин в неведении, потому поддержал Оксану: «Помоги, Ваня, а я доведу женщин до дома».

Ваня давно усвоил язык женщин и безропотно согласился мыть посуду, зная, что, если женщина приглашает на чай, значит, смело иди к постели; если просит помочь мыть посуду – смело ложись в постель.

Братья послали Ивана к бургомистру за разрешением на посещение церкви. Оказалось, что, в связи с активизацией наступательных действий Калининского и Западного фронтов, перемещение крестьян за пределы Пещёрского района приказом коменданта временно запретили.

Немецкая оборона вблизи Вязьмы установилась на линии разграничения Калининского, Западного и Брянского советских фронтов и группы армий Центрального фронта вермахта. Немецкие противотанковые орудия и танки, вкопанные в мёрзлую землю, перемалывают английскую и американскую технику Красной армии, полученную по ленд-лизу. В районе Юхнова, ближе к Спас-Деменску, ожидают своего часа резервные армии вермахта: Вторая танковая, Третья пехотная и Шестая люфтваффе.

Красная армия перегруппировывает войска. Не прекращая боёв, выматывает противника непрерывной бомбёжкой, атаками пехоты и танков, чередуя их с обстрелом полковой, дивизионной или армейской артиллерией. Советская армия проводит танковые атаки показательно, по двести – триста единиц одновременно. Американские танки имеют слабую броню, пробиваемую любой немецкой пушкой. При попадании в танк боезапас взрывается, танкисты погибают. Советские танкисты называют американские танки духовками для экипажа, а ещё – американскими зажигалками. Поле боя с горящими танками представляет фантастическую картину.

Тактика боевых действий советских генералов с применением танков не меняется: послали армаду танков – погубили; получили новые машины, послали – погубили; многочисленные костры определяют границы поля боя наступающих…

Вправо от Ржева, по дуге на огромной территории, канонада похожа на отдалённый грохот грома. Но сполохи огня на горизонте не дают усомниться в том, что не гром гремит, а рвутся снаряды. Снижение накала боёв к югу от Вязьмы, со стороны Западного и Воронежского фронтов, позволило военным семнадцатой группы и жителям Велеево сесть за праздничный стол.

В половине первого ночи после салюта, устроенного офицерами в Степановке, в сопровождении лейтенанта прикатила на вездеходе «весёленькая» фрау Подколодная змея. Согнав хозяев с табуреток, офицеры сели за стол. Немка поставила на стол бутылку шампанского и скомандовала: «Наливай!»

– Я налью, – вызвался ухаживать за гостями Иван, – только пить не буду: у меня от шампанского понос.

Дождался, пока поставят скамейку хозяевам, подадут приборы гостям, и стал разливать. Местным дамам налил шампанского, остальным – самогонки. Поскольку фрау болтала с лейтенантом, ей Иван тоже набулькал стакан самогонки. Хотел сказать тост, но Адалинда не дала и слова сказать, вызвавшись руководить застольем: «Я сама скажу тост. Давайте выпьем по русскому обычаю за то, чтобы все были живы и здоровы. Гитлер обратился к Сталину с договором о прекращении боевых действий. Мы взяли столько территории на Востоке, что нам её хватит на тысячу лет существования. И к чёрту войну!» Все закричали: «Ура!», – и давай повторять: «Пьём до дна, пьём до дна!»

Фрау сделала глоток, как и лейтенант, выпучила глаза, задохнулась, но под крики «Пей до дна, пей до дна» пересилила себя, опустошила стакан, показала донышко и в изнеможении плюхнулась на табуретку, не понимая, что нужно дальше делать.

– Они сейчас вырубятся, – предположила Даша, оглядев осоловелые лица гостей. Допив шампанское, взяла табуретку, подсела к немке и стала ухаживать за ней, кормя салатом под шубой. Зачерпнув салата, попросила: – Открой ротик, – запихнула ложку: – Скажи: «Ам!» Теперь прожуй. Умница! – вытерла её рот концом своего платка, накинутым на плечи для сугрева и придания праздничного вида, и продолжила кормить гостью.