Через две недели после доклада Голикова высшему политическому руководству СССР, а точнее 10 мая 1941 года, в Англию тайно вылетел ближайший помощник Гитлера, его заместитель Рудольф Гесс. Полет Гесса в Англию – операция, суть которой до настоящего времени остается самой большой тайной английского правительства.
Глава 3
«Нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить…»
После 20 марта 1941 года советское руководство получило от своих разведывательных служб значительное количество неопровержимых доказательств подготовки Германии к войне против СССР. Сведения поступали от разведки НКГБ, разведки Наркомата и разведки Наркомата ВМФ, которой руководил капитан 1-го ранга Н. И. Зуйков[57]. Существовавшая в 1940–1941 годах в СССР система разведки позволяла (теоретически) использовать для оценки добывавшихся материалов принцип обобщения независимых характеристик, то есть, сравнивая сведения, поступавшие от различных разведывательных служб, осмысливать развитие внешнеполитической ситуации и вырабатывать объективные оценки возникавших многочисленных внешних угроз безопасности страны. Как использовался в Кремле этот веками проверенный метод?
В 1940-м и в первой половине 1941 года в распоряжение высшего политического руководства СССР и командования Красной армии поступали разведывательные сведения пяти категорий:
первая – донесения советских послов из Германии и других европейских государств;
вторая – донесения резидентов внешней разведки НКГБ;
третья – донесения военных и военно-морских атташе, резидентов военной разведки и разведки Главного морского штаба Наркомата ВМФ;
четвертая – специальные сообщения и разведывательные сводки, подготовленные в НКГБ и Разведывательном управлении Красной армии;
пятая – донесения агентов разведывательных служб.
Поступление в Центр донесений первых четырех категорий без сведений, которые разведывательные службы и дипломаты получали от агентов или бескорыстных источников, было невозможно или в значительной степени затруднено.
В предвоенные годы сведения о подготовке Германии к войне против СССР поступали в Центр от Рихарда Зорге, Ильзе Штебе, Гарри Робинсона, Шандора Радо, Леопольда Треппера, Рудольфа Гернштадта, Иоганна Венцеля, Генриха Марлея, Курта Велкиша и других. Часть из них имела прямую связь с Центром и докладывала в Москву добытые разведывательные сведения. Другие действовали под руководством разведчиков и резидентов, которым вручали добытые материалы. Эти материалы оценивались в резидентурах и направлялись в Центр за подписями резидентов и послов.
Ильзе Штебе, которая действовала в Варшаве, а после оккупации Польши немецкими войсками – в Берлине, работала под руководством капитана Николая Зайцева. 28 декабря 1940 года она сообщила Зайцеву (псевдоним Бине) о том, что Гитлер отдал распоряжение о подготовке Германии к войне против Советского Союза. Это было первое сообщение о том, что 18 декабря Гитлер утвердил директиву № 21. План войны Германии против СССР, который имел кодовое наименование «Барбаросса», был введен в действие.
В первой половине 1941 года Штебе, которая числилась в Центре под псевдонимом Альта, сообщила Бине о наращивании германским руководством усилий по подготовке к войне. Донесение Альты было направлено в Москву.
Важные донесения по этим же вопросам поступали и из других источников военной разведки. Донесения, по мере их поступления в Центр, направлялись И. В. Сталину и в Наркомат обороны[58].
Такие же важные сведения, судя по «Календарю…», поступали в Центр и из источников внешней разведки НКГБ.
Как относился И. В. Сталин к донесениям источников НКГБ и военной разведки пятой категории (сведения агентов)? Об этом можно судить по свидетельствам, оставленным бывшим начальником разведки НКГБ генерал-лейтенантом П. Фитиным, маршалами К. А. Мерецковым и Г. К. Жуковым.
Вот одно из этих свидетельств. 17 июня 1941 года нарком госбезопасности В. Меркулов и начальник разведки П. Фитин были вызваны к Сталину для доклада о содержании важных агентурных донесений, полученных разведкой 16 июня из Германии от Старшины и Корсиканца.
Фитин так описал встречу со Сталиным: «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: “Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений”.
Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: “Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно?”
Я ответил: “Ясно, товарищ Сталин”. Далее он сказал нам: “Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне”»[59].
О каком спецсообщении и каких агентах докладывал Сталину начальник внешней разведки НКГБ Фитин?
Обратимся к «Перечню…». Судя по записи в этом документе, 17 июня 1941 года Фитин мог докладывать Сталину о донесениях Старшины и Корсиканца, которые поступили в Центр 16 июня 1941 года. Старшина сообщал:
«1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время.
2. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находятся уже на венгерских аэродромах…»[60]
В этот же день Корсиканец сообщил: «…Произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений будущих округов оккупированной территории СССР: для Кавказа – Амон, один из руководящих работников НСДАП в Дюссельдорфе; для Киева – Бурандт, бывший сотрудник Министерства хозяйства; для Москвы – Бургер, руководитель хозяйственной палаты в Штутгарте. Все эти лица выехали в Дрезден, являющийся сборным пунктом. Для общего руководства хозяйственным управлением “оккупированных территорий СССР” назначен Шлоттерер, начальник иностранного отдела Министерства хозяйства.
Подлежащая оккупации территория должна быть разделена на три части, из которых одной должен заправлять гамбургский наместник Кауфман» [61].
Далее Корсиканец сообщал о том, что в Министерстве хозяйства «на собрании хозяйственников, назначенных для “оккупированной территории СССР”, выступал также Розенберг, который заявил, что “понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты”»[62].
Сведения, которые передали 16 июня 1941 года в Центр немцы Старшина и Корсиканец, вызвали у Сталина сомнение, и он приказал начальнику разведки Фитину «еще раз все уточнить и перепроверить». Впрочем, что еще мог сказать руководитель государства начальнику одной из его разведывательных служб?
В воспоминаниях Фитина обращает на себя внимание то, что Сталин, заслушав доклад начальника разведки, «долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал». Как долго Сталин ходил по кабинету, неизвестно. Но если он курил трубку, то можно предположить, что раздумья его затянулись. В этой ситуации привлекает внимание реакция Сталина на содержание сообщений Старшины и Корсиканца. Представляется, что сообщения этих агентов были для Сталина новой тревожной информацией, которую он не мог сразу оценить и в достоверность которой не мог поверить. Видимо, только поэтому он и сказал, что следует доверять только Вильгельму Пику, от которого сведений такого характера в Москву в июне 1941 года не поступали.
