Как все русские.

Шнайдер был парнем очень красивым и мужественным, а бабища его невероятная дрянь, похожая на галку. Нос крючком и глазки. Это было всё из положительного. Ну, кроме увертливости.

И Юра прекрасно понимал, что не может такой союз существовать долго. Даже он понимал!

Викинг и ворона. Но ничего с собой поделать не мог. И причину сего казуса объяснить себе не мог долго, пока с похмелюги не выпил рассол от помидоров в трёхлитровой банке. Таким рассолом она его всегда поила. И всё бы так и продолжалось вечно, но в этот раз она что-то забыла. И когда Юра допил рассол, то среди помидоров увидел её менструальный тампон.

Ведьма. Сука. Привораживала так.

Что с ней Юра сделал, не знаю, но в связи с тем, что он отчаянно не хотел возвращаться на Родину, думаю, заклятие он всё же снял. Кардинально.

И поехал Юра дальше. Цель была Марсель и. Второй парашютный полк иностранного легиона. А я домой.

Приехал, насмотревшись, научившись многому. Жить можно было иначе. Я открыл бар и охранную фирму. Я больше ничего и не умел.

Мы курировали рынки. Первых ровесников понесли на кладбище за ерунду. За тысячу долларов. Первый Мерседес и первые бандитские толковища. Какие-то лошадиные тёрки с блатными пацанами. Первое крышевание. Фуры с фруктами, заезжающие в Тулу. Деньги с них. Я чувствовал, что это не моё. Я искал себя в жизни и не находил. Попытался и ларьки свои поставить. Тогда это было модно и типа прибыльно. А чего тут, Москва рядом – метнулся, купил говнища всякого: сигарет, сникерсов… Кассовых аппаратов не было.

Я смог их сделать. Ларьки надо было делать! Они не продавались. Выбил место под них. Продавцов нашёл и всё такое. На одном дыхании.

И всё. Потерял интерес. Сидеть каждый день и высчитывать барыши, и так каждый день… Шоколадки складывать. Боже, какая скука! Я в бизнесе разбираюсь так же, как аист в навигации. Вроде лететь знаю куда, но в тоже время топографический кретинизм никуда не девается. Дебет с кредитом – это не моё.

Я понял, что я могу делать темы. Движухи всякие. С чистого листа всё поднять. Это запросто. Сделал, раскрутил всё – и видеть это не могу. Несмотря на то, что ларьки эти приносили бабки, я почему-то больше увлёкся скупкой и поставкой пятикопеечных монет в Венгрию. На каждом ларьке висело объявление, что скупаю пятикопеечные монеты. За сколько? Вот, блин, не помню уже, за сколько их скупал. Весь город чуть не спятил, ломая голову, зачем я это делал. Ха-ха-ха! До сих пор горжусь, что это я придумал. Эти пятаки в точности по размеру и весу подходили в автоматы по продаже всего в Венгрии вместо двадцати форинтов. Это в Венгрии до евро такие деньги были.

Вот это нравилось. Прибыль как на наркотиках. Да, темы разные прикольные были. И не менее дикие.

Меня вот своей тупостью, примитивностью и эффективностью потряс способ заработка в Москве. Один сантехник в районе трёх вокзалов имел доступ к канализации. Он заметил, что в одном из мест в один слив сходятся три вывода канализационных стоков со всех вокзальных туалетов. С говнищем. Так он под этот слив молочный бидон поставил.

И всё.

Каждый день кастрюля монет, часы, серьги золотые, запонки и браслеты на дне бидона. А дерьмо дальше плыло. Вот так вот. Деньги не пахнут.

Понял я, что коммерсантом мне не стать. Взял и продал все ларьки на фиг марокканцам. Откуда в Туле марокканцы? Это вы у меня спрашиваете? Понятия не имею. И все деньги вложил в кобуры для пистолетов.

Огонёк Серёга. Такой был в Туле. Первый из взрослых бандитов в городе, который протянул мне руку дружбы ещё в мои семнадцать лет. Он был отчаянно дерзок и смел, прямо как Робин Гуд. И я отчаянно хотел на него походить. Из его рассказов помню: идёт он такой по лестнице дома, а тут дверь открыта. Он шмыг туда.

Опаньки. Это я удачно зашёл. Никого нет. Барахлишко покидал в наволочку и притомился. На кухню прошёл бутербродик соорудить. С маслицем и сырком. Повернулся и окаменел. Хозяин квартиры на него из окна смотрит. И рычит. Дураком выглядит.

Как пишут в романах, они испепелили друг друга взглядом. С гантелями занимался на свежем воздухе мужик. Огонёк прыг-скок – и на шпингалет его.

Смешно. М-да.

И тут я его встретил на какой-то сходке бандитской в яблоневом саду. Летом. Бандиты скандалили, мамой клялись, делили что-то. Может, и сам яблоневый сад: это моя яблоня, а это твоя. Скукота. И Огонёк там был. Почему-то в белом сибирском тулупе с гигантским воротником, а под тулупом у него на простой бельевой верёвке маузер висел. Настоящий комиссарский. Вот так просто, без затей. Как у Троцкого. Уважаю людей, которые клали на чужое мнение.

Не удобно же, подумал я. И решил ситуацию исправить.

Купил кожу коровью и по моделям пистолетов через одного портного нашил кобур для пистолей. Спрос был – предложений не было. И я сделал. Посередине города стоял ларёк, и на нём было написано без затей: «КОБУРЫ». М-да. Разлетались как горячие пирожки. Какие только рожи упыриные не приезжали на примерку! И без разницы бандиты или менты. Иногда все вместе и друг другу поправляли при покупки ремешки. Время тогда было очень весёлое. Всю Тулу окобурил.

Да, я делал плохие вещи, согласен, – но делал их хорошо. Стараюсь когда есть интерес.

Тула всё же. Ответить можно. Тут оружие делают. ТТ. Тульский Токарев. Стечкин тут был изобретён. Оружие для спец войск. Названия улиц: Курковая, Дульная, Ствольная, Штыковая. Люди поколениями делали только оружие. Всю жизнь. Любой из этих слесарей мог сделать пистолет за вечер. Дрель, напильник и тиски. Всё. Больше ничего не надо.

Левша, кстати, с Тулы. Я к пятнадцати годам из всех стволов уже пошмалял, но потрясение было от парабеллума. Германского. Это не пистолет, это шедевр. Именно в нём пистолетная конструкторская мысль достигла своего пика. Георг Люггер и Хуго Борхард сотворили такое оружие, которое было реально продолжением твоей руки. Редчайший пистолёт. Люггер носили только офицеры СС. И я слышал, что если у наших солдат этот пистолет находили, то расстреливали обязательно после допроса, где и откуда он взялся. Так вот настоящий Люггер и сейчас редкость, и купить его – очень большая удача.

Хотя ТТ всё же лучше.

А винтовка Мосинская? Трехлинейка. Стреляй, коли, дерись и всё насмерть.

Историю вот слышал в Питере уже от одного антикварщика. Немец или бельгиец где-то живёт, и у него есть хобби: берёт винтовки и выверяет по чертежам. Изучает и делает абсолютные копии – те же размеры, материалы и всё такое. Сделал и Мосинку. Вся как есть. Ствол. Приклад. Затвор. Точь-в-точь. Блестит вся как Порше. Заряжает, клац, клац.Ничего.Не стреляет. Что такое? Перемерил. Всё в точности. Кх, кх, клац, клац. Никак.

Берёт обычную. С гражданской войны, ржавую в окаменевшей крови и говне. Всё клацает. Чуть ли не вываливается всё.Зарядил, нажал. Бах! Выстрел.

Да ёбт! Пишет в Тулу на завод. А ему, отсмеявшись, спрашивают: а допуски? Какие допуски? Я же в точности по чертежам. Секрет вот в чём, оказывается, – в допусках. То есть при изготовлении уходили от чертёжных размеров в ту или иную сторону. То есть деталь или чуть больше или чуть меньше. Совсем чуть-чуть, но всё же. И такая винтовка вся клацает, лязгает, но палит. А эта вся такая правильная, и никак.

Первый ствол в руке – это как первая женщина. Первое потрясение, когда у моего напарника из помпового ружья на моих глазах отстрелили ногу просто так. И не в него целились, а просто шарахнули в нашу сторону для острастки, на кого Бог пошлёт. Мне повезло. На меня не послало. А нога как кегля отскочила.

Я не видел развития и решил просто выскочить. Задыхался, и Европу видел уже, и Питер. Не мог я так больше жить, хотя всего было много. И уже становилось жалко всё терять. Змей вырос, хотелось сбросить кожу. Всё бросить и уехать в Питер. А почему нет-то? Ну да, за год до этого женился. Но ребёнка-то ещё не было. Когда, если не сразу? Когда, если не сейчас?

Решился. Приехал, да. Конечно, с нуля.