***
Минато время от времени жил в комнате рядом с кабинетом Хирузена, а иногда и делал там домашние задания. На носу были выпускные экзамены и готовиться приходилось постоянно, даже в перерыве между его поручениями в борделе. Заниматься там было не слишком удобно (особенно когда с разных сторон доносились крики и сладострастные стоны), но что поделаешь.
В этот раз Намикадзе тоже ночевал на работе. Ему не спалось да и вообще сделалось как-то неспокойно. Все его мысли, как и прежде, занимали вовсе не предстоящие экзамены, а та девушка. Он долго ворочался, пытаясь уснуть, но напрасно — не выдержав, отправился посмотреть как там она. Уже подойдя к двери, он услышал тихое всхлипывание, нашел в связке, которую стащил из кабинета Хирузена, нужный ключ, кое-как открыл в потемках дверь и по возможности бесшумно проскользнул внутрь.
Кушина не спала. Она недавно вернулась от клиента, который остался очень недоволен такой не настроенной на интим девицей, попыталась отключиться, но так и прорыдала все это время и никак не могла остановиться, всхлипывая по инерции, хотя слез уже не было.
Минато закрыл дверь на ключ изнутри, чтобы их никто не беспокоил. Узумаки словно бы ничего не слышала, поглощенная своим горем. Он не придумал ничего лучше — как был в одежде, так и забрался к ней в постель, подавляя собственное волнение, обнял, гладил по голове, ласково целуя в щеку, шею, плечико, пока они оба не уснули.
На рассвете она с удивлением смотрела на безмятежное лицо светловолосого юноши, обнимавшего ее во сне. Впервые за все эти дни кошмара у нее появилось ощущение того, что все хорошо. Стало даже страшно дышать — казалось, что любое движение разрушит миг волшебства, и она снова погрузится в окружавший ее безысходный ужас.
— Доброе утро, — услышала она и увидела, как открылись и посмотрели на нее небесно-голубые глаза.
Кушине тоже хотелось ответить ему что-нибудь столь же приятное, но выскочило совсем другое:
— Ты теперь будешь моим сутенером? — спросила она в лоб.
— Я… ну… — Минато вдруг понял, что так и есть. Фактически, он должен укрощать ее, натаскивать и подкладывать клиентам. Но у него язык не поворачивался с этим вслух согласиться. — Я буду за тобой присматривать, — выкрутился он.
— Очень надо, — проворчала в ответ Кушина.
— А когда я кормил тебя с ложечки, ты не возражала, — попытался пошутить Минато и тут же по убийственному взгляду Хабанеро понял, что зря это сделал. Разговор явно не клеился, а тут еще тревожно запищал будильник в наручных часах, так что ему пришлось поторопиться, оставляя общение с прекрасной красноволосой дикаркой на не слишком приятной ноте.
Едва за ним закрылась дверь, как вслед со всей злости полетела подушка и раздалось: «Ну и катись колбаской!» Что ж, никто не говорил, что будет просто.
========== Часть 5 ==========
— Привет, — сказал Минато, неловко улыбаясь, заходя в комнату Хабанеро.
— Что-то ты зачастил, — едко ответила та. — Нравлюсь, что ли?
— Ну… — он отвел взгляд и зарумянился.
— Ну да, конечно… — фыркнула Кушина, глядя, как вслед за ним на пороге ее узилища появляется Джирайя.
— У нас сегодня плотный график, ребятки! — обрадовал Жаб, опуская лишние, по его мнению, приветствия. — Итак, вчера у нас уже появился прогресс: мы смогли подать нашу девушку, — он с обожанием во взгляде посмотрел на свою Помидорку, — в должном виде, но не успели как следует поработать над ее манерами.
— Да-да, — пробухтела Узумаки, которая уже выслушала от вчерашних клиентов, какая она неотесанная шлюха.
— И что ты предлагаешь? — решил заранее уточнить Минато, которому вовсе не хотелось повторения вчерашних побоев.
— Ролевые игры! — радостно возвестил семпай, так, словно речь шла о чем-то самом расчудесном-распрекрасном и радостном в этом мире.
— А не староват ты в игры играть? — тут же вставила язвительная Кушина.
— Отнюдь! — Жаб склонился над ее ухом и проворковал в него: — У нас же игры для взрослых. А ты уже большая девочка, — он в очередной раз попытался полапать ее и снова получил по рукам.
— Так что это за игры? — спросил Намикадзе, которому уже не только доводилось подобное слышать, но и видеть некоторые явления, вроде игры «в лошадки» или в «строгую госпожу и покорного раба», которые, по его разумению, годились в основном для изрядно подвыпивших вместе со шлюхами клиентов.
— Для начала что попроще. Разыграем небольшую сценку: ты, парень, будешь клиентом, а наша девушка тебя обслужит.
У Минато при мысли о том, что вчерашнее дивное видение (которое ему всю ночь потом снилось) будет его обслуживать, ум за разум зашел. А Джирайя, прежде чем Хабанеро успеет что-либо возразить, красноречиво достал тот самый хлыст и стегнул им по своей ладони. Кушина намек поняла и, сделав как можно более безразличный вид, согласилась. На самом-то деле перспектива очередной порки ее ничуть не пугала. Ей просто стало интересно кое-что проверить: так ли уж этот младший помощник к ней неравнодушен?
Далее Большой Жаб, как заправский театральный режиссер, начал руководить своей постановкой. Узумаки была выставлена за дверь, а Минато красиво разложен на кровати. Джирайя сперва хотел его полностью раздеть, но потом передумал и велел только расстегнуть рубашку. После сих нехитрых действий Кушине надлежало войти, вежливо поздороваться с клиентом, осведомиться о его предпочтениях и узнать, каким способом его ублажить.
Кушина чувствовала себя конченной дурой. Да чем она тут вообще занимается? Войдя в комнату, действовала неохотно, повторяя слова директорского помощника по большому одолжению. Ей это все казалось полной глупостью. Интересно было только смотреть, на смущенного парня, лежащего перед ней на кровати. Невольно хотелось кое-что попробовать, но гордость не позволяла. Ведь если она начнет делать все по указке, эти двое решат, что им можно все. Такого она допустить не могла.
Так повторялось еще пару «дублей», а затем главный режиссер перешел к дополнительной стимуляции артистов, начав с Кушины: за каждое неправильно произнесенное слово та получала хлыстом по заднице, которая благодаря все тому же костюму была открыта и доступна. Узумаки гордо терпела, сжав зубы, а вот Минато вскоре не выдержал и взмолился:
— Прекрати! Пожалуйста! Колотушками ничего не добьешься, — он встал и подошел к сенсею.
— Разве? — хитро улыбнулся Джирайя, протягивая ему хлыст, на который тот недоуменно уставился. Кушина искоса поглядывала на все это весьма и весьма скептически. — А ты сам попробуй.
— Я не могу.
— Ты просто трус, — подала голос Хабанеро.
— Вовсе нет.
— Даже мне по заднице врезать не можешь, — явно напрашивалась она.
— Это просто ни к чему.
— Тогда я в ваши игры не играю, — заявила Узумаки, уперев руки в бока.
Эта ситуация, которая становилась все более раздражающей, Джирайю ничуть не огорчала, наоборот, он сидел с таким довольным видом, словно бы этого и добивался. Кушина продолжала дразнить парня, облокотившись о постель и дерзко выставив вперед пятую точку.
— Пожалуйста, — сказал Намикадзе, приближаясь к девушке, — давай обойдемся без насилия. В конце концов, это же понарошку. Тебе же не надо обслуживать меня по-настоящему.
— А вот и нет, — вставил сзади Джирайя, — как раз надо.
— Хочешь меня поиметь? Тогда докажи, что силенок хватит, — издевательски процедила Кушина.
В минуту слабости Намикадзе Минато готов был сдаться и отступить, но, вспомнив об ужасной участи, которая ожидает девушку в случае его неудачи, собрался с силами и сказал:
— Ты не оставляешь мне выбора.
Тяжело поднимать руку на человека, особенно если ты к нему неравнодушен. Но его рука не должна была дрогнуть. Пойти на попятную сейчас означало предать ее, изменить себе и своим чаяниям на будущее, значило бы ничегошеньки совсем не стоить. И он, скрепя сердце, замахнулся и ударил столь стремительно, что не ожидавшая того Кушина издала до невозможности пронзительный крик, от которого у него заложило уши, а звук, дойдя до самого сердца, остро, как ножом, полоснул по нему. Так он окончательно и бесповоротно ступил на эту извилистую, скользкую и местами заросшую дорогу — путь боли и наслаждений.