Комментарий к Часть 10

========== Часть 11 ==========

У Джирайи было много работы: директор Хирузен все чаще отлучался на важные встречи, многие из которых были весьма сомнительного свойства. Жаб в дела старика не лез, ему и своих хватало. С Минато и Помидоркой возиться ему было пока некогда, так что Джирайя предоставил молодежи полную свободу. Он каждый вечер отправлял парня на любовный фронт, показывал ему кое-какие приемы из искусства связывания, запирал его с девушкой и уходил решать бесконечные многочисленные проблемы заведения. Его ученику предстояло далее без всякой помощи самому выполнить нелегкую задачу: силой своего обаяния убедить Кушину не просто добровольно ему отдаться, но и попросить об этом самой, чего гордая натура той просто неприемлила. Так Намикадзе изводил ее ласками три дня, уговаривая ее это сделать, но она упрямилась, несмотря на то, что он ей нравился.

Вот и сейчас Кушина лежала, привязанная за руки к спинке кровати, а над ней старался Минато. Вид у Хабанеро при этом был такой, словно бы это не она сейчас позорно валяется, подобно поверженной рабыне, а является здесь самым что ни на есть главным победителем. Намикадзе продолжал подобострастно ласкать ее тело по всем правилам усвоенной от Джирайи науки и греть душу весьма лестными отзывами о ее неземной красоте, но та не сдавалась.

— Чего же ты ждешь? — хитренько спрашивала Узумаки. — Тебе же не терпится меня поиметь.

— Ты сама должна попросить. Скажи: «Пожалуйста, трахни меня».

— Еще чего! — издевалась она.

— Пожалуйста… — он прошелся по груди, задержавшись, чтобы сладострастно по очереди изучить языком и губами ее соски, поднялся выше и нежно поцеловал за ушком.

— Мм, — промурлыкала Кушина и засмеялась.

— Ради меня, — Намикадзе посмотрел на нее своим фирменным взглядом, и Хабанеро снова помимо всякой воли растаяла под натиском небесно-голубых глаз. С таким грозным оружием даже ей бороться было сложно.

— Хорошо, — вдруг заколебалась она.

— Что хорошо?

— Давай уже… — проворчала Кушина, которой самой ужасно хотелось «более тесного общения» с ним, но сказать об этом вслух у нее язык не поворачивался.

— Попроси как следует, — настаивал Минато, интуитивно почувствовав, что чудо вот-вот свершится и крепость падет, надо лишь только собраться силами и, предварительно как можно скорее поборов себя, дожать. Это было очень похоже на тот раз, когда он впервые ее отхлестал, только сейчас бить надо было морально.

— А как следует? — так не кстати огрызнулась Хабанеро.

— Ты знаешь как.

— Без понятия.

— Хватит! — Он взял личико удивленной девушки в руки, глядя ей прямо в глаза, и севшим от вожделения голосом сказал: — Давай, скажи, что желаешь. Ты сможешь.

— Ладно, — ответила та с явной, но при том наигранной неохотой.

— Говори, — с нажимом велел он, стискивая рукой ее грудь. Кушина внезапно почувствовала себя обескураженной.

— Пожалуйста, трахни меня, — процедила она сквозь зубы.

— Вот и чудесно, — Минато наклонился и поцеловал ее в губы. Честно говоря, он ожидал, что она его попытается укусить, как делала это уже не однажды в предыдущие дни, но Кушина, к его большому изумлению, начала отвечать на поцелуй и томно постанывать. Она к тому моменту уже завелась не хуже его самого: как только Минато навис над ней, сразу же закинула ему ноги на спину.

— Врушка, а говорила, что не хочешь, — пожурил осмелевший кавалер, за что тут же схлопотал пяткой по заднице.

Он удобнее пристроился сверху и, ужасно волнуясь, погрузился в ее горячие недра. В тот момент они оба закричали от избытка страсти на весь этот чертов дом свиданий. И Минато, перетерпевший все мыслимые пределы возбуждения, позорно кончил почти сразу же, чем не преминул заработать от любовницы ехидное замечание.

— Извини, старался, как мог, — выдохнул он. — Мне тоже, знаешь, нелегко.

— Развяжи меня, — в глазах Хабанеро загорелся какой-то первобытный азарт.

Едва он это сделал, как она накинулась на него, перевернула на спину и, оседлав сверху, начала насиловать в свое удовольствие.

«Какая темпераментная женщина…» — думал он.

***

В другой раз Минато направился к Кушине, собираясь самостоятельно потренироваться с ней в технике связывания. Он даже веревку с собой прихватил. Но Кушина, которой такие игры совершенно не нравились, его опередила, взяв дело в свои руки. Она уже прекрасно поняла что к чему и также, в своем роде, решила потренироваться на нем. Пусть играет по ее правилам. И пусть с Большим Жабом или кем-то другим этот номер не прошел бы, но уж с этим-то юнцом она справится. В конце концов, ведь она же сама Кровавая Хабанеро, Великая и Ужасная.

Она была такой страстной и горячей, что Минато буквально терял голову. В который уже раз он напрочь забывал обо всем на свете, включая учебу и пресловутые экзамены, от которых зависело его будущее, и погружался в сладостную негу любви, дорвавшись до заветного тела. Вот и сейчас он стремглав примчался к ней, кинув в угол сумку с учебниками и набросился с поцелуями, едва Джирайя успел закрыть дверь. Узумаки ждала его, предвкушая не только приятную оргию, но и кое-что еще.

Кушина велела ему раздеться и с нескрываемым удовольствием наблюдала, как он это делает, затем уложила его спиной вверх и связала ему руки над головой, предварительно зыркнув на него так, что тот беспрекословно повиновался. Затем начала делать подобие эротического массажа, время от времени царапая ему спину ногтями. Периодически она наклонялась, чтобы его укусить, при этом терлась нежными шелковистыми грудками о его спину. Намикадзе был уже на неизвестном по счету небе от счастья. Месть была близко. О, Кровавая Хабанеро не забыла, как еще недавно этот наглый мальчишка заставил ее выпрашивать соития с ним, подобно последней потаскухе. Узумаки хоть и работала сейчас в борделе, таковой себя вовсе не считала. Она коварно спускалась все ниже и ниже, пока вдруг Минато не вскрикнул от боли и неожиданности — ее острые ногти прошлись по его заднице, оставляя кровящие царапины. Вслед за этим последовала серия смачных шлепков и ему было велено переворачиваться. Кушина продолжала над ним измываться: она эротично облизывала его, покусывала ему соски, нежно щекотала пальчиками живот и терлась о набухший от вожделения член, но переходить к тому, чего бы ему так безумно хотелось, не торопилась. Она гладила его по щеке, обольстительно глядя в его незабываемой красоты глаза, и прошептала, развратно постанывая:

— Ты у меня сам теперь будешь просить трахнуть тебя. — Она довольно прищурилась, любуясь выражением его лица: — Нет, не так. Ты будешь умолять меня! В ногах у меня будешь валяться! — разошлась Хабанеро.

Минато, понимая, что заслужил это, кивнул в знак согласия и начал вставать с постели вслед за Кушиной, хотя мешали связанные руки, в которые уже болезненно впилась веревка, так как «правильно» связывать Хабанеро не умела. Он был готов перед ней унижаться. Более того, он сам хотел этого почти так же страстно, как и она, ибо чувствовал себя виноватым. Он встал на колени, ползал у нее в ногах, целовал их, поднимаясь все выше и выше, пока не достиг заветной точки их схода и начал ласкать в этом месте своим раскаленным от жажды языком так усердно, словно бы желал открыть там живительный источник. Узумаки получала полнейшее удовлетворение и морально, и физически. Вдоволь накайфовавшись, оттолкнула увлекшегося парня от своей щелки, вздернула его за волосы и язвительно осведомилась:

— Ну так что, собираешься меня о чем-то попросить?

У Минато так сильно пересохло во рту, что он не мог вымолвить и слова, издавая лишь невнятные хриплые звуки. Узумаки над ним сжалилась и принесла воды. Он жадно пил, с трудом глотая, и не мог оторвать при этом от нее взгляда.

— Полегчало? — игриво осведомилась Кушина.

— Да, — выдохнул он.

— Ну, я слушаю. Внимательно слушаю тебя, сутенер ты мой дорогой.

— Пожалуйста… — он судорожно сглотнул, — трахни меня, умоляю.