«…потому что именно такие и умеют подкрадываться», – закончила я мысленно. Очередное подтверждение, что? если у тебя кроме традиционных женских качеств есть еще и мозги, – ты представляешь собой реальную проблему. Ведь у тебя могут быть два красных диплома, ты можешь знать, о чем молчит черный квадрат Малевича и зачитываться Булгаковым, но кого это интересует, если на момент встречи в твоем наряде присутствует элемент обнаженного плеча…

– Глупости, – произнесла я вслух, чуть расплываясь в улыбке.

– Ты права, тут же подхватил он. – Одни сплошные глупости, – что на уме, что на языке. Я и сам понимаю, как в них запутался.

– Запутался? – демонстративно фыркнула я. – Зарвался. Вот это вернее.

Я не сводила с него глаз, все же, не удержавшись от колкости. Он молчал. Он понимал, что на самом деле я далеко не так сердита, какой пытаюсь выглядеть. Эта нарочитая небрежность была лишь противопоставлением его спокойствию, и я ничуть не жалела своей невежливости, и о том, что отвергаю тем самым его располагающие жесты. Слишком уж они отдавали давнишними рецептами викторианской кухни: варенья, лакомых перемен, не получишь, пока не объешься черствыми корками ожидания. У меня с тех самых пор выработался хронический гастрит на этот вид деликатеса, уходящий в рецидив разве что после ударной дозы приторности обретенного. Однако моим любимым лакомством были, и по сей день остаются люди и события, способные оставлять послевкусие. Когда после пусть и не продолжительной порой встречи с теми или иными, всегда есть над чем подумать. Многое, зачастую, открывается в новом свете и становится понятным. А то, что остается непонятным, можно понимать как угодно…

– Вся эта история – все равно, что книга, дочитанная до середины, – продолжила я, спустя продолжительную паузу. – Не отложишь уже и выбросишь. И пусть сюжет слегка затянут, а повествование отдает предсказуемой нудятиной, – все еще может измениться, верно?

– Тебя интересует мое мнение на сей счет? – оживился он с присущей ему лукавостью.

– Что ты…. Давно известная бессмыслица интересоваться о достоинстве произведения у другого писателя: оно априори обречено на провал по двум причинам, – бездарность вопрошающего, либо зависть оппонента, – ответила я в той же манере. – Мне интересно соавторство. В равном соотношении. Если на то найдутся желание и возможности, разумеется…

– Милая, – трепетно накрывая ладонью мою кисть руки. – Я не устану повторять: встреча с тобой – это дар. Ведь для того, чтобы достичь истинного жизненного комфорта, искренности в общении и духовной свободы мне, как и любому адекватному политику и бизнесмену просто необходима рядом женщина, обладающая редкой способностью делать жизнь вокруг себя столь же красивой, сколь она сама.

– Что ж, дело за малым, – я снова кольнула улыбкой, – осталось не пропасть без вести при переходе от слов к делу.

– «Пересохнут однажды криницы.

Платье танца окажется робой.

Хочешь ты на меня положиться?

Так попробуй. Хотя бы попробуй», – процитировал он, смакуя словами.

И я попробую. Я все же попробую.

Вечер полупрозрачной пеленой затягивал панорамные окна офисного небоскреба. Это был насыщенный день, – размеренный, чуть взбалмошный и абсолютно без эмоциональный, ровно такой, каким ему положено быть в момент своей судьбоносности.

Я закинула ноги на стол, выдернув взглядом сувенирную фигурку буровой установки среди кипы разобранных документаций, и посмотрела в окно. На улице уже зажглись фонари. Из сумрачной неосвещенной комнаты, открывался все тот же неизменно прекрасный вид на набережную Москвы-реки. Заходящее солнце окрашивает лучами город, а вместе с ним и неизменную суету автомобильно-людских потоков, исправно отработавших за день своим рабовладельцам оброки в виде здоровья, чувств и эмоций. И мои уставшие чуть отекшие за день ноги весьма символично дополняли этот пейзаж. Большую часть своей жизни каждый карабкается в стремлении занять место под солнцем, а достигнув желаемого, подчас испускает дух, так и не успев насладиться его лучами. В этом и есть жизнь. Прекрасна, коварна и безжалостна. Но и она время от времени бывает щедра на стечение обстоятельств и шансы. И как правило, без предупреждения. Вообще, все самое знаковое и значимое случается без предупреждения. Оно либо случается, либо нет. В такие моменты есть только ты, твои эмоции и действия. Остальное – неважно. Так же, как и усталость в ногах уже не имеет никакого значения…

Я не без наслаждения продолжала всматриваться в переливы света и отражения на постройках соседних стеклянных зданий, как вдруг тень на одном из них причудливо изогнулась в силуэт черной кошки с вытянутой шеей и острыми ушами. Еще мгновение и тень встрепенулась, – кошка склонила голову, повела ухом и нетерпеливо дернула хвостом.

Я не стала более испытывать ее терпение, – улыбнулась чуть мягче обычного, едва заметно кивнула, и одним глотком допив остатки остывшего кофе, отправилась собираться. Ведь хорошо выглядеть нужно всегда. Даже если предстоит натягивать на себя вещи несоизмеримые с грациозностью, даже если состояние к тому не располагает абсолютно, даже если те, ради кого особенно хочется не рядом. Хорошо выглядеть – это обязанность. И нет никакого “если”.

Ночь тем временем неспешно вступала в свои права, расправляя крылья. Свежий воздух, несущий в себе легкую прохладу, шелест воздуха по пластиковой поверхности, урчание прямотока. Неясные образы знакомых маршрутов и улиц, запах острой прохлады и будто догоняющие сухие осенние листья, сколь ни выкручивай ручку газа. Осень. Осень всегда наверстывает любой интервал, выигранный скоростью. Ведь время играет на ее стороне. А скорость…

Нам всем нужна скорость. Время от времени – запредельная. Именно она заставляет голову работать. Она заставляет концентрироваться, прочищает мозги и рассеивает туман будничного однообразия. Жизнь ведь это когда штормит из стороны, а истинный риск – это оставаться статичным. Именно поэтому нам нужна скорость. Нам нужно больше скорости, а не меньше. Всегда больше, но остановившись в процессе на дозаправку, грех не насладиться городским камнем, окутанным бушующим морем красок и теплым светом фонарей…

Я заехала на территорию частной парковки и спешилась лишь там, где асфальтированная дорожка упиралась в мост, скрытый кованной оградой. Заглушила мотор, стянула шлем и перчатки и не спеша побрела вдоль забора. Так легко и приятно было ступать по вымощенным тропинкам парка, слушая, как под плотными подошвами мотобот хрустят опавшие листья. Лестница, широкий пролет крытого пешеходного моста, дверь на наружный парапет, – и передо мной снова набережная Яузы, на которую я могу пялиться часами, размышляя о странностях бытия и тонкостях мироздания. Вот и сейчас я стою, вглядываясь в огни горизонта и редко проезжающих по улице машин, а в голове приятная пустота, будто какой-то верховный сисадмин запустил в моей личной операционной системе программу очистки некорректно работающих приложений и прочего спама. Подобная метаморфоза всегда происходила со мной после хорошего «прохвата» по ночным магистралям, лицезрения панорамных видов реки Яузы и принятия бесповоротных и стратегических решений. Сегодняшние сутки умудрились охватить все эти аспекты разом. И хотя вся суть стратегии сводилась пока к одному: врезать свой личный краник нужному человеку в государственный трубопровод, ставший таковым после попечительства не столь давно возникшей политической партии, да так, чтоб еще никаких сторонних средств в это не вкладывать, и казну не обидеть. И пусть мы оба понимали, что вести подобные манипуляции в нынешних экономических условиях страны, – это как прыгнуть со скалы и успеть собрать в воздухе параплан, которым во время падения было бы неплохо еще и научиться управлять, иного варианта у нас все же не было. Потому что такие дела были, и их нужно было кому-то вести. Потому, что только невостребованный человек на своей Родине ищет способы покинуть ее пределы (расширение бизнеса на интернациональном уровне я сейчас не рассматриваю). И потому что, это, черт возьми, моя страна. И пусть с неравномерно распределенными на данный момент ресурсам: «гномами» – столичными бородачами, любящими золото, крепкий алкоголь и огромные подземные дворцы-метро; «эльфами» – в северной своей части с присущим им самомнением, тонкой чувственной натурой и локальным патриотизмом; и абсолютными «орками» по всей остальной территории. И если «властелины» по какой-то причине теряют бдительность и «кольца», долгом чести остается создать надежный тыл и плацдарм для борьбы с «тьмой» и дальнейшего продвижения к светлому будущему.