Угомонилась после того, как ее стилиста посадили за распространение наркотиков, а две приятельницы после этого легли в реабилитационные центры. Сама она была чиста, но боялась запятнать свое доброе имя и вызвать гнев мужа. Он ее как минимум устраивал, а, быть может, она его тогда еще любила. Хотя бы чуточку…

Антон обрадовался, что жена нагулялась, наигралась. Стал просить второго ребенка. Но не для того Жанна совершенствовала свое тело, чтобы снова дать ему расплыться. Да и не хотела она большую семью. Заботы с ней не оберешься!

Чтобы не заскучать, Жанна решила заняться образованием. Сначала думала восстановиться в институте, но потом плюнула на это. Зачем ей диплом менеджера? Работать она все равно не собирается. А вот знание итальянского пригодится. Жанна регулярно летала в Милан на шопинг, и с восхищением смотрела на тех дам, что объяснялись с консультантами и продавцами на их родном языке…

Так в ее жизни появился Петро.

Он был родом из крохотной Сиены. В Москве, где он работал по контракту, Петро чувствовал себя не в своей тарелке, терялся. Чтобы хоть как-то прижиться, стал искать общение с русскими. Лучшим поводом к знакомству и сближению были уроки итальянского. Петро давал их тем, кто был ему симпатичен. Оплату брал умеренную, потому что не ради денег преподавал.

Жанне он понравился не сразу. Невысокий, лысоватый, он сильно проигрывал внешне ее красавцу-мужу. И все же он чем-то ее зацепил. Стали дружить. Когда отношения преподавателя и ученицы изменились, Мария точно не знала. Догадывалась, что вскоре. Слишком плохо Жанна говорила по-итальянски для человека, занимающегося языком несколько раз в неделю.

Когда у Петро кончился контракт, он был вынужден вернуться в Италию. Жанна не смогла без него и, добившись развода, последовала за милым. Однако серьезных отношений не получилось: ни официальных, ни долгосрочных. Те, что смогли построить, продлились два с половиной года. Жанна вернулась в Россию, наверняка, думая о том, чтобы воссоединиться с брошенным супругом, но он неожиданно для всех женился во второй раз.

– Мань, у тебя есть пять минут? – донесся из гостиной голос Жанны.

– Сколько раз просить тебя не называть меня так, – проворчала Мария. Ее с детства называли полным именем, и она даже к Маше не привыкла. Соглашалась только на Мари Антона.

– Прости, прости, забыла. – Она зашла в кухню, босая, очень грациозная. У Жанны были красивые маленькие ножки, которые она переставляла, чуть вытягивая носок. В детстве занималась балетом, но мать решила, что дочь должна развиваться в другом направлении, и забрала ее из студии. – Ты в курсе, что за дела с наследством?

– Нет, – коротко ответила Мария, сосредоточенная на сортировке продуктов.

– Почему?

– Это не мое дело.

– Да, но Антон с тобой многое обсуждает. Ты же его подружка… – Мария молчала. – Ярик, по-моему, чего-то не понял. Говорит, ему оставили какие-то медные тарелки.

– Фамильную коллекцию бронзы. – Она обманула Жанну. Знала, что за дела с наследством. Антон, как дружок, рассказал.

– На черта она ему?

– Это и память о предках, и удачное вложение денег. Коллекция дорогая, но с каждым годом ее ценность увеличивается. К моменту, когда Ярославу исполнится восемнадцать, и он сможет ее получить, она вырастет в цене, как минимум, на десять процентов.

– Ты ее видела? – заинтересовалась Жанна.

– Часть ее. Мама Антона держала любимые вещи в серванте, и гости дома могли их рассматривать. Меня завораживали китайские чайнички и пиалы. Они были крохотные, изящные, будто кукольные.

– А что получил Антон?

– Спроси у него.

– Хотела, но он не стал со мной разговаривать, бросил трубку. Пришлось ехать сюда. Но Антошки не застала.

– Ты извини, мне нужно проведать Василия Ивановича.

Мария быстро ушла с кухни.

Отца Антона она застала в любимом кресле-качалке. С недавних пор Василий Иванович начал сидеть в ней. Тело его пристегивали ремнем, чтобы старик не выпал, и он с удовольствием проводил в кресле время. Мог просто в окно смотреть, слушать радио (телевизор с недавних пор презирал), а сегодня читал журнал. Тот самый, про танки. Он лежал на приставном столике, Василий Иванович листал страницы действующей рукой.

– Доброе утро, – поприветствовала его Мария.

Старик поднял глаза и улыбнулся ей ими. Молодые, яркие, они контрастировали с бледным безжизненным лицом.

– Как вы себя чувствуете?

Старик закивал. Это означало «хорошо».

– И выглядите неплохо. – Хотелось добавить: «Для человека, который вчера терял сознание». – Через полчаса придет Владимир, – так звали физиотерапевта Рыжова-старшего. Тот сморщился. Не любил заниматься. Хотел, чтоб его оставили в покое. – Надо, Василий Иванович, надо. У вас такой прогресс наметился.

Старик указал на кнопку в стене, ею он вызывал Гулю. Мария нажала ее.

Василий Иванович закрыл журнал, посмотрел в окно, за которым капал дождь. Его зеленые глаза изменили цвет на болотный. Крокодил завещал брату книги. Целых триста штук. Нераспроданный тираж своей биографии. Хотел еще раз сделать ему больно. Посмертно.

Антон получил от дяди семейные архивы: фото, дедовы записи, награды, партбилет. Еще пару картин, подлинников, с советской тематикой. На одной Ленин, на другой рабочие на митинге. И этот жест тоже должен был разозлить брата, а не племянника. Крокодил называл отца оголтелым комунякой не просто так, вот доказательства.

Что же касается имущества, то его Геннадий отписал кому-то другому. И свое, и родительское. Отдал чужим, лишь бы досадить брату. За что он так его ненавидел, Мария не знала. Но причина наверняка была, потому что на одном дурном характере так далеко в своей антипатии не уедешь.

Прибежала Гуля. От нее пахло табаком. Опять курила в зимнем саду с Санти? Кого на этот раз обсудили? Скорее всего, Жанну. Она обеим не нравилась, но горничной больше. И это объяснимо: Санти души не чаяла в нынешней супруге Антона, а в бывшей видела угрозу. Зачем она постоянно таскается в дом? Проведать сына? Да не смешите! Плевать ей на парня. А на бывшего мужа нет. Так и думает, как его обратно вернуть. Чуть что, звонит. Даже по пустякам. И все к себе загород заманивает. Якобы за помощью обращается. С канализацией проблема, Жанна Антона зовет. И он едет, потому что не может отказать матери своего сына. Тем более Ярик тоже в доме бывает, особенно часто летом, в жару.

Мария покинула комнату Василия Ивановича, переоделась в кладовой-гладильной-раздевалке, в общем, бытовом помещении. То была большая комната, переделанная из гардеробной Жанны. Антону и его супруге она не требовалась, их вещи умещались в обычных шкафах-купе.

Когда Мария вышла, услышала звонок. Причем дверной. Решила, что это Владимир, которого в подъезд впустил консьерж. Но, когда открыла, увидела не физиотерапевта, а незнакомую женщину.

– Здравствуйте, я из полиции. Капитан Утесова. – И продемонстрировала корочки.

– Доброе утро… Или не совсем, раз к нам явилась полиция?

– Могу войти?

– Да, конечно. – Мария посторонилась, впуская Утесову. На вид той было около тридцати, среднего роста, стройная. Длинные темные волосы стянуты на затылке. Глаза серые, большие. На прямом носу веснушки. Симпатичная, но очень серьезная.

– Вы супруга Антона Васильевича Рыжова?

– Нет, я домоправительница. Меня зовут Марией.

– Хозяина дома нет?

– На работе. – Она провела капитана в гостиную. В ней вяло прибиралась Санти. Увидев незнакомку, отложила тряпку и с любопытством на нее воззрилась. Мария представила ее капитану: – Наша горничная, Санти.

– Давно вы здесь работаете? – обратилась к ней Утесова.

– Почти два года. А вы кто?

– Из полиции, – и снова сверкнула корочкой. – Значит, вы хорошо знакомы с Глебом Куликом?

– Не очень. Мы почти не общались. Он считал меня не своего поля ягодой.

– А вас? – капитан обратилась к Марии.

– Ее тоже, – ответила за нее Санти. – Он донельзя высокомерный. Мнит себя гением кулинарии. Дипломы, что получил во Франции и Мальте, в кухне вешал, когда тут работал. Была у него еще полка для наградных статуэток. На равных Глеб только с хозяевами общался. А мы все для него были челядью.