У меня в голове мелькает мысль.

Твердо верю, что такие вещи нужно делать в лоб. Поэтому, как только он заканчивает разглаживать грязь на моей руке, я поворачиваюсь и начинаю снимать рубашку.

– Ава? Что ты делаешь?

– Я покажу тебе себя, если ты покажешь мне себя, – говорю я ему, снимая рубашку. – Давай все обсудим, ладно?

Хватит гадать и строить предположения. Я увижу, что его член будет нормального размера, и перестану пялиться на него. Он увидит меня голой и поймет, что я должна сбросить фунтов пятнадцать-двадцать. К тому же, я вся в укусах насекомых.

Мы посмеемся друг над другом, а потом напряжение между нами пройдет. Конец истории.

Глава 12

Рафаэль

Она снимает рубашку. Матерь Божья. Ее грудь едва прикрыта кружевами почти такого же цвета, как ее кожа. У нее соски размером с ластик, которые едва прикрыты швом в ткани, а сочная плоть выглядит так, будто готова вырваться из своих оков. Когда вся кровь отливает к югу, я раскачиваюсь, как марионетка, у которой только что перерезали веревочки. Не могу ни ходить, ни говорить. Я могу только смотреть.

Мои брюки такие узкие, что я боюсь упасть в обморок от потери крови.

Облизываю пересохшие губы, представляя, каково было бы взять в рот один из этих толстых сосков и провести языком по темному ареолу. У меня зудят руки, чтобы обхватить ее груди и посмотреть, не переполняют ли они мои собственные большие руки.

Я вытираю рот тыльной стороной ладони, забыв, что она покрыта амазонской грязью. Когда скользкий песок покрывает мои губы и язык, я выхожу из транса, вызванного похотью. Призываю образ последней женщины, к которой я прикасался. Увидеть ее кровь, услышать ее крики. Вспомнить ужас, страх и отвращение, которые носили все вокруг меня. Сплюнув песок на землю, я хватаю ее рубашку и пихаю ей.

– Какого черта ты делаешь? Надень это.

– Нет, у нас все будет прямо здесь.

Ава отдергивает руку, и от этого движения ее груди трясутся.

Если это возможно, Годзилла раздувается еще больше. Между нами раздается угрожающий грохот. У нее расширяются глаза, когда она понимает, что это от меня. Я встряхиваю рубашку перед ней. Мое желание к ней пересиливает стыд и отвращение к себе.

– Надень это, – произношу я каждое слово, чтобы не ошибиться.

– Нет.

– Да.

– Раф, ты ведешь себя, как девочка, у которой никогда не было секса, – шутит она.

Я замираю на секунду, но она видит. Она видит мою нерешительность, и понимаю, что в ту же минуту она соединяет все точки, потому что у нее расширяются глаза, а рот образует идеальный гребаный круг. Не тот, в который я мог бы засунуть свой член.

– Срань господня, – выдыхает она. – Как это возможно? Посмотри на себя. Ты великолепен. Имею в виду, у тебя наверняка были предложения? Это религиозная причина? Ты монах? Как монах-воин?

Я бросаюсь на нее, но с моим подбитым глазом и забытой лужей грязи, которую использовал, чтобы намазать ее, у своих ног, недооцениваю расстояние и скольжу. Девушка хватает меня, но тоже теряет равновесие. Прижав ее к себе, я изгибаюсь так, чтобы ее хрупкая незащищенная обнаженная кожа не касалась грязи, камней или ветвей. Когда она обвивает ногами меня вокруг талии и кладет руки мне на грудь, чтобы выпрямиться, я почти кончаю.

Я – сухой трут посреди пустыни в полдень, а она – искра. Все мое тело охвачено вожделением, а мой разум задыхается от желания. Это единственное объяснение, почему я запускаю грязную руку в ее темные волосы и грубо притягиваю к себе.

Ава вскрикивает от удивления, когда наши рты встречаются, но ее губы приоткрываются, и она высовывает язык, чтобы облизать мои губы. Я открываюсь под ее натиском. А потом не могу вспомнить, кто, что начал, помню только, что ее рот влажный и горячий, а язык агрессивный.

Широко открываю рот, будто таким образом я могу высосать из нее каждую унцию удовольствия. Проведя языком по каждой губе, погружаюсь внутрь, чтобы погладить внутреннюю сторону ее щек и нёбо ее рта. Я провожу языком по ее губам, словно татуируя вкусовые рецепторы ее ароматом.

И она целует меня.

Снова и снова просовываю язык ей в рот. Девушка обвивает мой язык своим маленьким язычком, облизывая меня с каждым движением. Схватив Аву за задницу, я передвигаю ее, пока ее киска не трется об мой член. Знаю, он огромен. Знаю, могу разрубить ее пополам, пытаясь проникнуть в ее тело, но, Боже, я хочу этого.

Больше всего на свете мне хочется сорвать с нее штаны, раздвинуть ноги и погрузиться в то, что, как я предполагаю, будет самым горячим, плотным и влажным в мире.

«Отстань от нее!» – кричу я себе, но мой разум сейчас не контролирует ситуацию. Все мысли о проклятии, о боли, которую я причинил в прошлом, о предостережениях моей матери, о побоях, которые она нанесла, чтобы заставить меня выучить уроки, смешиваются с кровью, тяжело бьющейся в моих венах.

Мой член натягивает молнию, а девушка извивается. Я не отпускаю ее ни на минуту, потому что знаю, если это сделаю, она отскочит и посмотрит на меня, как на урода. Хотя умираю от желания лизнуть ее соски, которые затвердели в тугие точки, и сверлят дыры в моей груди. Больше всего на свете я хотел бы, чтобы она села своей голой щелью мне на лицо, и я мог ее попробовать на вкус. Несмотря на все это, я не остановлюсь. По какой-то причине она находится в состоянии похоти, и я держу ее там.

Она стонет у моего рта, и вибрации, которые она вызывает в моем теле, неописуемы. Пальцы на ногах сводит судорогой, а ноги напрягаются. Я достаточно дрочил, чтобы распознать признаки надвигающегося оргазма, но черт, я не так много знаю о женщинах. Не могу сказать по ее стону, насколько она готова.

Я смотрел порно. Видел, как цыпочки брызгаются на камеру, но знаю, что это дерьмо фальшивое. Фальшивее, чем любовь проститутки. У меня нет достаточного гребаного опыта, чтобы знать, кончит ли она.

Моя неминуемая неудача в попытке угодить ей приносит ясность, которой у меня не было раньше, и которую я не очень ценю. Почему бы мне просто не вонзить нож ей в сердце? Ей было бы легче умереть, чем с дьяволом в моем теле. Я отпускаю ее волосы, но к моему удивлению, Ава не слезает и не отстраняется от меня.

– Прикоснись ко мне, – говорит она хриплым голосом. – Я умру, если ты этого не сделаешь.

Внутри меня происходит конфликт. Она очень мне нужна, что в этом плохого? И я кладу руку ей на спину.

– Не здесь.

Схватив меня за руку, она кладет себе на пояс. Может, я и неопытен, но не глуп. Дрожа, я вытираю грязь об штаны. У нее кожа на ощупь кажется мягкой и очень голой.

– Продолжай, – шепчет она, когда я останавливаюсь там, где обычно у женщин растут волосы.

Я не встречаю никакого сопротивления; никакого мягкого гнездышка, только голая, голая кожа.

Может, я в порно. Возможно, я снова на острове, и мне снится сон о шпионских играх и взрывающихся самолетах, о великолепной женщине, которая хочет, чтобы я ее трогал. По крайней мере, на это указывает девушка из сна. Это должно быть, сон. Должен. Потому что это чертовски хорошо.

Я закрываю глаза, чтобы продолжать видеть сны и забыться, и позволяю себе скользнуть пальцами ниже, изгибая их между ее мягкими бедрами. Она промокла насквозь, и так легко вдавить в нее палец.

Мы резко втягиваем воздух, когда я толкаю в нее свой длинный палец, и стонем, когда он погружается внутрь неё.

– Еще, – выдыхает Ава.

Я проталкиваю еще один палец в ее влажные горячие глубины, и когда она кивает, использую еще один. Третий встречает сопротивление, но Ава сдается, и ее стены смягчаются, чтобы принять меня. Прижав ладонь к ее клитору, я медленно просовываю пальцы внутрь. Девушка стонет, дрожит и шепчет что-то ободряющее.

Это всего лишь мои пальцы. Просто прикоснусь к ней пальцами. Больше ничего, и она будет в безопасности.

– Да, прямо здесь. О, Раф, это так приятно.

Я нагибаюсь, целуя ее в подбородок, и ее длинную изящную шею, спускаясь к эротическому изгибу, где шея переходит в плечо. Чувствую, как ее стенки сжимаются и пульсируют под моими пальцами. Сама она потирает мою грудную клетку – это своего рода удовольствие.