До сих пор не могу понять, почему в Киеве в течение всего лета терпели пребывание представителя советской мирной делегации. Всё лето на Бибиковском бульваре провисел этот отталкивающий флаг узаконенного беззакония, эта красная тряпка – символ легализации бандитизма, при одном виде которой в памяти болезненно оживляется всё то безобразие, весь тот ужас, в котором тонут несчастные Москва и Петроград. Совершенно случайно вспомнил один случай с этим самым Раковским, про который рассказывал мне Томилов, когда я еще был в Киеве. Во время ранения Ленина 3 офицера Астраханской армии в погонах и со своими шевронами пришли к Раковскому и начали выражать соболезнование по случаю этого ранения. Тот возмутился и почти крикнул: «Что это за издевательство». Они ему ответили: «Обождите, мы еще не всё сказали. Когда будет убит Троцкий, мы тоже придем выразить свое сочувствие», – и с этими словами удалились.

16.11.1918. Ездили в хутор Романовский на хозяйской лошади за керосином. Со вчерашнего дня опять стало тепло и даже, можно сказать, жарко. Такая погода очень сильно, как я уже раньше говорил, напоминает весну. Солнце очень ярко светит, по дороге ходят и перелетают грачи, распевают какие-то птички, которые похожи на наших жаворонков, и даже в атмосфере чувствуется какая-то весенняя влажность и мягкость. Прямо удивительно, какие дни бывают здесь уже глубокой осенью; до сих пор еще без настоящих дождей и невольно сопровождающей их грязи, так что пока здешнюю осень можно назвать приятной и не такой надоедливой как у нас. Несмотря на то, что мы во время командировки проели, кроме казенных суточных 3 руб. 24 коп., больше 350 руб. своих денег, мы питались в общем не так уж хорошо и в разных местах ели разную дрянь. Результаты этого теперь сказываются, и мы с Андреем получили солидное расстройство желудка. Я от этого нездоровья избавляюсь очень быстро тем, что ем всё что попало, не обращая на желудок никакого внимания. Такое лечение, вообще говоря, нельзя назвать правильным, но в применении ко мне оно пока что оказывается действенным. Андрей же, несмотря на некоторую диету и лекарства, собирается проболеть подольше.

17.11.1918. Полученное для нашей батареи имущество складывают теперь в крепости в сарай, у которого поставлен караул. В караул ходят пока только одни офицеры. Сегодня мы попали на это дежурство, но Андрей подал рапорт о болезни, так что я ушел с другим в этот караул, а он остался дома дежурить по ватер-клозету. Публика в карауле вся своя, так что чувствуешь себя довольно свободно, хотя стоять на посту весьма надоедливая штука. Невольно вспоминаешь, как стоял в школе на посту, и чувствуешь неизгладимую разницу между тем и этим. У подпоручика Яшке всё еще держится высокая температура, и он начал чувствовать себя настолько неважно, что его отвезли сегодня в войсковую больницу. Хотя говорят, что у него нет ничего опасного и что это только испанка в довольно сильной форме, но у меня такое чувство почему-то, что он больше не выздоровеет. Хотя я считаю себя свободным от всяких примет и предчувствий, но тут я почему-то вспомнил умершего пленного турка, которого дня за 2 до смерти, тоже отвезли в эту самую больницу, и здесь мне тоже безо всяких по-видимому оснований показалось, что бедного Яшке постигнет та же участь.

18.11.1918. 16 числа был год со времени разгрома нашего имения и имения Андрея. Нечего сказать, приятная годовщина этого гнусного и чисто разбойничьего темного события. В прошлом году я, как и многие другие в это время, думал, что это позорное большевицкое правительство продержится очень недолго и вместе с ним наступит конец разным «углублениям революции» и тому подобным безобразиям. Я вспоминаю теперь, как Оля год тому назад говорила, что она предчувствует, что так легко всё это не окончится и что настанет страшное гонение и резня интеллигенции. Тогда я почему-то не думал, что положение в России дойдет до такого кошмара, и пробовал успокоить ее в этом отношении, соглашаясь отчасти с мнением большинства, которые говорили про создавшуюся обстановку так: «Чем хуже – тем лучше». Но делалось хуже и не становилось лучше, и это постоянное «хуже» не влекло за собою конца. Теперь невольно соглашаешься с ее предчувствиями, которые довольно редко ее обманывали, в чем я уже имел случай не раз убеждаться за это время. Мне вспоминаются следующие слова А.К. Шеллера: «В жизни, как в море, нередко случаются внезапные бури, смущающие ее будничный покой. Мы приходим в замешательство, спешим отстоять себя, бросаемся из угла в угол, сталкиваемся с близкими, воюем за свое существование, теряем рассудок… Но вот, мало-помалу буря стихает, ее следы исчезают, мы успокаиваемся и хладнокровно осматриваемся кругом. Кое-что из нашей прежней обстановки погибло, кое-что надорвалось и в нас самих; но наступившая тишина все-таки дает нам возможность плыть дальше и с обломанными мачтами и с попорченным рулем и с ослабевшими силами, – и мы пускаемся в путь».

19.11.1918. В 5 часов утра умер в больнице Николай Николаевич Яшке. От чего он умер, так и неизвестно: одни говорят, сыпной тиф, другие – испанка в сложной форме. Человек он был совершенно не приспособленный к самостоятельной жизни. Постоянно нуждался в посторонней помощи, ничего не умел сам для себя сделать. Умер он 37 лет от роду, и до самой своей смерти не знал за всю свою жизнь ни одной женщины, о чем он сам несколько раз говорил в минуты откровения. Он был уроженец Москвы, и мы не раз мечтали с ним о том, как мы попадем туда с Добровольческой армией. Он всё время говорил о том, как мы в ресторане «Прага» будем есть белорыбицу. И тут глупая простуда и слепой случай унесли его в могилу. Смерть его вообще как-то неприятно подействовала на меня, и, кроме того, жаль его как человека. Но «живя на кладбище, всех покойников не оплачешь», и потому такому настроению поддаваться не приходится.

20.11.1918. Около 12 часов состоялись похороны Николая Николаевича. Все офицеры нашего полка и часть солдат шли за гробом в строю с винтовками под звуки похоронного марша, и я, конечно, в том числе. Хоронили его с соответствующими почестями за счет офицерства нашей батареи. На кладбище, при опускании гроба в могилу, был дан троекратный ружейный залп. С кладбища мы возвращались тоже строем, причем с места пошли под шумный и веселый марш. Довольно странный обычай возвращаться с кладбища с веселым маршем. Несмотря на то, что похоронный марш оркестр исполнил довольно плохо и идти под него, не сбиваясь с ноги, было очень трудно, тем не менее, как говорили полковники, мы шли очень прилично, причем видна была известная сколоченность.

21.11.1918. На этих днях вернулся из Анапы поручик Пиленко59, командированный туда к себе домой за вином. Получили мы с Андреем по 3 бутылки белого и красного вина. Вино это очень молодое, нельзя назвать его очень хорошим, но все-таки немножко выпить было довольно приятно. Довольно печальный случай получился из-за этого вина с прапорщиком Добровольским. Он довольно основательно подвыпил и в таком состоянии появился на вечере в хуторе Романовском. Номеров он там никаких не выкидывал, так как его довольно быстро оттуда отправил кто-то из офицеров домой. Тем не менее, это дошло до командира, который арестовал его на 7 суток и отправил в Екатеринодар на гауптвахту. Дело это может принять еще более серьезный оборот, так как не особенно давно был приказ генерала Деникина о том, чтобы офицеры, замеченные в нетрезвом состоянии в общественных местах, подвергались строгим взысканиям, вплоть до разжалования в рядовые. Если этот случай окончится только 7 днями ареста, то можно сказать, что Добровольскому не мешает немного посидеть, потому что он, как человек и как офицер, вполне заслуживает такого с ним обращения, не за этот именно случай, а во всех других отношениях. Печален только тот факт, что кто-то из младших офицеров донес официально командиру об этом случае на вечере.

22.11.1918. По газетным сообщениям, большевики в данное время направляют главные свои усилия на борьбу с Донской и нашей армиями. В этих районах они сосредотачивают довольно крупные силы. Но изо всех этих усилий у них ничего не получается. Донцы за последнее время одерживают довольно крупные победы: забирают в плен много красных и захватывают много технических средств и снаряжения. Кроме того, некоторые части красных на этом фронте целиком уничтожаются. Наша армия на Ставропольском направлении тоже ведет с ними очень успешную борьбу и наносит им очень чувствительные удары. Дела в общем обстоят хорошо. Было бы значительно веселее, если бы помощь от союзников подходила бы быстрее, а то пока что это всё идет медленно.