Они нон-стопом целуются под играющую на фоне «Beautiful Mess»; Кристиан Костов поёт, что «Мне больше ничего не нужно», и Тэхён с ним в этом полностью, полностью согласен.

- - -

* — BVNDIT - «Dumb» («Дурачок») —> Песня из названия

* — Сьюзан Майер (позднее Сьюзан Дельфино) — героиня американского трагикомического сериала «Отчаянные домохозяйки» (2004 - 2012 гг.), сыгранная Тери Хэтчер. В первых сезонах предстаёт зрителю как разведённая женщина с дочкой-подростком, постоянно влипающая в неприятности и отвратительно готовящая макароны с сыром.

========== TWELVE - Lovesick Boys ==========

Комментарий к TWELVE - Lovesick Boys

ОМОЙБОГ, Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ТАК ПЛОХО! Учёба доконала, всё доконало, но я постепенно выбираюсь из этой импровизированной творческой ямы. Что у вас нового? В последнее время мы не болтали под главами, так что мне нужно знать! :( Лично я в период своего долгого отсутствия дико упоролась по Версусу и, как следствие, Оксигною и Ваняцесту, что натолкнуло меня на идею о фанфике про баттл рэперов — какие-нибудь Намджины/Юнми/Вигу, в котором один из них — мега андеграунд, а другой выступает на корпоративах и по ТВ 🤩 В любом случае, для начала хотелось бы разобраться с уже действующими работами, а в качестве извинений за долгие проволочки выкладываю вбоквелл (хотя он, собственно, и стал причиной моего отсутствия — вы вообще знали, что переписывать полный обзор нужно целое дохрена времени, донт ю?)

Саранхэ, и всё такое ~

Бессмысленно лечить насморк, когда болеешь гриппом

(Юлик)

***

— Чимин.

— Юнги.

Они кивают друг другу и синхронно уводят взгляд в пол.

— Зачем ты позвал меня сюда? — начинает Чимин, поначалу даже сохраняя некое подобие спокойствия, в конце предложения, впрочем, всё равно срываясь на хрип. — Если ты ещё не понял, я выхожу из игры. Мне надоело делать вид, что мне всё равно.

— Контракт. Ты должен поставить подпись, чтобы подтвердить то, что согласно пункту тридцать пять на двенадцатой странице имеешь полное право уйти от меня, которым и хочешь воспользоваться в кратчайшие сроки. Согласно договору ты можешь жить в квартире, сколько душе угодно, а если захочется, то и продать её к чертям собачьим — жилплощадь целиком и полностью записана на тебя. Твоя кредитная карта останется незаблокированной: многие переживали об этом, поэтому говорю сразу — я всё-таки не такой говнюк, чтобы обдирать несчастных деток до последней нитки.

Сколько же раз он, интересно, проговаривал эту речь? Сколько раз менял местами слова, на каком парне или девушке вызубрил её от «контракта» до «детки»? От этих мыслей становится ещё гаже: Чимин прилагает большие усилия, чтобы не заорать «хватит» и не выбежать из кабинета своего хёна, пугливо поджав хвост.

— Да подавись ты своими деньгами, папочка! — взрывается он, намеренно произнося последнее слово, заставляя Юнги поморщиться, как от зубной боли. — Я ничего не возьму из твоих рук.

Старший кажется действительно удивлённым, впрочем, он быстро сменяет растерянность на раздражение:

— Не дури. Проглоти разок свою гордость, оставь себе то, что принадлежит тебе, окончи универ и живи той жизнью, которой ты достоин.

— Как в рекламе шампуня? — Чимин невольно улыбается, ладонью пряча обнажённые зубы — его личный пунктик и бесконечный повод для комплексов.

— Ага, — Юнги вздёргивает бровь и отодвигает его руку, заставляя младшего смущённо потупиться. — И, ради всего святого, хватит прятать улыбку: ну подумаешь, не носил брекеты в средней школе, ты и без них очень даже ничего. Однако.

Повисает тишина, но не неприятно-напряжённая, а какая-то уютная, безмятежная, отчаянная, что ли? Такие паузы приходят в диалог вместе с прощанием, когда провожаешь кого-то в долгое путешествие и предлагаешь посидеть на чемоданах перед тем, как приедет такси. Потом наступит этап нелепых поцелуев в щёчку и таких скромных, но столь искренних слов о том, что все будут скучать.

… Потому что правда будут. И поэтому прощания и придумали, собственно. Люди должны знать, что когда уйдут, их будут помнить, и совершенно, совершенно точно ждать.

— Что ж, — начинает Чимин после того, как пару раз взмахнул ручкой и оставил росчерки в нужных местах. — Тогда… Я пойду? — и невыносимое, душераздирающее желание остаться вкупе со смертельной усталостью от вечных американских горок в их отношениях.

— Да… — Юнги широко раскрывает глаза и внезапно хлопает себя по лбу. — Но я чуть не забыл отдать тебе кое-что… — с минуту копошений во многочисленных ящиках, находящихся в кабинете, на свет божий является какой-то железный чемодан — похожий был у дяди Чимина и предназначался для покера.

Неужели он собирается подарить ему карточную игру на прощанье? Так странно, но так в его стиле.

— Вот, — старший с какой-то надеждой в глазах водружает на свой стол кейс.

— Ну и что это?

Чимин делает слабое движение в сторону таинственного чемоданчика, но в последнюю секунду останавливается, нерешительно зависая на месте.

Юнги выглядит нервным, с каплей грустинки во взгляде, но вместе с тем есть в нём что-то такое… Живое? Человечное?

Всё это время он казался куском железа, о который бейся, сколько влезет — ничего не произойдёт: скала останется непоколебимой, чёртик не выскочит из коробочки. Но сейчас в его взгляде мелькает усталость, простая заёбанность и некое понимание «детки». От него уходят не в первый, и, вполне вероятно, не в последний раз.

Потому что это изматывает.

Потому что рано или поздно действующая детка влюбляется, находит нормальную работу и понимает, что спать с богатым мужиком за деньги, в сущности, довольно мерзкая и изначально утопичная идея.

Они все взрослеют.

Они все понимают.

Они все уходят.

А Чимин цепляется взглядом за проступившие венки на руках и понимает, что он не уйдёт. Что он не измотался, не понял и так и не нашёл кого-то столь же необычного, как Юнги.

— Почему ты… — он не успевает и слова вставить, когда на него налетает ураган «Виктория» в виде одного обезумевшего от прилива нежности парня.

— Ты идиот, господи, какой же ты идиот, — Чимин смеётся от внезапного осознания того, какие же они оба дебилы, не умеющие разговаривать. — Можешь тупить, изменять — хотя даже не думай, член откушу, — но я не уйду от тебя, папочка, даже не надейся!

Юнги поднимает на младшего взгляд, и впервые за всё их знакомство Чимин замечает в нём неподдельное удивление. Не просто вздёрнутые брови и непонимание, а именно что максимальную поражённость, будто у него был чёткий план того, как пройдёт их встреча, и в какой-то момент всё скатилось в тартарары.

Пара секунд — и бледные, как никогда холодные руки опускаются на оголённые плечи Чимина: он как чуял, надел кофту с прорезями в руках. Она, к слову, является довольно-таки символичной для них обоих; он приобрёл её в Японии, куда они съездили с Юнги на неделю пару месяцев назад — у него была конференция, а естественные потребности, что называется, нужно было как-то удовлетворять.

Впрочем, о кофте: Юнги тогда посмеялся, сказав, что она делает и без того феминного Чимина ещё более женственным, а потом у них был до тошноты нежный секс на огромной кровати номера в «Халекулани Окинава»*. Прорези невероятно триггерили старшего, и Чимин слукавит, если скажет, что надел её просто потому, что она была первой вещью, выпавшей из гардероба.

— Посмотри… в… кейсссс, — последнее слово Мин буквально шипит, откидываясь на кресло — Чимин склоняется над его шеей и начинает слизывать капельки пота, скатывающиеся по заметно влажной коже: в кабинете всегда душно, как в аду, и младший никак не может взять в толк, почему миллионер зажлобился купить сюда нормальный кондиционер.

— Не буду я смотреть в твой сраный кейсссс, — передразнивает тот, фиксируясь на чужих коленях и заглядывая старшему в глаза. — Итак, я остаюсь?

— Если хочешь, — Юнги привычно закрывается в панцирь из пофигизма и напускной развязности, но после, чуть помедлив, неловко добавляет: — Я бы хотел, чтобы ты остался.