— Уф, теперь я не удивлён, что этот Чанёль — своего рода Волан-де-Морт для ложи хранителей. Но зачем ему хронограф, если он и так мог им пользоваться наравне со всеми путешественниками во времени? С чего бы ему вдруг портить отношения с теми, кто, по идее, отвечает за его безопасность?

— По идее. Официальная позиция ложи такова, что Чанёль — эгоистичный молодой юноша, который по незнанию и глупости угробил миссию всей их жизни, но мне кажется, тут дело не только в глупости, вернее, совсем не в ней. Понимаешь ли, мне почему-то совершенно иррационально кажется, что Чанёль имел какие-то основания не доверять ложе, из-за чего, собственно, и укрылся с хронографом хрен пойми где. Согласись, на фоне массовости поисков, которые продолжаются до сих пор, вариант того, что он сделал это просто ради того, чтобы нарушить ещё парочку правил в прошлом, не выдерживает никакой критики.

— «Не доверяй нефриту», — процитировал Чимин, и на вопросительный взгляд пояснил: — Это было в одном из видений, — про часть с алмазом он тактично промолчал. — Это же Чон Хосок?

— Да, нефрит — это его камень, — подтвердил Джэхён, после чего внезапно, поджав губы, склонился в его сторону, сгибаясь пополам и как-то отчаянно обнимая за плечи, утыкаясь носом куда-то в ключицу. — Пожалуйста, будь осторожен. Ты невольно стал частью огромного механизма, и если раньше я игнорировал это, потому что был ослеплён навязанными мне идеалами, то сейчас я как никогда понимаю, насколько высоки ставки в этой игре. Подумай дважды, прежде чем ввязываться во что-то не регламентированное: я не хочу, чтобы тебя стёрли из истории, как это случилось с Чанёлем.

— Я буду, — клятвенно заверил его Чимин, изо всех сил обнимая в ответ.

Какое-то время они молча сидели в душном закутке, переплетясь друг с другом конечностями и наслаждаясь не хватавшей обоим близостью. Что ни говори, но обе омеги страдали своего рода тактильным маньячеством, из-за чего испытывали почти физическую боль от невозможности спонтанно обняться всё это время.

Когда они вылезли, изрядно потрёпанные и в пыли, энное количество времени ушло на то, чтобы привести себя в порядок. По спуску в столовую они выяснили, что пропустили весь ужин, и пришли уже к самому его завершению, но заботливый дворецкий Сонхва припас им основное блюдо и даже часть десерта. Реакция на их очевидное примирение была разной: Сана недовольно скривилась, явно бесясь от того, что теперь являлась единственным человеком, глубоко обиженным на Чимина; её муж, Мингю, вопросительно смотрел на жену, пытаясь угадать основную её эмоцию, чтобы тут же скопировать и «не злить». Бэкхён с Тэмином показали им два больших пальца, Джису — бывшая жена их ветреного дяди, оставшаяся с ними по причине финансовой зависимости, — приветливо улыбнулась, и даже миссис Чон удивлённо приподняла брови, впрочем, более никаких эмоций не демонстрируя.

— Думаю, юные господа вполне могут поесть наверху, — вывел всех из для кого-то приятного, а для кого-то — невыносимо досадного удивления Сонхва. — Пожалуй, мне следует собрать им подносы, — с этими словами он степенной походкой направился на кухню, уже у самой двери сообщая, что принесёт их ужин прямо в комнату Чимина, потому что, «как мне кажется, юные господа хотят поговорить перед сном».

Чимин благодарно улыбнулся ему в спину, и, словив презрительный взгляд тёти Саны, наконец-то поймал себя на мысли: «А жизнь-то, мать её, налаживается».

— Чимин, пойдём, — потянул его за рукав Джэхён. — Заодно расскажешь мне ещё кое о чём очень интересном, — понизив голос, заговорщически дополнил он.

Заинтригованный вопросом Чимин подумал, что Джэхёну хотелось узнать что-то о прошлом, раз уж он сам туда не попал, и, пока они добирались до его комнаты на последний этаж, мысленно перебирал в голове всё самое любопытное и захватывающее, что произошло с ним и Юнги за ту единственную элапсацию, которая прошла не в подвале с семью замками, куда не заглядывали, кажется, ни в какое время.

Немного покопавшись в своей памяти, омега пришёл к выводу, что ему нужно рассказать Джэ, пожалуй, даже слишком много: как же, всё-таки, его радовало то обстоятельство, что они наконец-то примирились с мыслью о том, что один — путешественник во времени, а другой — нет.

Однако же, внезапный вопрос Джэхёна огорошил и моментально вогнал в краску не готового к нему омегу.

— Чимин-а, — начал он, пристально глядя в глаза кузена, — что тебя связывает с Мин Юнги?

***

Чимин находился на смотровой башне с огромными часами: пространство вокруг погрузилось в пурпурно-розовый туман, кажется, время было на стыке заката и уходящего дня — первое ещё не произошло, а второе уже проходило. В лицо бил прохладный, если не ледяной ветер, уши закладывало от огромной высоты и какого-то непонятного гула — словом, ощущения были так себе, на два из десяти.

Попытавшись осмотреться, он предпринял осторожную попытку оторваться от стены, к которой до сих пор неосознанно прижимался, и прерывисто вскрикнул: пол под ним начал дрожать и осыпаться вниз. Стоило ему в панике замереть на месте, и всё прекратилось, но как только он вновь попытался двинуть ногой, старое покрытие снова пришло в движение, грозясь провалиться вниз вместе со своей ношей.

— Вот дерьмо! — бессильно выругался Чимин, но, не найдя ничего лучше, чем просто продолжить стоять и смотреть, что будет дальше, с силой стиснул зубы, слыша неприятный скрип.

Где-то закаркали вороны: спустя считанные секунды Чимин смог увидеть их полёт вокруг башни. Они не приближались к нему, не делали попыток изменить траекторию и улететь. Нет. Они просто кружили вокруг и каркали, каркали, медленно разжигая в душе животный, панический, всепоглощающий страх.

— Хватит! Прекратите! — в конце концов не выдержал Чимин, срываясь на крик.

Бесконечное карканье деморализовало, гул усиливался, а до этого предзакатное небо окрасилось кроваво-красным. Внезапно стройные ряды ворон разбавил орёл, держащий в клюве что-то, смутно похожее на тысячелистник. С до наглости сильной уверенностью он схватил соседнюю птицу, впившись ей в бок. Ворона уже не каркала — кричала. Тысячелистник упал к ногам Чимина.

Тут же, откуда ни возьмись, послышалось громкое тикание часов: наученный горьким опытом, Чимин не стал отрываться от стены, чтобы идентифицировать источник звука, но предположил, что это — гигантский циферблат позади него, который он заприметил ещё в самом начале.

От парализовавшего его ужаса он, еле сглатывая ком в горле, начал неспокойно отсчитывать количество ударов, чтобы как-то подуспокоиться.

Один, два, три.

Тиканье замолкло, но лишь за тем, чтобы через полминуты раздаться снова.

Один, два, три…

На этот раз оно дошло до шестнадцати. Тем временем орёл, успевший изрядно потрепать ворону, неохотно отпустил свою добычу, устремляя взор карих, почему-то кажущихся донельзя человеческими глаз на обомлевшего Чимина. С последним тиком на короткое мгновение наступила подкупающая тишина: непонятный гул стих, вороны замолчали, и у Чимина на секунду появилась надежда, что всё обойдётся.

… Но в это же мгновение, стоило ему облегчённо вздохнуть, как шаткая поверхность, на которой держалась некая терраса, где и стоял Чимин, вне зависимости от его телодвижений начала грохотать и трескаться. Омега с затаённым страхом наблюдал, как пол по камешку отваливался от основного крепления, и летел в тартарары — даже не нужно было смотреть, чтобы понять, что высота была адской.

… С крушением последнего камешка Чимин, издав душераздирающий крик, сорвался вниз.

- - -

* — Beaucoup plus — Намного больше (франц.)

* — Киокусинкай (яп. 極真, «высшая истина»), — стиль карате, основанный Масутацу Оямой в 1950-х годах. Считается одной из самых трудных и жёстких разновидностей карате.

* — Крав-мага (ивр. ‏קרב מגע‏‎ — «контактный бой») — разработанная в Израиле военная система рукопашного боя, делающая акцент на быстрой нейтрализации угрозы жизни. Система получила известность после того, как была принята на вооружение различными израильскими силовыми структурами.