— Кто-нибудь понял, что произошло? — недоуменно хлопает глазами Тэ, пока Чимин наливается красным от ярости.
— О да, — чеканит он, на ходу вытаскивая зонт (в Египте и летом, казалось бы, оптимизму арабов можно только позавидовать) из подставки у одной из кроватей.
И всё бы ничего, но с таким замахом и жаждой крови в глазах даже невинный зонтик с изображением свинки Пеппы — ещё один реверанс в сторону местной изобретательности, заставляющий надеяться, что сей артефакт не был отобран у какой-нибудь несчастной арабской девочки, — выглядит, как потенциальное орудие убийства.
— Чимин, стой! — очухивается Тэхён, перехватывая друга у двери и получая болезненный тычок в бок. — Я обещал, что мы не будем его бить!
— Но я-то ничего не обещал!
— Резонно, — вынужден согласиться Тэ, и эти бесценные секунды, на которые его хватка на чужой талии чуть ослабевает, Чимин не теряет зря.
Выворачиваясь, подобно ужу, и устремляясь прямиком на ресепшн, почти что в ста процентах случаев самый гуманный человек на свете озвучивает свои претензии на матном корейском всему коридору, не забывая для убедительности потряхивать зонтиком, аки алебардой. В ходе этих речей, к слову, друзья наконец-то понимают, от чего так взбеленился Чимин, и каким образом «странная вода в душе» связана с невнятным бормотанием про канализацию…
***
Очевидно, избитые зонтиком и услышавшие о себе много нового администраторы отеля, состоящие из одного с половиной калеки и странной бабушки с какой-то манией, задаются целью во что бы то ни стало загладить вину перед корейскими гостями. Чимину искренне хочется верить, что из чувства глубокого и всепоглощающего стыда, но тут дело, скорее, в том, что многоуважаемая администрация вспомнила о существовании онлайн-отзывов и их влиянии на посещаемость отеля.
Пресмыкание и фальшивые улыбочки достигают своего пика, когда им наспех прибирают и с торжественным видом открывают двери в забронированный люкс, что, впрочем, не сильно влияет на общий настрой, до того все измучены установившейся в воздухе духотой и бесконечными распри. Чимин с кисло-вялым выражением лица плюхается на диван с видом на пирамиды, отрывисто посылая парня на М в жо… администрацию, Юнги с нечитаемым взглядом осматривает простыни на предмет пятен, а Тэхён с Чонгуком в обнимку заваливаются на кровать.
Впрочем, мгновение блаженного отдыха от суеты сует так и остаётся мгновением; уже через пару секунд им осторожно напоминают про экскурсию на пирамиды, на которую они записались, и путешественникам-недоучкам приходится со стоном отрывать свои туши от мягких поверхностей.
… Уже находясь в аэропорту, буквально в паре шагов от долгожданной родины, на которой никто не будет втюхивать им папье-маше в форме Тутанхамона на арабском, все единодушно соглашаются, что вышеобозначенная экскурсия была самой приятной частью визита в Каир.
Удивительно, но им под такую лавочку даже нашли корейского экскурсовода, и Чимин правда не хотел знать, где они его откопали. Жара, казалось, прошибала каждую клеточку их организма, а экскурсовод (кажись, Расул, как оказалось, учивший корейский в университете) насмешливо увещевал, что это им ещё повезло. Мол, для Египта такие температуры — лёгкая прохлада. На каждое такое заявление друзья кидали в него негодующие взгляды, которые Расул стойко пропускал мимо себя. Так или иначе, если кто и заслуживал сочувствия в той преисподней, куда их забросил то ли случай, то ли Дьявол, то ли Тэхён, так это женщины в парандже, с ног до головы закутанные в чёрную, наверняка плотную ткань.
О вопросах социального неравенства в мусульманских странах думать было решительно грустно, к тому же, Расул бы их не понял. Так что последние часы в Каире были проведены в изнуряющем забеге по достопримечательностям, а когда настала пора паковать чемоданы, компания едва ли не вприпрыжку поскакала в аэропорт.
В какой-то момент им даже показалось, что если бы машина не была доставлена и в этот раз, они бы преодолели расстояние до вожделенного самолёта на чистом энтузиазме: до того сильно хотелось свалить куда подальше от палящего солнца, грязных улиц и наглых арабов. К счастью, в этот раз все, помня о зонтике, всё ещё находящемся в их номере, добросовестно выполнили свои обязательства, и они без проблем доехали до нужного здания.
При виде парочки корейцев (а рейс всё-таки был сеульский) Тэхён даже пускает слезу, пытаясь перепеть незабвенное «Небо славян» с поправкой на азиатов. Получается коряво, да настолько, что Юнги клятвенно обещает выкинуть его телефон с открытым текстом песни в окно. Тэхён обиженно куксится, но горланить перестаёт.
Регистрация и посадка проходят, как в тумане: организованные, методичные действия приводят их в центр летающей махины, где они рассаживаются аккурат на четырёх расположенных рядом креслах. Позади заливается ребёнок лет пяти, но все мужественно терпят, согреваемые мыслью о Сеуле, который теперь как никогда близок и желанен. Лететь не то чтобы мало: все утыкаются, кто во что, и привычно убивают время.
Чонгук с Чимином пытаются обставить друг друга в карты, а потом — шумно и матерно выясняют отношения, когда выясняется, что десять выигрышей Чонгука обусловлены не столько его мастерством, сколько сидящим рядом с Чимином Тэхёном. Юнги пытается спать, что у него (едва ли не впервые) не получается, а потом, осознав бесперспективность своей затеи, от скуки начинает вспоминать школьную программу по физике за десятый класс.
Где-то на шестидесятой задаче, двадцатом сраче на тему «кто шулер» и сто первом закатывании глаз в исполнении Тэхёна, им наконец-то обьявили о снижении самолёта. Всё то время, что они провели в воздухе, сзади происходило какое-то оживлённое копошение, но друзья были настолько поглощены событиями, происходящими в пределах их четырёх кресел, что просто не сочли нужным обратить на это своё внимание. Как видится, зря.
— Что происходит? — начинают перешёптываться передние ряды.
«Пусть даже это окажется бомба, я уже ничему не удивлюсь», — обречённо думает Юнги, когда самолёт приземляется, но никто не спешит выпускать из него пассажиров.
— Пропустите медиков! — просят паникующие стюардессы, и несколько женщин в халатах проходят… аккурат к сидениям позади них.
— У мальчика вирус. Тошнит, вроде, — продолжают перешёптываться в самолёте.
— Слушайте, а это не заразно? — опасливо уточняет Чимин.
Чонгук при этой фразе как-то странно бледнеет.
***
— Господи, как хорошо дома!
— Ребят, мне что-то не очень…
— А воздух-то какой свежий!
— Послушайте, я правда…
— И дышится совсем иначе!
— Серьёзно, ещё немного и…
— Чонгук, да что с тобой?! — в конце концов возмущённо вопрошает Чимин, которого отрывают от традиционного восхищения сеульским воздухом (что особо иронично хотя бы по той причине, что он считается одним из самых загрязнённых в мире — эх, что угодно, лишь бы не хвалить Египет).
— У меня такое чувство… Странное, — в итоге выдаёт младший, неловко откашливаясь.
— Гук-и, может, ты просто устал? — уточняет сердобольный Тэхён.
— Может, но…
— Так, ладно. Потерпи ещё чуток, сейчас мы доберёмся до города, а там дрыхни, сколько хочешь, — отмахивается Чимин. — В принципе, нам осталось-то только пройти контроль и получить багаж.
С этими словами деятельный Чимин тащит их гоп-компанию прямиком к улыбающейся кореянке. Кореянке! Всё то время, что женщина проверяет паспорта, Чонгук как-то странно ведёт себя, то резко бледнея, то облокачиваясь на стойку, то судорожно хватая лёгкими воздух. В момент, когда женщина протягивает их документы обратно, случается непоправимое.
— Добро пожа… — и ровно в этот момент Чонгука тошнит прямиком на протянутые паспорта.
Воцаряется немая пауза. Работница аэропорта растерянно моргает, пока остальные участники сцены пытаются прийти в себя.
— Ну… — поджимает губы Юнги. — Зато мы выяснили, что ребёнок всё-таки заразный.
Звенящую тишину прерывает истерический тэхёнов смех.
